Собрание сочинений в семи томах. Том 1. Рассказы

Карелу Чапеку показался недостаточным критицизм пьесы «Из жизни насекомых», поскольку он при всей гротесковой заостренности образов пьесы все же был отмочен некоторой отвлеченностью. Свои сомнения в правильности избранного буржуазным обществом пути исторического развития Карел Чапек недвусмысленно выразил в блещущем остроумием, богатством фантазии, ярмарочно-пестром и ярком, забавном и очень драматичном романе «Фабрика Абсолюта», который сам писатель рассматривал как роман-фельетон. Он обозначил более отчетливо обращение Чапека к социальной проблематике.

Чапек видел, как в годы первой мировой войны и сразу же после нее громадное распространение приобретали консервативно-охранительные, шовинистические идейки и масса людей слепо следовала их влиянию, вторя лозунгам реакционной пропаганды и отдаваясь мифам расы, национальной исключительности, мирового господства, распространявшимся подобно эпидемиям. Эти мифы несли зло и были сами по себе злом. Но что произойдет, если на разобщенное человечество начнет действовать идея абсолютного добра? Задавшись этим вопросом, Чапек изобразил в своем романе-фельетоне феерическую и ошеломляющую картину крушения этой идеи, пришедшей в непримиримое противоречие с национальной, социальной и государственной раздробленностью человечества.

Чрезвычайно дерзка и остроумна исходная мысль «Фабрики Абсолюта». Если согласиться с утверждениями пантеистов о том, что бог существует во всем и есть субстанция материи, то, может быть, человек, владеющий арсеналом современной науки, окажется способен — вольно или невольно — извлечь эту субстанцию из косного материального вещества и открыть ей простор для действия? И вот гениальный инженер Марек, конструируя первый на земле атомный котел и даруя тем самым человечеству почти бесплатную энергию, освобождает при расщеплении атома божественную субстанцию, что приводит к невероятным и неожиданным последствиям. Роман перенасыщен остроумнейшими описаниями обращений в веру и разнообразных чудес, которые начинают творить те, на кого снизошел Абсолют. Юмор Чапека в этих сценах обретает редкостную свободу, фантазия — неутомимую изобретательность. Эпизод вознесения пана Кузенды вместе с пришедшими схватить его полицейскими, или чудесное, головокружительное вращение карусели пана Биндера, вовлекающее в свой радостный полет осененных Абсолютом людей, или, наконец, коллективное обращение в веру пражских городских властей при пуске атомного карбюратора, предназначенного для освещения Праги, исполнены озорного веселья и жизнерадостности.

Но есть несколько разновидностей людей, которых Абсолют не берет: это клерикалы, не признающие его божественной природы, чешский крестьянин, крепко сидящий на земле и с громадной осмотрительностью наблюдающий за действиями Абсолюта, и, наконец, пан Г. X. Бонди, президент многих компаний, акционерных обществ, организовавший массовое производство атомных котлов и тем самым содействовавший широчайшему распространению Абсолюта. Образ пана Г. X. Бонди занимает весьма важное место в системе социальных воззрений писателя. В погоне за прибылью он впустил Абсолют в мир, ввергнув человечество в неслыханные бедствия, и появился еще раз в романе «Война с саламандрами», где выполнил столь же разрушительную функцию, положив начало экономической эксплуатации говорящих саламандр. Г. X. Бонди, олицетворяющий предприимчивость, деловую сметку, коммерческую инициативу, глубоко враждебен всему строю размышлений Чапека не только из-за очевидной и вызывающей своей буржуазности, которая претила общедемократическим воззрениям писателя, но еще и потому, что пан Бонди — узкий прагматик, заботящийся лишь о непосредственной выгоде и быстром результате своих предприятий, в то время как для Чапека решающим была мудрость творческой энергии жизни, корректирующей ложные и преждевременные решения людей.

Пан Бонди, подобно библейскому Иакову, вступает в борьбу с самим Абсолютом и выходит из нее помятым, но вполне дееспособным. Его начинания Чапек рассматривал как одну из деструктивных, разрушительных сил двадцатого века.

