Чудеса Антихриста

Гаэтано видел перед собой всю эту картину; и это было так прекрасно, что он расплакался еще сильнее. Он боялся только, что донна Элиза услышит его всхлипыванья, выйдет из своей комнаты и найдет его. И тогда она не отпустит его.

Он должен поговорить с ней рассудительно. Разве он сможет доставить ей большее счастье, чем уйдя от нее теперь?

Но дело шло не только о донне Элизе; ведь были еще Лука и Пачифика, которые так же будут радоваться, когда он вернется святым.

Они все последуют за ним на площадь. Здесь флагов будет еще больше, и Гаэтано скажет проповедь с лестницы ратуши. И со всех улиц и закоулков будет стекаться народ на площадь.

И Гаэтано будет говорить так хорошо, что все упадут на колени и воскликнуть: «Благослови нас, фра Гаэтано, благослови нас!»

И тогда он останется в Диаманте. Он поселится под большой лестницей возле лавки донны Элизы.

И к нему будут приносить больных, и страждущие будут искать у него утешения.

И, когда синдик Диаманте будет проходить мимо, он остановится и поцелует у Гаэтано руку.

Донна Элиза будет продавать в своей лавке изображения Гаэтано.

А крестница донны Элизы, Джианнита, будет низко кланяться Гаэтано и не назовет его больше глупым монастырским мальчишкой.

И донна Элиза будет так счастлива…

Ах!…

Гаэтано вздрогнул и проснулся. Было совсем светло. Донна Элиза и Пачифика стояли и смотрели на него. Гаэтано сидел на лестнице со шляпой на голове, башмаки лежали у него на коленях, а возле валялся его узелок. Донна Элиза и Пачифика плакали.

— Он хотел убежать от нас! — говорили они. — Зачем ты здесь сидишь, Гаэтано?

— Донна Элиза, я хотел убежать!

Гаэтано отвечал так смело и храбро, как будто дело шло о самой обыкновенной вещи.

— Убежать? — повторила донна Элиза.

— Я хотел уйти на Этну и сделаться отшельником.

— A зачем же ты сидишь здесь?

— Я не знаю, донна Элиза, я, вероятно, заснул.

Теперь только донна Элиза показала все свое огорчение. Она прижимала руки к сердцу, как бы испытывая сильную боль, и горько плакала.

— Но теперь я останусь, донна Элиза, — сказал Гаэтано.

— Ты останешься! — воскликнула донна Элиза. — Ты можешь отправляться куда угодно! Посмотри на него, Пачифика, посмотри на этого неблагодарного! Это не Алагона. Это какой-то бродяга!

Кровь бросилась в лицо Гаэтано, он вскочил и сделал рукой жест, приведший в изумление донну Элизу. Это было движение, присущее всем мужчинам ее рода. Она узнала в нем своего отца и деда, и всех гордых предков рода Алагона.

— Вы так говорите, потому что не знаете, в чем дело, донна Элиза, — сказал мальчик. — Нет, нет, вы ничего не знаете, вы не знаете, почему я должен служить Богу. Но теперь вы это узнаете! Слушайте! Это уж было давно. Отец и мать мои были так бедны, что нам нечего было есть, и тогда отец отправился искать работы, но больше не вернулся, а мать и мы, дети, едва не умирали от голода. Тогда мать сказала: «Пойдемте искать отца!» И мы пошли. Был уже вечер, в этот день шел сильный дождь, и в одном месте дороги образовалась целая река. Мать просила в одном доме пустить нас переночевать. Нет, они прогнали нас прочь. Мать и мы, дети, стояли на дороге и плакали. Тогда мать подвязала высоко платье и решила перейти поток. Она несла на руках младшую сестренку, старшую вела за руку, а на голове у нее лежал большой узел. Я шел сзади, стараясь не упасть. Я видел, как мать оступилась. Узел упал у нее с головы, она хотела подхватить его и выронила сестренку. Она бросилась за ней, но в это время от нее оторвало старшую сестру. Мать кинулась за ними, и поток поглотил и ее. Я испугался и выпрыгнул на берег. Патер Иосиф сказал мне, что я спасся для того, чтобы служить Богу и молиться за умерших. И поэтому прежде я собирался быть монахом, а теперь хотел удалиться на Этну и стать отшельником. Ничего не поделаешь, донна Элиза, я должен служить Богу!

