Брошенная в бездну

Когда фаэтон скрылся из виду, Хаджер-ханым вновь возвратилась к занимавшей её мысли: «Зачем всё-таки они закрывались в спальне средь бела дня? Неужто так сильно любят друг друга? А может, что-то скрывают или прячут?»

На цыпочках, словно в пустом доме её мог кто-то услышать, Хаджер-ханым вышла из комнаты, прошла через переднюю и толкнула дверь спальни. В нос ей ударил запах духов. «Можно подумать, что в своей хибарке в районе Сулеймание она только и делала, что душилась, эта голодранка!» — прошипела Хаджер-ханым и внимательно оглядела комнату: широкая двуспальная кровать, яркое пикейное покрывало, на стене, рядом с кроватью, фотография Назан-невесты. От всего веяло покоем и уютом.

Но вот взгляд её остановился на сундуке, обтянутом верблюжьей кожей. И сердце словно ножом полоснула ревность. Этот красивый сундук сын ещё в прошлом году привёз жене из Стамбула. Хаджер-ханым погладила ладонью шероховатую обивку. Если бы не было ненавистной невестки, сундук принадлежал бы ей. Она попыталась приподнять крышку. «Заперт? Нет, открыт!»

Сундук был полон: свёртки, узлы, разноцветные шёлковые и ситцевые ткани с яркими цветами… Но ей были знакомы все эти вещи. Надо посмотреть получше, может, они что-нибудь купили и скрыли от неё? Возможно, сын делал это уже не раз, а она и не подозревала.

Хаджер-ханым потрогала один из свёртков и уже собралась было вытащить его, но вдруг остановилась: «Не нарочно ли невестка оставила сундук незапертым? Наверно, сказала Мазхару: «Посмотри, как здесь всё уложено. А когда вернёмся, давай проверим, не шарит ли у нас в сундуке мать?»

Хаджер-ханым отдёрнула руку. От такой дряни всего можно ожидать! Умеет прикидываться. Когда её ругают, опустит голову и молчит. «Смотри, мол, какая плохая у тебя мать. Оскорбляет меня, а я всё терплю».

Хаджер-ханым снова взорвалась: «Значит, невестка нарочно оставила сундук открытым? Ну и пусть!» Разве она боится этой твари? Выхватив из сундука первый попавшийся свёрток, она отстегнула булавку и развернула его. Блузки, бельё, полотенца… Точно такие же сын покупал и ей. Она вытянула другой узелок. Что-то брякнуло об пол. Синий бархатный футляр? Хаджер-ханым быстро открыла крышку: на золотом перстне, вложенном в лунку, сверкал и переливался всеми цветами радуги крупный бриллиант.

Ей стало дурно, и она грузно осела на пол подле раскрытого сундука. Значит, сын тайно купил драгоценный перстень этой голодранке, этой ленивой размазне, которая не может связать двух слов!

Хаджер-ханым не могла оторвать взгляда от камня, голова её кружилась, в глазах плыли круги. Теперь она не сомневалась, что невестка совсем завладела её сыном. Не сегодня-завтра она станет здесь полновластной хозяйкой и вытравит из сердца сына любовь и уважение к матери…

Глаза Хаджер-ханым наполнились слёзами. Сколько Мазхар заплатил за перстень? Наверно, он стоит уйму денег. «Выклянчила у мужа, бесстыжая!.. А может, он сам ей подарил? Будет теперь похваляться перед всеми: «Вот как муж меня любит! Я для него — всё, а мать — ничто!»

Она попыталась надеть перстень на безымянный палец. Но палец был слишком толст. Тогда она примерила перстень на мизинец. В самый раз! Сердце её зашлось от зависти. Значит, у невестки безымянный палец не толще её мизинца!.. Какой, однако, красивый перстень!

Никогда в жизни у неё самой не было ничего подобного. Ни муж, ни любовники, ни даже сын не покупали ей таких драгоценностей. Ах, как же захотелось Хаджер-ханым, чтобы этот перстень подарили ей…

Внезапно раздался стук — кто-то барабанил кольцом во входную дверь. Хаджер-ханым быстро сунула перстень в футляр, захлопнула крышку и швырнула его в сундук. Потом побросала туда свёртки и узлы и вышла из спальни.

Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно. Ах, да это соседка Наджие… Хаджер-ханым сразу успокоилась и открыла дверь.

Наджие, прибежавшая в шлёпанцах на босу ногу, не захотела подниматься наверх.

— Я увидела, — сказала она, жуя сакыз [3], — что ваш сын и невестка поехали на прогулку, и очень удивилась: почему они оставили вас дома?