Что касается клерикалов, чьи образы возникают в романе, то они, привыкшие к обхождению со всевышним, вырабатывают своеобразный иммунитет и против Абсолюта, который сначала осуждается ими как явление еретическое, а затем объявляется истинным богом и главой церкви. Критика клерикализма полна в романе сатирического блеска и остроумия. Столь же критичен и собирательный образ чешского крестьянина, «кормильца нашего», хранителя национальных традиций, корней самобытности чешской культуры и носителя многих добродетелей, о которых с упоением декламировали в парламенте идеологи аграриев и писала реакционная пресса. С твердостью кремня противостоит он Абсолюту и даже сумел извлечь немало финансовых выгод из действий божественной субстанции, освобожденной от власти материи. Изображая в сатирическом свете «кормильца нашего», Чапек метил в аграрную партию — оплот воинствующего консерватизма и реакции и одновременно подвергал критике разнородные почвеннические настроения, противником которых был. «Назад к корням! — писал Чапек в одной из статей двадцатых годов. — Однако (если уж непременно придерживаться корней), возвращаясь к корням, подобно червям-паразитам, чего мы, собственно, хотим от них? Случалось ли, чтобы лист, или цветок, или ветвь вернулись назад к корням? Наоборот, скорее, корень стремится к цветку, которым он сам некогда был». Чапек страстно и самоотверженно любил свой народ, был истинным патриотом, но попытки противопоставить почвеннические иллюзии реальному историческому процессу он считал неполезным и обреченным делом.

Но что же такое сам Абсолют? Это истина, открытая раз и навсегда, это беспрерывное и бесцельное созидание, не нуждающееся в труде человека, это, наконец, всеведение, не заинтересованное в знании и стремлении человека к истине. Это остановка развития и жизни, ибо Абсолют, будучи вечным, беспрерывно перебирает различные возможности творения, комбинирует их и неизбежно повторяет самого себя, превращая историю в бесцельное топтание на месте.

Не случайно Чапек, считающий осмысленную деятельность человека, нередко ошибающегося в искании истины, подлинным двигателем общественного прогресса, выбрал для Абсолюта в качестве прообраза веру и откровение, якобы уже внесших в жизнь абсолютную истину, которую человечеству лишь оставалось воплотить в жизнь, следуя принятым догмам. Но нетворческое восприятие истины противоречит природе человека, и разделенное человечество не приняло идеи Абсолюта. Сначала Марек и Бонди, чтобы пресечь действия Абсолюта, полностью дезорганизовавшего капиталистическую экономику, предприняли меры к тому, чтобы расчленить, раздробить его монолитность, после чего каждое капиталистическое государство, организация, корпорация, союз, объединение, церковь, секта, группа и т. д. начали претендовать на монопольное владение Абсолютом. Последствия были ужасающими: началось всеобщее побоище, взаимоистребление народов и государств.

Роман-фельетон Чапека, несмотря на внешнюю веселость и занимательность изложения, отличался чрезвычайной серьезностью содержания. Он не только заключал в себе сатирическую картину вышедшего из кризиса первой мировой войны буржуазного общества. Роман высмеивал интриги дипломатов, борьбу империалистических держав за гегемонию и колонии, насмешничал над кандидатами в новоявленные Цезари, которые, вроде поручика Бобинэ, домогались неограниченной власти, пародировал многочисленные конференции, проводившиеся под эгидой Лиги наций и вырождавшиеся в пустые говорильни. Он был полон раннего предчувствия новой мировой войны, которая близится и грозит разрушить относительное равновесие социальных сил в послеверсальской Европе и способна втянуть в грядущий конфликт Америку и страны Азии. Эта тревога за будущее придавала роману общественную значимость и поднимала его над уровнем газетного фельетонизма.

Но в «Фабрике Абсолюта» сильно давала себя знать и характерная для Чапека надежда на то, что под влиянием стихийной энергии жизни все в конце концов образуется само собой и враждующие люди, оставив распри, вернутся к мирным делам и домашнему очагу. Однако подобная иллюзия — следствие общедемократической природы социальных взглядов писателя — не могла исключить из его раздумий вопроса об истинном содержании жизни, которой вынуждены жить его современники.