Отчий дом. Семейная хроника

Да, бывают и такие дикие случаи с русским человеком. Смешно и возмутительно такое проявление «душевной широты». Но и тут все-таки эта широта имеется: в душевном экстазе, пусть диком и возмутительном, русский человек не жалеет денег, деньги теряют над ним власть. Но ведь приводить такие примеры — значит отделываться шуточками от серьезных вопросов…

Это тоже — ходячая пошлятина и так же старо. Ну, а вот это беспокойство русской души? Разве русская история на протяжении веков не дала нам тысячи примеров, в которых широта натуры является в иных, высоких образах? А множество русских людей, мужчин и женщин, различных классов и сословий, бросавших свои богатства и привязанности и уходивших в монастыри спасать душу? А боярыня Морозова [308]? Протопоп Аввакум? [309] А наш раскол, с его гонениями, рождавший миллионы ищущих спасения в «древнем благочестии»? А наше неумиравшее сектантство, рождавшее «бегунов», «самосожигателей», «духоборов»? [310] Неважно, что в них — тьма, а важен свет, который в этой тьме светит: жажда праведной жизни, праведной веры, искание правды Божией, попираемой земной кривдой. Пусть невежественный купец способен в пьяном виде набезобразничать, но важно, что свое безобразие он чувствует, понимает, важно, что он нет-нет да и затоскует в своем свинятнике, и начинает изо всех сил свою свиную жизнь приукрашивать делами добрыми, щедро жертвуя из скопленных капиталов на культурные и благотворительные дела своего города. Сколько таких беспокойных совестью темных людей рождал и продолжает рождать русский народ — мечтателей о другой, чистой и праведной, жизни? В любом провинциальном городе вы найдете немало вещественных памятников этой беспокойной совести и широты натуры в виде ли храма, больницы или ночлежного дома, родильного приюта, столовой для бедных.

Тесно и душно русскому человеку даже в своем благополучии. Копит-копит деньгу, а потом как будто ни с того ни с сего заскучает, затоскует и поломает всю свою жизнь; либо запьет, разорится и в босяках, как Любим Торцов, гуляет, либо, как описанный Горьким в «Фоме Гордееве» волжский купец Артемьев, все свои богатства на добрые дела раздаст [311], а сам в черную ризу облечется и, приняв великий постриг, в монастыре свою бурную жизнь кончает…

Тоска живет в русской душе неистребимая по какой-то великой правде, попранной жизнью человеческой.

Интеллигент «по свету рыщет, дела себе исполинского ищет», всё осчастливить, если не всё человечество, так хотя бы свою родину, хочет [312], устроив в ней зримым Град Незримый. Тоскует купец в свинской жизни и стремится добрыми делами себе путь ко Граду Незримому расчистить. Мужик в своей грустной песне про «чужедальнюю сторонушку» поет [313], странником шатается по святым местам, по праведным угодникам Божиим, ищет путей к жизни праведной, путей ко Граду Незримому.

Широка и беспокойна душа великого русского народа. Правда его заедает, тяга к далекому, прекрасному, неведомому. И в этом его счастье и несчастье!..

Непонятен и смешон этот великан иноземным культурным народам. И смешон, и удивителен, и страшен. Не умеет и не хочет ходить той торной дорогой, которой все культурные народы шли. Все норовит по новым неведомым тропинкам сократить путь свой… Куда?.. В трущобы и болота, заблудившись, попадает, но не вязнет. Кажется, вот-вот утопится в непролазной грязи, в трясучей болотине. Ан нет! Вылезет, пообчистится и снова в путь-дорогу…

Смешной, а все-таки — Великан. А ученые умники — «лица своего нет!» [314].

Вселенским правдоискателем и богоискателем был этот Великан исстари, таким и остается. Ко Граду Незримому исстари шел, в поисках его блуждал и теперь блуждает. Слепой Великан. А поводырь лукавый… Ученый, но лукавый. Звездочет заморский. Град Незримый своим, нерусским, подменил. У народа русского сей град издревле градом Китежем именовался [315], а лукавый поводырь, Звездочет заморский, в рай социалистический потянул.

