Друзья и враги Анатолия Русакова

История превращения избалованного мальчишки в великовозрастного стилягу-тунеядца и тротуарного «бизнесмена» много раз описана, и поэтому мы не будем долго задерживаться на биографии Марата.

Как и каждый из ему подобных молодых людей, Марат больше всего кичился своим «индивидуализмом», своим отличием от всех в образе жизни и суждениях.

И хотя Марат считал себя личностью «оригинальной» и всячески старался убедить в этом окружающих необычностью костюма, дерзкой наглостью, особым стилем в танцах, заимствованными парадоксальными фразочками, даже прической и походкой — ничего подлинно своего у него не было. Наоборот, и в истории его бестолковой жизни, жизни «на холостом ходу», и в повадках были знакомые, ставшие для них почти стандартом черты его друзей Рудольфа Милича, Франца Красавчика и других, им подобных.

Однажды, когда Марат, Рудя, Франц и двое других сидели на высоких стульях в коктейль-холле и через соломинку тянули самый дешевый коктейль, стараясь просидеть за стойкой как можно дольше, так как на большее у них не было денег, в зал вошел юноша.

Новый костюм, живой интерес, с каким он оглядывался, нерешительность, с какой он неловко взгромоздился на высокий стул, заказывал коктейль, все это подсказало им: новичок.

Франц посоветовал коктейль, Рудя дал соломинку и показал, как с ней обращаться, Марат «выдал хохму». Парнишка рассказал о себе. Он приезжий, работает на заводе, хорошо зарабатывает. Его премировали путевкой в санаторий, и он едет сегодня же, через четыре часа, на Кавказ. А шел мимо, слышал о коктейль-холле и вот набрался смелости зайти попробовать… Юноша смущенно засмеялся. Он сам удивлялся своей смелости.. Для него это было веселое приключение, о котором можно будет рассказать товарищам на заводе.

Франц подмигнул и начал «накачивать» парня коктейлем…

Потом официантка видела, как компания веселых молодых людей села в такси… А потом стоны этого парня услышала дворничиха. Он лежал окровавленный и ограбленный.

Франца, продавшего украденные часы, задержали. Он, уже имевший судимость, взял все на себя, так как рассудил, что за групповое ограбление ему дадут больше. Рудя и Марат вышли сухими из воды.

Удивительное дело, как жизнь посмеялась над этими «индивидуумами»: вы не встретите более обезличенную компанию, будто стриженную под одну гребенку, чем стайка стандартизованных стиляг. Пусть окраска брючек и масть галстуков и носков у каждого иная. Но, несмотря на это, впечатление от них такое, будто они отштампованы по одному образцу, с одного болванчика. В погоне за «оригинальностью» каждый из них потерял собственное лицо. А иных, Марата например, такая «стиляжья болезнь» изуродовала. Погоня за «красивой жизнью на американский лад» закономерно заканчивается роковыми связями с подонками и преступными элементами.

К Марату потянулись щупальца шайки закоренелого преступника Леньки Чумы, вербовавшего себе «данников». Мы уже видели «стильного» Марата возле машины Троицких в роли жалкого холопа бандитов, готовивших ограбление квартиры в Замоскворечье.

Отца Марата, разбитного снабженца, осудили еще во время войны за крупные хищения и растраты. Мать, красивая женщина, окончила сельскохозяйственный институт, но после замужества нигде не работала. Когда арестовали ее первого мужа, она устроилась администратором эстрадной группы, потом работала директором вагона-ресторана на линии Москва — Тбилиси.

Марат с трудом дотянул на «тройках» до восьмого класса, бросил школу и занялся «бизнесом». Сначала он только летом помогал матери перепродавать торговкам фрукты и обувь, которые она привозила из поездок. Каждый раз он получал за это денежную—подачку. А когда бросил школу, то занимался этим круглый год.

Отца его давно не было в живых, но в доме по-прежнему царил дух наживы, стяжательства, спекулятивных махинаций. Денежных подачек матери на ресторан не хватало. Марат стал «комбинировать» — обманывать мать в расчетах. А затем занялся спекуляцией книгами.

