Рассвет над волнами (сборник)

Кутяну устремился туда, откуда донесся глухой удар о палубу. Схватил деревянную грушу, привязал трос, вложив в тот узел все свои силы. Потом отступил назад. Гик закреплен — опасность устранена, ведь оставленная свободной та массивная балка могла смести все на своем пути.

Кутяну увидел, что фальшборт корабля снесен на большом участке. Тросы, удерживавшие гик в нормальном положении, болтались из стороны в сторону. Он ужаснулся: гик являлся одной из самых прочных частей в рангоуте барка. И удерживающие его тросы тоже крепкие. Чтобы их разорвать, нужна титаническая сила. Океан нашел в себе такую силу.

Но это было только начало. Разъяренная Бискайя должна была отомстить кораблю, морякам, которые осмелились бросить ей вызов. Будто недовольная тем, что бессильна остановить их, она подвергала их все новым и новым испытаниям.

— Если останемся живы, я угощаю… — бравировал Алексе.

«Угостишь, черта с два», — хотел ответить Саломир, но не успел. Огромная волна охватила носовую часть корабля с обеих сторон. Он увидел, как Алексе пошатнулся и мешком упал на палубу.

«Повезло же мне попасть с этим умником на вахту, А его еще тянет на шутки», — злился Саломир.

В первые минуты дежурства Алексе не умолкал ни на секунду. Видя, что на них накатывается очередная волна, кричал: «Идет, браток!» После того как волна проходила, встряхивался и приговаривал: «Хорош душ!»

Но сейчас было не до шуток. После той волны Алексе не поднялся. Корабль проваливался вниз, омываемый потоками воды, и Алексе, как бревно, катился туда, где гик снес ограждение. Саломир не медлил ни секунды. Волна прижимала его к палубе, но он видел, что человек катится все быстрее в пустоту. Он бросился вперед и ухватил Алексе за одежду. Саломир чувствовал, что пальцы немеют от напряжения, что силы на исходе. Крикнул: «Алексе! Алексе!» — но новая волна забила ему рот соленой водой. В падении Алексе увлекал за собой и его, и они скользили по палубе, будто по ледяной горке.

Саломир рванулся вперед, его ноги нашли какую-то опору, и он зацепился за нее, как за спасительную соломинку, — это был последний шанс. Нос корабля подпрыгнул и пошел вверх — опора ускользнула из-под ног. Вместе с Алексе падая на якорную лебедку, Саломир различал ее сквозь пелену воды как какое-то темно-коричневое пятно. Он едва успел втянуть голову в плечи, как сильный удар пронзил все тело. Одной рукой он ухватился за холодный металл, другой крепко удерживал Алексе. Неподвижное тело с невероятной силой тянуло Саломира вниз, холодный металл лебедки обжигал ладони. Он выбрал момент и, когда нос корабля снова взметнулся вверх, подтянул Алексе к себе.

Когда пришли матросы следующей смены, они увидели, как Саломир крепко уцепился обеими руками за лебедку и прижимал к себе тело Алексе. Он тихо повторял одно и то же: «Алексе, Алексе…» Берета на голове у него не было, волосы слиплись от соленой воды, и матросам казалось, что Саломир плачет.

Раз уж вышел в океан — держись! Негде укрыться, некуда бежать, да и на помощь в шторм рассчитывать не приходится.

Небо с угрожающе черными облаками, казалось, опустилось до самой воды. Бурлящие волны окружали корабль со всех сторон. «Пока выдерживает буксирный трос, все в порядке», — подумал Профир. На какое-то время он успокаивался, но навязчивая мысль возвращалась вновь: «А выдержит ли? И сколько времени выдержит?»

Брудан требовал все время докладывать ему, и он сообщал на «Войникул»: «Все в порядке».

Палубы барка были покрыты толстым слоем воды. Едва отступала одна волна, как следующая накатывалась с еще большей яростью, сметая все на своем пути. Пропитанный водой такелаж растрепался, спасательные шлюпки болтались, готовые вот-вот сорваться со своих мест, мачты трещали, ванты, штаги, бакштаги щелкали, гудели, хлестали по воздуху.

«Все в порядке»! Никто не брал в рот ни крошки. Матросы, измотанные морской болезнью, направлялись на вахты, будто автоматы, не чувствуя больше ни холода, ни голода, ни дождя. Отросшие бороды покрывали бледные лица, глаза глубоко запали от усталости. Но вахты они несли исправно.

