По найму

Ледбиттер, который в таких поездках, по собственному выражению, нередко «сиживал на воробьиной диете», ничего против не имел.

ГЛАВА 5

Наконец они тронулись в обратный путь.

Леди Франклин сидела, чуть выдвинув нижнюю губку, которая, слегка подрагивая, придавала ее лицу недовольное выражение. Что это она, собственно, так дуется? Ледбиттер, перевидавший на своем веку немало женских слез (и нередко сам вызывавший эти слезы), заметил на щеке леди Франклин предательский след. Ну, конечно: поплакала, потом кое-как попудрилась, и все в порядке — в конце концов, ради кого ей прихорашиваться — не ради него же!

Леди Франклин сидела и молчала. «Сначала она тараторит так, что у меня башка раскалывается, — злобствовал про себя Ледбиттер, — а теперь сидит, словно воды в рот набрала. Ну что ж, как говорится, дело хозяйское. Соскучится — скажет. А пока и мы помолчим». — И он застыл за рулем с каменным лицом. Вскоре молчание сделалось таким громким и назойливым, что леди Франклин пробудилась от своих горестных раздумий.

Виновато покосившись на Ледбиттера, она спросила:

— Может быть, теперь послушаем радио?

Но вселившийся в Ледбиттера бесенок заставил его произнести с отменной учтивостью:

— Разумеется, миледи, просто мне показалось, что вы... — И рука его, протянувшаяся было к приемнику, застыла в воздухе. Самостоятельный и замкнутый мир радио мало интересовал леди Франклин, с головой погрузившуюся в свои горести. Повышенный интерес к чему-то одному часто оборачивается полнейшим равнодушием ко всему остальному, а утонченность и ранимость превосходно сочетаются с черствостью и душевной глухотой. «Мало ли что ему скучно! — размышляла между тем леди Франклин. — В конце концов он же за это получает деньги». Впрочем, храбрилась она исключительно наедине с собой. Не могла же она ему признаться, что затеяла все эти разговоры по совету одного своего знакомого, чтобы избавиться от мучительных призраков прошлого. И все-таки не мешало бы извиниться за такую назойливость. Вскоре Ледбиттер услышал:

— Надеюсь, я не очень утомила вас своей болтовней?

— Что вы, что вы, миледи.

— Ну и прекрасно.

Итак, приличия соблюдены, но о чем говорить теперь? Не повторять же свой монолог еще раз! Ведь и на исповеди не принято каяться в одном и том же прегрешении дважды, даже если оно ужасно, а муки совести невыносимы. У исповедника тоже может лопнуть терпение! «Пусть ваши собеседники расскажут вам о себе. Долго упрашивать их не придется — вы уж мне поверьте. Пускай они осознают себя полноправными личностями, тогда и вы поверите в их реальность. Имейте в виду, вам жизненно необходимо почувствовать, что вокруг есть другие люди с другими проблемами. Вам надо перестать грезить наяву».

«Он как луна, — ни с того ни с сего подумала вдруг леди Франклин. — Я всегда вижу только одну сторону его лица. Есть ли жизнь на этой луне? Тени на лице — словно лунные пятна... Луна в первой четверти. Говорят, «лунообразное лицо»... Но это не про него. Он совсем другой». Обратив внимание на внешность Ледбиттера, леди Франклин с неожиданной для себя проницательностью увидела в нем сочетание силы и какой-то хрупкости. Она вдруг поймала себя на том, что думает об этом человеке.

— Вы женаты? — робко поинтересовалась она.

«Интересно, что она надеется услышать в ответ? Да или нет? Попробуй угадать. — Ледбиттер вдруг явственно ощутил, как в его широкую ладонь, которая в настоящий момент покоилась на рулевом колесе, опускается монета — премия за правильный ответ. — Так что же сказать? Вообще-то женщины дают на чай скуповато, но все равно одно дело полкроны и другое — флорин. Большинству из его пассажирок захотелось бы услышать, что он не женат, но леди Франклин, похоже, не из их числа — во всяком случае, если судить по тому, что она ему наболтала». Обычно, выдумывая, он говорил быстрее, чем когда отвечал искренне, но на сей раз в голосе прозвучала нерешительность, когда он быстро произнес:

— Да, женат...