Хаджер-ханым вновь почувствовала укол ревности.

— Они приглашали меня, но я сама не захотела.

— Почему же, госпожа? Погуляли, развлеклись бы немного…

— Аллах с тобой! Я и так не скучаю, моя милая. Это не в моих правилах. Да ты поднимись, Наджие, посиди у меня.

— Нет уж, вы извините, я пойду.

— Конечно, дорогая, пойдёшь… Только поднимись на минутку.

Наджие зашлёпала босыми ногами по ступенькам. Они вошли в гостиную. Хаджер-ханым усадила соседку и уселась сама.

— Вот что, дочь моя…

— Простите, Хаджер-ханым, Мазхар-бей уже обещал помочь моему мужу…

— Ах да! Но я даже не успела поговорить с сыном. Тут у нас ссора произошла… Скажи, дочь моя, ты, например, средь бела дня пошла бы в спальню со своим мужем? Виданное ли это дело? Как же надо низко пасть женщине, чтобы допустить…

«Конечно, пошла бы, — усмехнулась про себя Наджие. — А почему бы и нет? Разве спальня днём запирается на замок?» Но вслух сказала:

— Да, мой говорил об этом. Какой позор! На глазах у свекрови, средь бела дня войти в спальню! Просто немыслимо!

— Но думаешь, они просто так? Я выведала, в чём тут дело, меня не проведешь!

— А что же за причина такая? — вкрадчиво спросила Наджие.

— Причина? Пойдём — увидишь!

Охваченная любопытством Наджие последовала за старухой. Они вошли в спальню. Здесь было очень уютно. Кровать, покрытая нарядным одеялом, на полу ворсистые паласы… Именно о такой красиво убранной опрятной комнате мечтала Наджие. У неё даже под ложечкой засосало от зависти.

Хаджер-ханым откинула крышку сундука и вытащила из вороха узлов синий бархатный футляр.

— Вот смотри! — она протянула футляр Наджие на дрожащей от волнения ладони.

Наджие ослепил блеск драгоценного камня. Она более не видела ни нарядной комнаты с роскошной кроватью и паласами, ни старухи.

— Как же Мазхар-бей любит свою жену! — только и могла прошептать она.

По лицу Хаджер-ханым пошли бурые пятна. Только сейчас она спохватилась: зачем было показывать перстень посторонней женщине? Ведь Наджие наверняка подумает, что Мазхар больше любит жену, чем мать.

Старуха захлопнула футляр и с сердцем швырнула его в сундук.

«Нет, — думала Наджие, перед глазами которой всё ещё сверкал драгоценный камень, — что бы ты ни говорила, старая госпожа, а сын твой, видно, крепко любит свою жену». И она вздохнула — ведь её никогда так не любили… А чего в ней недоставало? Если она и не так красива, как Назан, то всё же молода и совсем, совсем не дурна. Правда, немного худовата… Но что из того? А ведь муж ей не только бриллиантового перстня, но даже колечка с простым камушком никогда не купил…

Хаджер-ханым продолжала о чём-то с жаром говорить. Наджие видела, как на её полной шее вздувались синие жилы, но ничего не слышала. Ею безраздельно владели мысли о богатом подарке, сделанном другой женщине. Ах, почему же её муж не приносил такие подарки?.. Почему она должна довольствоваться только его ласками? Да и что это были за ласки?..

Она вспомнила тонкие, словно плети, руки мужа с набухшими венами. Обычно он возвращался домой поздно ночью совсем пьяненький. Пошатываясь, он едва добирался до кровати, валился, как сноп, отворачивался к стене и тотчас засыпал. А ведь Рызе нет ещё и сорока. Что же будет, когда ему стукнет шестьдесят?

— Так-то вот! — услыхала она вдруг голос Хаджер-ханым и быстро спохватилась.

— Ваша правда.

— …и если я не внушу сыну, что его жена никудышная бабёнка, пусть никто не назовёт меня больше Хаджер-ханым! Пришла к нам в дом эта голодранка, эта потаскушка из Сулеймание и госпожу из себя корчит. А ведь не она, а я родила Мазхара, я растила его, не жалея сил, выкормила его, сама недоедала. Я, я, а не она!

— Правильно, тётушка.

— Можно подумать, что она привыкла носить бриллиантовые перстни в отчем доме! Ха-ха! Да и во сне-то она их там не видела! И чем только приворожили моего сыночка? Мало всего, так он теперь и в долги, наверно, залез. Я тоже женщина. И у меня были мужья. Настоящие мужчины. Из таких, что и в дверь не пройдут! Но я никогда не заставляла их залезать в долги!