Даже в таком положении у Профира хватало сил улыбаться. Кутяну принес ему сообщение, переданное французскими станциями, о неотвратимости урагана в этой зоне. Сообщение было послано в эфир четыре часа назад, так что румынские моряки уже давно испытывали этот ураган на своей шкуре.

Французское побережье… От Ле-Вердона до Бреста простирается целый пояс рифов с остроконечными скалистыми уступами, расположенными будто специально, чтобы прошивать подводную часть кораблей, прибитых волнами к берегу. Здесь в течение года свирепствуют штормы, зарождающиеся в сердце Атлантики. Эти зеленые камни в хорошую погоду едва виднеются среди волн, наводя страх на мореплавателей и призывая их к максимальной осторожности. Их преодоление во время шторма связано с большим риском.

По расчетам, они находились близ острова Уэсан, в районе Бреста. Из-за мелкого частого дождя поверхность моря стала несколько спокойнее, но зато уменьшилась видимость. Профир занес в вахтенный журнал: «26 ноября 1965 года. 16.00…» По времени еще должно быть светло, но вокруг ничего не видно. Все три корабля начали подавать сигналы сиреной.

Был еще день или уже ночь — никто не мог сказать. Для всех членов экипажа время утратило реальное значение. Они отбывали бесконечные вахты и уходили с постов лишь тогда, когда Кутяну, Мынеч или Мику отсылали их спать. Это только говорится «спать». С тех пор как вошли в Бискайский залив, гамаки уже не натягивали. Они добирались до кубрика обессиленные, едва держась на ногах, и засыпали где придется. Спали чутко, просыпались сами и снова отправлялись по своим постам. Море ревело, сирены завывали, конвой продвигался вперед на ощупь. Скорость была минимальной, хотя «Мирчу» тянули два буксира. До барка доносился лишь глухой рокот их двигателей.

«Мирна»… «Мирна», внимание. Проходим Шоссе-де-Сейн», — раздалось в трубке. Профир знал, что представляет собой Шоссе-де-Сейн. Множество мелких островов, отмеченных буями разных размеров. Внимание… Он пытался различить сквозь пелену дождя какие-нибудь контуры, но ничего не видел. И вдруг услышал голос Кутяну:

— Товарищ командир, смотрите!

С правого борта вырисовывались очертания большого, размером с железнодорожную платформу, черного пятна. По мере приближения пятно можно было рассмотреть лучше: то был огромный буй в форме нефтяной буровой вышки. Он подпрыгивал на волнах, перемещался то в одном, то в другом направлении на достаточно большое расстояние. «Не подходи! Не подходи!» — шептал Профир. И, будто услышав его, буксиры рванулись, словно жеребцы в упряжке, и потянули барк в сторону от металлической махины. Вдруг раздался протяжный рев — «Мирча» содрогнулся. Будто получив страшный удар в грудь, барк подскочил на гребень волны, накренился на один бок, почти коснувшись верхушками мачт поверхности воды, потом на другой и под напором волн попятился. То, чего Профир боялся больше всего, случилось — буксирный трос не выдержал! Барк оказался во власти бушующей стихии.

Профир, с трудом отцепившись от планширя, направился к корме, крича что было мочи:

— Якорь! Отдать якорь!

«Мирча» продолжал крениться то в одну, то в другую сторону, неспособный противостоять разъярившемуся океану. Высокая волна накрыла командира, сбила с ног. Он поднялся, сделал еще один шаг. Следующая волна снова свалила его, но он опять встал.

— Отдать правый якорь! — кричал он в пустоту.

Профир шел сквозь водяную завесу, раскачиваясь из стороны в сторону, и повторял:

— Якорь! Отдать правый якорь!

Когда он добрался до верхней палубы, якорь с шумом уходил в глубину — у лебедки стоял Мику.

— Давай я. Пойди вниз, посмотри, что там в отсеках. — Командир встал на место боцмана.

Через несколько секунд якорь достиг дна, но заскользил, словно игрушка, по твердому камню. Барк упорно пятился назад, и лапы якоря продолжали скользить, не цепляясь за дно. Корма неумолимо приближалась к грозному бую, и в каждое следующее мгновение люди с ужасом ожидали удара. Но огромная волна встала между ними и буем, и металлическая громадина пролетела мимо левого борта.