Донна Элиза была потрясена.

— Да, да, Гаэтано — говорила она — но мне так грустно! Я не хочу, чтобы ты покидал меня!

— Нет, я не уйду больше — сказал Гаэтано. Ему было так весело, что он готов был смеяться. — Я не уйду!

— Может быть, ты хочешь поступить в семинарию? — просила покорно донна Элиза. — Я поговорю с настоятелем.

— Нет, вы ничего не понимаете, донна Элиза, совсем ничего! Ведь я говорю, что хочу остаться с вами. Я придумал себе другое.

— Что же ты придумал? — грустно спросила она.

— Как вы думаете, чего я делал здесь на лестнице? Я спал, донна Элиза, и мне снился сон: мне снилось, что я собираюсь бежать. Я стоял в лавке и хотел уже отворить двери; но я никак не мог их отпереть, потому что на них висело множество замков. Я стоял в темноте и отпирал замок за замком, но их оставалось еще много. Я страшно гремел ими и думал: «Я наверное разбужу донну Элизу!» — Наконец, двери распахнулись, и я хотел выбежать на улицу; но в эту минуту я почувствовад, как ваша рука схватила меня за ворот и потащила назад, а я отбивался от вас и руками и ногами. Но у вас в руках, донна Элиза, была свеча, и я увидел, что это были совсем не вы, а моя мать. Я не смел больше сопротивляться и сильно испугался, потому что мать моя умерла. Но мать взяла мой узел и начала вынимать из него все вещи. И мать при этом смеялась, и лицо у нее было веселое, и я тоже был рад, что она не сердится на меня. И как странно: она вынимала из узла все те изображения святых, какие я вырезывал, сидя у вас в лавке, и все они были одно прекраснее другого. «Можешь ты теперь вырезывать такие прекрасные изображения, Гаэтано?» — просила мать. «Да» — ответил я. — «Так ты можешь этим послужить Богу», — сказала мать. — «Значит, мне не надо уходить от донны Элизы?» — «Нет», отвечала мать. — И как раз в эту минуту вы разбудили меня!

Гаэтано торжествующе взглянул на донну Элизу.

— Что этим хотела сказать мать?

Донна Элиза задумалась.

Гаэтано откинул голову назад и засмеялся.

— Мать хотела сказать, донна Элиза, что вы должны меня отдать научиться вырезывать прекрасные изображения ангелов и святых, и этим я послужу Богу!

III. Крестовая сестра.

На благородном острове Сицилии, где сохранилось древних обычаев больше, чем где-либо на юге, принято, что каждый человек еще в детстве выбирает себе «крестового брата» или «крестовую сестру», и впоследствии они крестят друг у друга детей.

Но не в этом только заключаются их обязанности. Крестовые братья и сестры должны любить друг друга, помогать один другому и мстить друг за друга. Крестовому брату можно доверить сокровеннейшую тайну. Ему можно поручить деньги и возлюбленную, не боясь быть обманутым. Крестовые сестры так же верны друг другу, как если бы они были рождены одной матерью, потому что союз их заключен перед Сан-Джиованни Баттиста — святым, которого боятся больше всего.

В обычае также, что бедные люди приводят своих детей к богатым и просят принять в крестовые братья своих сыновей или дочерей. А какое прелестное зрелище, когда в день святого маленькие по-праздничному одетые дети проходят по улицам города и ищут себе крестового брата или сестру! Когда родителям удается найти своему сыну богатого крестового брата, они так радуются, словно оставляют своим детям в наследство целое поместье.

Когда Гаэтано приехал в Диаманте, в лавке донны Элизы постоянно вертелась маленькая девочка. На ней была красная пелерина и остроконечная шапочка, из-под которой выбивалось восемь крупных черных локонов. Это была Джианнита, дочь донны Оливии, торговавшей зеленью. Донна Элиза была ее крестной матерью и часто думала о том, что бы она могла сделать для нее.

Поэтому, когда наступил Иванов день, донна Элиза заказала экипаж и поехала в Катанию, отстоявшую в четырех милях от Диаманте. Она взяла с собой Джианниту, и обе они были в лучших праздничных одеждах. На донне Элпзе было черное шелковое платье, отделанное стеклярусом, а на Джианните — белое кисейное с цветной каймой. В руках Джианнита держала корзинку с цветами, на которых сверху лежала спелая граната.