Воинствующая жизнь (сборник)

— Мы обязаны?

Тут статский советник проявил всю быстроту соображения и хитрость: он совсем не потерялся и, сделав торжественно кивок годовой, сказал;

— Да, мы обязаны. У нас есть дочь, которая нас когда-нибудь да покинет.

И, несмотря на то, что дочь была уже замужем, с богатым приданым, возражать статскому советнику, при его торжественности, было совершенно, совершенно невозможно.

У доктора была бездна работы по освидетельствованию многочисленных знатных персон и по выдаче им аттестатов, сообразно их различным состояниям. Доктор был молодой человек, темноглазый, в светлом платье. Лев Оксенштанд не мог с ним соперничать и обращался в полное ничтожество в те дни, когда иностранный доктор пребывал в отеле. Вначале лев попробовал было быть равнодушным, но когда даже глаза фру Трампе, и те начали блестеть при виде доктора, он потерял всякое равновесие.

— Вы со мной играли! — говорил он фру Трампе.

В один прекрасный день она ответила ему:

— Я вовсе с вами не играла. Но я не так к вам расположена, как бы вам того хотелось. Да и что из этого вышло бы? Ведь я замужем, подумайте.

— Вы должны были говорить так с самого начала!

— Но ведь мы останемся самыми лучшими друзьями, не правда ли? — добавила она.

Тут лев рассмеялся.

— И вы будете мне, как сестра — так, кажется, это говорится?

Но она потеряла голову и по вечерам разговаривала в саду с доктором.

— Я знаю кое-кого, кто бы мог быть гораздо счастливее, — сказала она и вся побагровела.

— Но ведь это не вы?

— Нет, именно я. Вы — доктор и должны это понять. Опасно быть в деревне и так основательно поздороветь от воздуха и моря. А здесь даже не с кем говорить. До вас тут никого не было.

Прошёл мимо лев Оксенштанд. Казалось, он разыскивает кого-то, чтобы убить.

— Эта фру Андерсон может быть с вами, когда ей вздумается, — сказала фру.

Доктор рассмеялся.

— Только тогда, когда у нас дела, — сказал он. — Мы страхуем людей. Она загребает деньги. Покажите мне ваше кольцо. Дайте же мне вашу руку. Нет? Ну, только на минутку?

— Нет, я не смею. А фру Андерсон это делает?.. Хорошо, вот я кладу мою руку в вашу, как будто бы я вам что-то разрешаю. Но, Боже, я вовсе этого не делаю, я вам ровно ничего не разрешаю, — поймите меня хорошенько. Послушайте, что вы делаете?

Она вырвала у него руку.

Но он успел уже её поцеловать.

— Какая теплая и хорошенькая ручка! — произнёс он. Прошла мимо фру Андерсон. Загорелась ли в ней ревность? Её глаза так удивительно сверкнули, когда она их увидела. Фру Андерсон гордо продолжала свой путь, но когда Оксенштанд, сидя на веранде, заговорил с нею, она отозвалась на это с необычайной горячностью. И затем они долго сидели, ведя возбуждённый разговор, будто желая показать тем двум в саду, что они обрели друг друга. Фру Андерсон не боялась больше никаких счетов. Она платила в отеле, как будто бы маленький долг ддя неё ничего не значил.

Статский советник в тёмные вечера бросал в её окно в первом этаже большие букеты. Нечего и говорить, что у всех фру, здесь находившихся, она была в полной немилости, но её это не касалось. Казалось, что у неё было каменное сердце по отношению ко всем, кроме некоторых, кем она интересовалась. Таким образом у неё не появилось ни малейшего сочувствия к её несчастному конкуренту, страховому агенту Андерсону. Он был буйвол и ничего не говорил сердцам. Из тех немногих слов, которыми они обменялись, стоявшие вокруг могли понять, что они желали друг другу лишь смерти и разорения.

Агент Андерсон имел вид опаснейшего заговорщика.

В одну тёплую ночь статский советник сидел, высунувшись в окно, и прохлаждался. Было темно, и слышался только шелест деревьев в саду. Бросив взгляд вниз, на окна фру Андерсон, он увидел, что они были закрыты, лампа была потушена — вероятно, фру спала. Но вдруг он заметил в темноте, что одно из окон фру отворилось, и из него выпрыгнул на землю мужчина. Статского советника Адами больно кольнуло, и в эту ночь он не мог заснуть.