Может быть, и обманет, а покуда не удается, потому что хорошо помнит русский народ свой родной град праведный и вот что о нем из поколения в поколение рассказывает.

Был некогда на Руси град праведный, осиянный благодатию Божией, град Китеж. Когда на Русь обрушилась лавиной «татарва поганая» [316] и, разрушая города, посады, села и деревни, оскверняя храмы и святыни русские, предавая позорному насилию чистоту и целомудрие жен и девушек христианских, обращая в веру басурманскую детей, приближалась к стенам града Китежа, Господь не предал возлюбленный праведный град позору и разграблению татарвы поганой: боголюбимый град со всеми храмами, дворцами и хижинами тихо погрузился в сокрывшее его озеро Светлояр. Татарва металась вокруг, тщетно отыскивая сокрывшийся град, истоптала конями все окрестные луга, леса и овраги, но града Китежа не нашла и в великом смущении, поражаемая лютыми болезнями, насланными на орду Господом, в страхе отхлынула прочь. А праведный град и поныне пребывает в сохранности, сокрытый от наших глаз глубоким и чистым озером, и живы там все праведники, от иерархов и градоправителей до последнего бедняка. Незримый град тот всплывет со дна озера и вновь засверкает куполами и крестами своих храмов, когда народ слезами покаяния омоет душу свою от греха неправды и тем победит воцарившуюся на земле кривду. И тогда правда Божия вновь воссияет на Русской земле…

Эта прекрасная легенда, давшая богатейший материал для нашего национального творчества в области поэзии, музыки и живописи [317], — не мертвое преданье старины глубокой, ибо русский народ до сего дня знает, где именно произошло это чудесное событие. Он укажет вам и озеро Светлояр, на дне которого пребывает до сей поры праведный град Китеж. Находится это святое, чтимое до сей поры место в глухом лесном краю Нижегородской губернии, в Семеновском уезде. Каждый год под Иванов день [318] туда стекается множество паломников, странников и странниц со всех углов нашей необъятной родины, как православных, так и людей древнего благочестия, и особенно сектантов-богоискателей и правдоискателей. Три дня и три ночи пребывают здесь люди Божие, взыскующие Града Незримого, проводя их в спорах о путях праведных, в беседах о чудесах Божиих, в чтении Святых Писаний, молитв и пении духовных стихов, в надежде после этого подвига удостоиться особенной милости Божией: услыхать, припав к земле, сладостные звоны в храмах Града Незримого, что иногда и случается…

Живая, действенная до сей поры легенда, какой не имеет ни один из христианских народов в Европе! Но многие ли из наших культурных людей, из интеллигенции народолюбивой, интересовались этим Светлояром русской души [319], и многие ли побывали на чудесном озере, сокрывшем праведный град Китеж? Увы! Большинство просвещенных людей знакомо с этой живой легендой лишь по опере Римского-Корсакова или по выставочным картинам наших художников, не подозревая даже, что легенда живет не только запечатленным в искусстве образом, а подлинной жизнью, вместе с сотворившим ее народом. Живет и не умирает с веками и поколениями.

Не знают этого даже печальники народа. В Никудышевке, например, только теперь впервые услышали об этом, и то случайно, от Ларисы Петровны и ее приезжих гостей с реки Еруслана. Вопреки строгому запрещению бабушки Наташа тяготела к дяде Грише и к его подруге жизни Ларисе и частенько тайно забегала на хутор, где все было необычайно интересно. Вот в одно из таких тайных посещений Наташа и узнала, что град Китеж не только в опере, которую она очень любила, а и вправду есть: туда собирались этим летом ехать дядя с Ларисой и гостившим у них бородатым стариком, Петром Трофимовичем Лугачёвым, который страшно понравился Наташе и оказался отцом Ларисы. А Наташа взбаламутила уже всю гостившую в Никудышевке в это лето молодежь: непременно надо поехать на Светлое озеро, к граду Китежу! И в доме, и в обоих флигелях только и разговору было, что о поездке на Светлое озеро.