Когда страна после войны вернулась к мирной жизни» жажда знаний и страсть к чтению захватили людей. Стар и млад, от Мурманска до Батуми, от Ужгорода до Сахалина, наперебой приобретали книги, составляли домашние библиотечки. Но бумаги было маловато, и книг издавалось недостаточно.

Все издания классиков, новинки советской и иностранной литературы расхватывались мгновенно. Это были единственные очереди, радовавшие глаз, вызывавшие изумление иностранцев. Но огромный спрос на книгу породил и кучку книжных жучков-спекулянтов.

Мать Марата пристроилась секретарем к некоему профессору Федоровскому, потом вышла за него замуж. Марат зачастил на квартиру к профессору. Порывшись как-то в старых книгах профессора, лежавших в кладовой, он взял «Дон-Кихота», разрозненные тома «Тысячи и одной ночи», редкие альманахи начала XIX века и понес в букинистический магазин. Он дорого продал их у входа в магазин любителю. Постепенно из кладовой профессора исчезли почти все ценные книги. По заказам букинистов Марат начал разыскивать редкие и дорогие издания, завел нужные знакомства, даже ездил за старыми книгами в подмосковные города, выманивал за бесценок у наивных старушек целые библиотеки.

Он не брезговал скупать книги у мальчишек, разорявших отцовские библиотеки. В конце концов книги стали главным источником его наживы. Завелись знакомства и с пронафталиневшими старичками, поставщиками «особых», «на любителя». В числе этих знакомых был и Адам Адамович, по кличке «Граф», с которым мы познакомились в «чертовой читалке». «Специальностью» Марата на черном рынке стали именно эти издания.

Еще мальчишкой, в вагон-ресторане, Марат почтительно поглядывал на иностранцев, перенимал их манеры, усвоил ходкие английские фразы. Побывать за границей — стало мечтой Марата: «Там такие бары, такие пластинки!» Он решил изучить английский и даже поступил на заочное отделение курсов иностранных языков. Но потом ему надоели систематические занятия, и он бросил курсы, решив, что с него довольно.

На вечеринках и в ресторанных компаниях Марат щеголял анекдотами, афоризмами, давал справки «о ходких книгах», удивлял недорослей знанием гастрономии, марок вин и сложнейшими тостами. Пригодилась «школа» вагон-ресторана. Теперь, знакомясь, он представлялся: «Студент Института внешней торговли».

По вечерам в компании двух-трех смотрящих ему в рот юнцов он «прошвыривался по Бродвею» — так они называли улицу Горького. В коктейль-холле, где, бывало, стиляги часами уныло сидели над одним и тем же бокалом, потягивая через соломинку рыжую жидкость, Марат познакомился с Ниной.

Он щеголял английскими фразами, намекал, что скоро станет дипломатом в одной из западных стран, но для «веса» ему надо жениться, а подходящей кандидатки нет. Марат многозначительно смотрел на Нину.

Он был там с Рудольфом Миличем, своим не только другом, но и двойником. Они старались во всем походить друг на друга: вкусами, словечками, жестами, — и когда шли на вечеринку, то даже одевались одинаково. Они «синхронно» отплясывали чечетку, взмахивали руками, поворачивались, подпрыгивали «тело к телу», одновременно выкрикивали одно и то же слово. Знакомые девушки называли их «Два-Мару-два». «Мару» — сокращенное Марат — Рудя.

Они всерьез подумывали о том, чтобы выступать на эстраде двойниками-близнецами, как «Два-Мару-два», и даже открыть школу запрещенных танцев.

И все же Рудя вел свой «бизнес» звуковой записи на рентгеновских пластинках самостоятельно, а Марат ревниво относился ко всякому посягательству на его право хозяина «чертовой читалки».

Их сближение было вполне закономерно — так мухи-навозницы слетаются на запах тления.

Спекулировать становилось труднее. Теперь в продажу поступало все больше и больше ранее дефицитных книг. Денег для выпивок у Марата не хватало, и он научился «присасываться» к одиночкам и компаниям в «забегаловках» и ресторанах, пить за их счет, развлекая анекдотами и тостами.