Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Когда Матье ввели в маленькую желтую гостиную Констанс, он застал у нее г-жу Анжелен; дамы только что вернулись от акушерки и пили чай. Вероятно, неожиданный приезд Бошена прервал задушевную беседу подруг. Он отлучился под предлогом кратковременной деловой поездки, а на самом деле вернулся домой после очередного любовного похождения с какой-то блондинкой, знакомство с которой свел просто на улице, и теперь докучал дамам своими шумными россказнями; еще не совсем протрезвевший, с заплетающимся языком и припухшими, лихорадочно блестевшими глазами, он без всякого стеснения упивался радостями жизни.

— О, дорогой друг! — воскликнул он. — Я здесь рассказываю дамам о моей поездке в Амьен… Там готовят потрясающий утиный паштет…

Когда же Матье заговорил с ним о Блезе, Бошен рассыпался в любезных заверениях: это дело решенное, пусть юноша приходит, для начала он пристроит его к Моранжу, чтобы Блез вошел в курс заводских дел. Бошен пыхтел, кашлял, распространяя вокруг запах табака, алкоголя и мускуса, — этот запах он принес с собой от девок, с которыми провел несколько дней. Как и обычно при людях, супруга приветливо улыбалась мужу; когда же г-жа Анжелен отворачивалась, она бросала на него взгляды, полные отчаяния и отвращения.

Бошен, продолжая болтать, признался, что он понятия не имеет, как обстоят дела с молотилкой, заказанной Матье, и тут только Матье заметил, как настороженно и внимательно прислушивается к их разговору Констанс. Уже само поступление Блеза на завод встревожило ее; ее мучило также, что муж, как оказалось, не в курсе происходящего на заводе; и вдруг передней вновь встал образ Норины с ребенком на руках, и под свежим впечатлением от всего только что виденного она испугалась нового сговора между обоими мужчинами. А Матье, угадавший сомнения Констанс, стал рассказывать о результатах операций доктора Года, о встрече с Сесиль, а затем о своем посещении Эфрази. Женщины пришли в ужас, а Бошен, которого привели в приятное волнение эти щекотливые детали, шутливо требовал от дражайшего кузена все новых и новых подробностей. Вдруг Констанс с облегчением воскликнула:

— А вот и Морис!

Это вернулся ее сын, ее единственное божество, предмет ее нежной любви, ее гордости, наследный принц, которому завтра суждено стать королем, спасти гибнущее королевство и воздать матери по заслугам, озарив ее лучами своей славы. В свои девятнадцать лет он, красивый, высокий, сильный, казался ей непобедимым, как легендарный рыцарь. Когда же он рассказал, что с успехом уладил одну злополучную сделку, неудачно затеянную отцом, она живо представила себе, как он, одерживая победу за победой, спасает пришедший в упадок завод. И торжество ее достигло апогеи, когда Морис пообещал, что молотилка будет готова к концу недели.

— Выпил бы ты чашку чая, дружочек. Ты слишком перегружаешь себя заботами, чай тебя освежит.

Он согласился и весело добавил:

— Ты знаешь, меня только что чуть не раздавил омнибус на улице Риволи.

Констанс вдруг побледнела, чашка выскользнула у нее из рук. О, боже праведный! Неужели счастье ее зависит от любой случайности? И хотя страшная угроза миновала, ее до мозга костей пронизал леденящий трепет, шедший неизвестно откуда.

— Глупышка, — сказал Бошен, раскатисто смеясь, — раз он сообщил тебе об этом, значит, он раздавил омнибус, а не его раздавило. О, бедняжка Морис, ну и насмешила нас мама! Вот я, как видите, совершенно спокоен, я-то знаю, на каких дрожжах тебя замесили.

В этот день г-жа Анжелен возвращалась в Жанвиль вместе с Матье. В вагоне, где они оказались одни, слезы снова, без всякой видимой причины, брызнули у нее из глаз. Она извинилась и прошептала словно в забытьи:

— Иметь ребенка и потерять его… О, какое страшное горе! И все же ребенок появляется на свет, растет, приносит родителям беспредельную, неповторимую радость! Но когда ребенка нет и никогда, никогда не будет… Ах, лучше любые страдания, самые страшные муки, чем ничего!

