Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 9

Присяжный законовед, стоявший справа от шерифа, перебил его с зловещим равнодушием и произнес:

- Overhernessa. Законы Альфреда и Годруна. Глава шестая.

Шериф продолжал:

- Закон уважают все, кроме разбойников, опустошающих леса, где лани рождают детенышей.

И, словно колокол, вторящий колоколу, законовед подтвердил:

- Qui faciunt vastum in foresta ubi damae solent founinare.

- Отказывающийся отвечать на вопросы судьи, - продолжал шериф, - может быть заподозрен во всех пороках. Он способен на всякое злодеяние.

Снова раздался голос законоведа:

- Prodigus, devorator, profusus, salax, ruffianus, ebriosus, luxuriosus, simulator, consumptor patrimonii elluo, ambro, et gluto.²⁵⁷

- Все пороки, - говорил шериф, - предполагают возможность любых преступлений. Кто все отрицает, тот во всем сознается. Тот, кто не отвечает на вопросы судьи - лжец и отцеубийца.

- Mendax et parricida, - подхватил законовед.

Шериф продолжал:

- Человек, прикрываться молчанием воспрещается, Своевольно уклоняющийся от суда наносит тяжелое оскорбление закону. Он подобен Диомеду, ранившему богиню²⁵⁸

. Молчание на суде есть сопротивление власти. Оскорбление правосудия - то же, что оскорбление величества. Это самое отвратительное и самое дерзкое преступление. Уклоняющийся от допроса крадет истину. Законом это предусмотрено. В подобных случаях англичане во все времена пользовались правом воздействовать на преступника, прибегая к яме, к колодкам и к цепям.

- Anglica charta²⁵⁹

 тысяча восемьдесят восьмого года, - пояснил законовед.

И с той же деревянной торжественностью прибавил:

- Ferrum, et fossam, et furcas, cum alliis libertatibus.²⁶⁰

Шериф продолжал:

- Вследствие этого, подсудимый, поскольку вы не пожелали нарушить свое молчание, хотя находитесь в здравом уме и отлично понимаете, чего требует от вас правосудие, поскольку вы обнаружили дьявольское упорство, вас надлежало бы сжечь живым, но вы, в соответствии с точными указаниями уголовных статутов, были подвергнуты пытке, именуемой «допросом с наложением тяжестей». Вот что было сделано с вами. Закон требует, чтобы я лично сообщил вам это. Вас привели в это подземелье, вас раздели донага и положили на спину, растянув вам руки и ноги и привязав их к четырем колоннам - к столпам закона, - на грудь вам положили чугунную плиту, а на нее столько камней, сколько вы оказались в состоянии выдержать. «И даже сверх того», как говорит закон.

- Plusque²⁶¹

, - подтвердил законовед.

Шериф продолжал:

- Прежде чем подвергнуть вас дальнейшему испытанию, я, шериф графства Серрейского, обратился к вам, когда вы уже находились в таком положении, вторично предложив вам отвечать и говорить, но вы с сатанинским упорством хранили молчание, невзирая на то, что на вас надеты цепи, колодки, ошейник и кандалы.

- Attachiamenta legalja²⁶²

, - произнес законовед.

- Ввиду вашего отказа и запирательства, - сказал шериф, - а также ввиду того, что справедливость требует, чтобы настойчивость закона не уступала упорству преступника, испытание было продолжено в порядке, установленном эдиктами и сводом законов. В первый день вам не давали ни есть, ни пить.

- Hoc est superjejunare²⁶³

, - пояснил законовед.

Наступило молчание. Слышно было только ужасное хриплое дыхание человека, придавленного грудой камней.

Законовед дополнил свое пояснение:

- Adde augmentum abstinentiae ciborum diminutione. Consuetude britannica²⁶⁴

, статья пятьсот четвертая.

Оба, шериф и законовед, говорили попеременно; трудно представить себе что-либо мрачнее этого невозмутимого однообразия; унылый голос вторил голосу зловещему; можно было подумать, что священник и дьякон, представители некоего культа пыток, служат кровожадную обедню закона.