На утро он ходил один со своей ужасной тайной, но к полудню уже не мог с нею совладать и, отправившись к фру Мидьде, посвятил её в это дело.

Оказалось, что двое жильцов в отеле, только тут впервые познакомившиеся, прекрасно уже поладили друг с другом. Вероятно, здоровый воздух совершает такие великие вещи.

— Да что же тебе за дело до фру Андерсон? — сказала фру Мильде.

— Я этого не выношу, — ответил статский советник. — Ночью должен быть покой.

Фру Мильде кинулась ему на шею, и плакала, и заклинала его думать исключительно о ней. Исключительно! В противном случае она не вынесет.

— Да, да, да! — сказал статский советник. — Ну, конечно, исключительно. Но…

Фру Мильде только сильнее плакала и упрекала его, что он изо дня в день обещал ей прийти, но не приходил.

— Ты занят этой иностранкой, — жаловалась она, — и не думаешь больше обо мне.

— А не можешь ли ты, между прочим, сказать мне, Что это за повеса, который посещает её ночью? — спросил статский советник, погружённый в свои мысли.

Тогда фру Мильде вспыхнула:

— Вот видишь, ты опять думал: о ней! Нет, я не вынесу этого!

И статский советник принужден был пробыть у неё добрых полчаса и ласкать её, и делать всё возможное, чтоб привести её снова в хорошее настроение. Уходя, он сказал ей, полный достоинства:

— Я думаю, впрочем, дело идёт к тому, что мы станем больше друг для друга, чем брат и сестра.

И не удивительно ли, что фру Мильде счастливо успокоилась и без слёз выслушала слова статского советника. Она снова уселась на диван и вскоре после впала в приятную дремоту.

А статский советник понёс свою тайну дальше, к генеральному консулу.

— Я, конечно, не подозреваю в этом ночного посетителе вас, — сказал он генеральному консулу. — А вы, без сомнения, не подозреваете меня.

— Никогда в жизни — горячо воскликнул генеральный консул.

И у них подернулись влагой глаза от взаимного доверия.

Они рассуждали о случившемся и предугадывали, что виновником был лев Оксенштанд. Решено было, что и впредь статский советник будет присматривать за соблазнительными окнами фру.

— Всё-таки очень досадно, — сказал статский советник, — что доступ туда получил этот Оксенштанд. В действительности ведь мы — вы и я — были настоящими её друзьями.

— Если это Оксенштанд, то я поговорю с хозяйкой, — сказал генеральный консул. — Он должен будет выехать отсюда. Я этого не потерплю.

Статский советник ответил:

— Я тоже не потерплю. Я совершенно не спал ночью…

Что касается Оксенштанда, то он подавал повод к большому подозрению. Он всё больше и больше увлекался фру Андерсон и обращался к ней при всех с любезностями. А его прежняя любовь, красавица, отходила от него всё дальше в тень.

Он отозвал Отто Менгеля, коммерсанта, в сторону и начал говорить с ним о деньгах — о больших деньгах, о новом займе.

— Нет, — сказал ростовщик, — нарастает слишком крупная сумма. У вас, верно, есть затруднения и с тем, что вы уже получили.

— Вовсе нет. Вы ошибаетесь. А кроме того, скоро умрёт мой дядя. Я только что получил письмо — он умрёт в самом скором времени.

— Будем надеяться! — сказал Отто Менгель. Но помочь льву он больше не хотел.

Тогда для льва настали мучительные дни. Он уже заявил, что желает застраховаться у фру Андерсон, и вот не мог теперь сдержать своего слова. Наконец в один прекрасный день он получил телеграмму о смерти дяди, и Отто Менгель, коммерсант, был тут как тут с деньгами. Таких сказочных процентов ещё в жизни не платили. И тем не менее Оксенштанд промолчал, потому что телеграмма была написана им самим.

В одну из следующих тёмных ночей снова открылось окно фру Андерсон, и снова выпрыгнул из него мужчина. Бедняга статский советник Адами, находившийся на своём сторожевом посту у окна, всё видел, но предпринять ничего не мог. Зато он взял с собой генерального консула, чтобы рассмотреть следы под окнами фру.