— Вы, кажется, в этом не очень уверены? — улыбнулась леди Франклин.

«Черт возьми, оказывается, она не такая дурочка! Нет, удивительный народ женщины! Сначала задают бестактные вопросы, а когда им вежливо отвечаешь, они еще тебе не верят». Как ни странно, он гораздо больше обижался, когда не верили его выдумкам.

— Состою в законном браке, — сухо произнес он, — и у нас трое детей.

— Но вы только что сказали, что готовы в любую минуту умереть! — воскликнула леди Франклин.

— Видите ли, мадам, — резонно возразил ей Ледбиттер, — я не первый муж и отец троих детей, кто говорил такое. — Насчет «мадам», он, конечно, ляпнул не подумавши, но в промахе не раскаивался. Она и впрямь была самая настоящая «мадам».

«Я не замужем, — думала между тем леди Франклин, без особой последовательности громоздя одну мысль на другую, — вернее, раньше была замужем, а теперь нет. Господи, что я такое несу: ну да, я была замужем, а водитель женат, хотя по его виду и не скажешь...» Она бросила взгляд на Ледбиттера. Цвет лица здоровый, но бледноват, щеки впалые, глаза серовато-карие, под ними мешки, вид усталый. Ей вспомнилось, как они застали его спящим за рулем.

— Простите, — начала она, — простите меня ради Бога, а какая она из себя — ваша жена?

Снова Ледбиттер заколебался, но на этот раз он понимал, что в его замешательстве ничего неестественного нет. Не мог же он тотчас и без запинки описать внешность супруги.

Не спеть ли ей это? Нет уж, дудки! Он и так дал маху, когда намекнул, что не Бог весть как счастлив в семейной жизни. Он попробовал представить себе, на какой женщине хотела бы видеть его женатым леди Франклин, какой тип внешности, какие черты характера ее бы устроили. Во-первых, внешность... Стало быть, леди Франклин интересуется, какая она из себя, его супруга? Женщины вообще обожают выяснять, кто как выглядит. Он честно напряг воображение, но так ничего и не придумал. Все женщины вдруг сделались безликими — он не мог даже вспомнить, как выглядела та, с которой у него несколько лет назад был роман. Перед его мысленным взором лишь маячила серебряная рамка, в которой когда-то была ее фотография. Пытаясь воскресить в памяти ее черты, он видел расписание поездок, угнездившееся теперь в этой рамке. Ну почему женщины вечно пристают ко всем со своими идиотскими чувствами и все этим портят! Он покосился на леди Франклин, и вдруг его посетила мысль, приведшая его в восторг своей дерзостью.

— Откровенно говоря, — начал он с лукавой усмешкой, — она немного напоминает вас.

— Меня? — удивленно и даже испуганно переспросила леди Франклин. — Не может быть!

Ледбиттер был отнюдь не глух к жизни чувств (другое дело, что он терпеть не мог, когда к нему с ними приставали) и сразу догадался, что леди Франклин не кривила душой, испугавшись, что между ней и мифической миссис Ледбиттер может быть какое-то сходство. Но все равно она, как и любая другая женщина, втайне надеется на комплимент. Лукавое создание! Ну что ж, по крайней мере теперь понятно, что говорить дальше.

— А почему бы и нет? — в свою очередь удивился он. — Ей еще повезло. Она вполне могла быть похожа и на кого-то менее достойного.

Леди Франклин задумалась.

— Вы так полагаете? Право, не знаю... — выдавила наконец она, а в голове вертелось: наверное, есть люди менее достойные, чем она, но есть ли более несчастные? Она нетерпеливо тряхнула головой. Этого еще недоставало: гадать, есть ли кто-нибудь несчастнее ее. Кстати, именно этим доводом время от времени (хоть и весьма осторожно) пытались подействовать на нее друзья, намекая, что бывают в жизни проблемы и посерьезнее... Но разве существуют здесь какие-то общие мерки, дело ведь не в тяжести случившегося, а в способности каждого конкретного человека выносить удары судьбы? Она затеяла эксперимент, но стало ли ей лучше после того, как она произнесла свой монолог? Как восстало против этого все ее существо. Зачем, зачем она выставила себя на такое посмешище?!