А в Шантебле Матье и Марианна творили, созидали, плодились. Минуло еще два года, и они вновь вышли победителями в извечной схватке жизни со смертью, ибо неизменно росла семья, приумножались плодородные земли, и это стало как бы самим их существом, их радостью, их силой. Желание охватывало Матье и Марианну, как пламя; божественное желание внутренне лишь обогащало их, благодаря умению любить, быть добрыми, разумными, а остальное дополняли энергия, воля к действию, отвага, с какой они брались за любой труд, который созидает и направляет мир. Но и в эти два года победа досталась им лишь после упорной борьбы. Однако, по мере того как Матье отвоевывал участок за участком, победа становилась все более очевидной, все более бесспорной. Канули в прошлое мелкие заботы первых лет — теперь предстояло умело править и вести хозяйство. Северный участок плоскогорья между фермами Марей и Лиллебон был их собственностью, все до единой рощицы принадлежало Фроманам: теперь их владения составляли около двухсот гектаров земли — к возделанным полям, к волнующемуся морю хлебов примыкал царственный парк, где росли столетние великаны деревья. Матье регулярно вырубал лес, он считал неразумным оставлять его без пользы, только ради красоты, и задумал еще соединить между собой просеками обширные поляны, превращенные в пастбища; туда перегнали скот, целые стада, — Матье преуспел и в скотоводстве. Ковчег жизни наполнялся, и вскоре сотни голов скота уже паслись на новых пастбищах, осененных огромными деревьями. Это был новый взлет изобилия, — потребовалось в десять раз больше хлевов и овчарен, телегами вывозили на поля навоз, и тучная земля приносила невиданные урожаи. Пусть еще и еще рождаются дети: молоко лилось рекой, неисчислимые стада были здесь, к их услугам, чтобы одеть и прокормить всех. Рядом со зреющими хлебами шумели леса, в сени которых, под ослепительными лучами солнца, пробивались новые побеги. Оставалось отвоевать лишь последний участок на песчаных склонах в восточной части поместья, чтобы покорить все королевство. Это с лихвой окупало былые слезы и жгучие тревоги первых лет тяжкого труда.

За эти два года, пока Матье трудился над завоеванием земли, Марианна, сама готовясь снова стать матерью, испытала еще одну радость — женила своего старшего сына. Подобно щедрой земле, она оставалась плодовитой даже в годы зрелости, когда семя, вышедшее из ее лона, само готовилось дать новую жизнь.

Женитьба девятнадцатилетнего Блеза на очаровательной восемнадцатилетней девушке венчала чистую и наивную, как букет полевых цветов, юношескую любовь, зародившуюся на зеленых тропинках Шантебле шесть лет тому назад, и стала настоящим праздником, сулившим череду бесконечных радостей. На свадьбе присутствовали все дети — все восемь душ: взрослые братья Дени, Амбруаз и Жерве, заканчивавшие свое образование; Роза, старшая дочь, которая в четырнадцать лет обещала стать красивой, цветущей и жизнерадостной женщиной; за ней шла Клер, еще совсем дитя, потом Грегуар, только что поступивший в лицей, и еще две крошки — Луиза и Мадлена. Из соседних деревень сбежались любопытные взглянуть, как вся эта веселая компания поведет старшего брата в мэрию. Эта поистине чудесная, тронувшая сердца процессия была как сама весна, как цветы, как само блаженство. Впрочем, в дни летних каникул, когда семья Фроман отправлялась на базар в одну из соседних деревень и шумная кавалькада мчалась по дороге, кто в колясочке, кто верхом на лошади, кто на велосипеде, — прохожие останавливались и любовались этим прелестным зрелищем, этими смеющимися лицами, этими развевающимися по ветру кудрями. Люди в шутку кричали им вслед: «Вот войско так войско!», словно желая сказать, что такие могут все покорить, что весь край принадлежит им по праву завоевателей, ибо в семье каждые два года рождается новое дитя. И кончилось тем, что вся округа разделяла теперь с ними их радость, восхищалась здоровьем и силой, которая весело множилась, заполняя собой дали.

И на сей раз, спустя два года, Марианна в десятый раз разрешилась от бремени девочкой, которую нарекли Маргаритой. Хотя роды прошли благополучно, Марианна заболела лихорадкой, с кормлением тоже было неладно, что весьма ее огорчало. Она боялась, что не сможет выкормить малютку, как выкормила всех остальных детей. И когда Матье увидел жену вновь улыбающейся, с малюткой Маргаритой на руках, он горячо расцеловал ее, — он вновь восторжествовал над всеми горестями и страданиями. Еще одно дитя — это новое богатство, новая сила, подаренная миру, еще одно поле, засеянное для будущего.