Шериф снова начал:

- В первый день вам не давали ни пить, ни есть. На второй день вам дали есть, но не дали пить; вам положили в рот три кусочка ячменного хлеба. На третий день вам дали пить, но не дали есть. Вам влили в рот в три приема тремя стаканами пинту воды, почерпнутой из сточной канавы тюрьмы. Наступил четвертый день - сегодняшний. Если вы и теперь не будете отвечать, вас оставят здесь, пока вы не умрете. Этого требует правосудие.

Законовед, не упуская случая подать реплику, монотонно произнес:

- Mors rei homagium est bonae legi.²⁶⁵

- И в то время, как вы будете умирать самым жалким образом, - подхватил шериф, - никто не придет к вам на помощь, хотя бы у вас кровь хлынула горлом, выступила из бороды, из подмышек, из всех отверстий тела, начиная со рта и кончая чреслами.

- A throtebolla, - подтвердил законовед, - et pabus et subhircis, et a grugno usque ad crupponum.

Шериф продолжал:

- Человек, выслушайте меня внимательно, ибо последствия касаются вас непосредственно. Если вы откажетесь от своего гнусного молчания и сознаетесь во всем, то вас только повесят, и вы получите право на meldefeoh, то есть на известную сумму денег.

- Damnum confitens, - подтвердил законовед, - habeat le meldefeoh. Leges Inae²⁶⁶

, глава двадцатая.

- Каковая сумма, - подчеркнул шериф, - будет выплачена вам дойткинсами, сускинсами и галихальпенсами, которые в силу статута, изданного в третий год царствования Генриха Пятого, отменившего эти деньги, могут иметь хождение только в данном случае; кроме того, вы будете иметь право на scortum ante mortem²⁶⁷

, после чего вас удавят на виселице. Таковы выгоды признания. Угодно вам отвечать суду?

Шериф умолк в ожидании ответа. Пытаемый даже не пошевельнулся.

Шериф продолжал:

- Человек, молчание - это прибежище, в котором больше риска, чем надежды на спасение. Запирательство пагубно и преступно. Кто молчит на суде, тот изменник короне. Не упорствуйте в своем дерзостном неповиновении. Подумайте о ее величестве. Не противьтесь нашей всемилостивейшей государыне. Отвечайте ей в моем лице. Будьте верным подданным.

Пытаемый захрипел.

Шериф продолжал:

- Итак, по истечении первых трех суток испытания наступили четвертые. Человек, это - решительный день. Очная ставка законом предусмотрена на четвертый день.

- Quarta die, frontem ad frontem adduce²⁶⁸

, - пробормотал законовед.

- Мудрость законодателя, - продолжал шериф, - избрала этот последний час для получения того, что наши предки называли «решением смертного хлада», поскольку в такое мгновение принимается на веру бездоказательное утверждение или отрицание.

Законовед снова пояснил:

- Judicium pro frodmortell, quod homines credensi sint per suum ya et per suum na. Хартия короля Адельстана. Том первый, страница сто семьдесят третья.

Шериф выждал минуту, затем наклонил к пытаемому свое суровое лицо:

- Человек, простертый на земле...

Он сделал паузу.

- Человек, слышите ли вы меня? - крикнул он.

Пытаемый не шевельнулся.

- Во имя закона, - приказал шериф, - откройте глаза.

Веки допрашиваемого по-прежнему оставались закрытыми.

Шериф повернулся к врачу, стоявшему налево от него.

- Доктор, поставьте ваш диагноз.

- Probe, da diagnosticum, - повторил законовед.

Врач, сохраняя торжественность каменного изваяния, сошел с плиты, приблизился к простертому на земле, нагнулся, приложил ухо к его рту, пощупал пульс на руке, подмышкой и на бедре, потом снова выпрямился.

- Ну как? - спросил шериф.

- Он еще слышит, - ответил медик.

- Видит он?

- Может видеть.

По знаку шерифа судебный пристав и жезлоносец приблизились. Жезлоносец поместился у головы пытаемого; судебный пристав стал позади Гуинплена.