Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

Бианка-Мария занята приведением в порядок баснословных сокровищ. Нагибаясь к корзинам, она вынимает ожерелья, браслеты, гребни, кольца, диски, статуэтки и раскладывает их на одном из столов, вокруг золотой маски прорицательницы. Она натыкается на пряжки из золотой проволоки: маленькие пряжки, которые употреблялись для прикалывания на лбу больших локонов. Из любопытства она старается укрепить их в своих волосах. Из-за двери слышен голос Александра.

Александр. Леонард, ты здесь?

Бианка-Мария (вздрогнув, нерешительно). Брат недавно вышел… Не знаю, куда он ушел!

Подходит к двери и открывает ее. На пороге появляется Александр.

Александр (почти робко). Ах, вы одна!.. Одна с грудой золота!.. Я искал Леонарда.

Бианка-Мария. Я не знаю, куда он ушел… Может быть, к Персейскому источнику…

Они стараются не смотреть друг на друга.

Александр (делая шаг ко входу). Вы остались на страже сокровищ. Бианка-Мария… Чем вы занимались?

Бианка-Мария. Я раскладывала вокруг Кассандры ее драгоценности. Вы видите? Ими наполнена вся эта корзина. Я обещала брату, что до его возвращения, к вечеру, все будет в порядке!..

Александр. Хотите, я помогу вам? А то уже поздно!..

Бианка-Мария. Уже поздно!..

Александр (приближаясь к сокровищам). Странно! Кажется, что от груды этих сокровищ поднимается какой-то неясный образ. В сумерки или ночью, при свете лампы, можно было бы впасть в обман зрения и воссоздать все черты. Леонарду этот обман знаком, конечно. Он, должно быть, не раз видел образ дочери Приама.

Бианка-Мария (со вздохом). Ах, теперь его глаза, кажется, ничего не видят, кроме призраков!

Александр. Я не меньше вас беспокоюсь о нем, Бианка-Мария. Я искал его, думал… Вот уже несколько дней, когда он со мной, мне кажется, что он охвачен желанием открыть мне какую-то тайну. Всякий раз я даю молчанию окружить нас и ожидаю и волнуюсь не менее его. Чудится, что его уста начинают шевелиться, вот-вот раскроются. Но он удерживается, остается замкнутым… А я не осмеливаюсь расспрашивать его, боясь насильно вырвать слово, которое его душа еще не может мне сказать. И мы мучаемся вместе, в темноте. (Молчание.) О чем вы думаете, Бианка-Мария.

Бианка-Мария (отгоняя свои мысли). Так вы хотите помочь мне? Брат скоро вернется.

Она нагибается к корзине. Александр смотрит на нее.

Александр. Что это у вас в волосах? (Подходит к ней).

Бианка-Мария (смущенно). Ах, пряжки!.. Я надела их для доказательства. Я хотела показаться в них Леонарду, — он, по-видимому, еще сомневается в способе их употребления в старину.

Она хочет снять их.

Александр (стараясь удержать ее резким движением, но не дотрагиваясь до нее). Нет, нет! Почему вы хотите снять их? Оставьте, как есть.

Бианка-Мария (стараясь улыбнуться). Я должна положить их обратно на мертвую царевну, которую вы так любили…

Александр. Нет, нет!.. Подержите их еще немного в ваших волосах!

Стараясь помешать ей снять пряжки, он касается их одной рукой. Обоюдное смущение. Они смотрят друг на друга с каким-то сдержанным усилием. Молчание.

Бианка-Мария (опуская ресницы, тихо). Вы мне не помогаете…

Новое молчание. Оба нагибаются к корзине с драгоценностями.

Александр. Взгляните на резьбу на этом кольце: сидит женщина и держит три маковых цветка, перед нею стоят три загадочных фигуры, над головой у нее обоюдоострая секира и сверкающий на солнце диск. А вот это: сидит молодая женщина, она протянула руки и повернула голову назад, перед ней мужчина, руки у него также протянуты. Посмотрите: у женщины пышные волосы!

Бианка-Мария. Она повернула голову назад…

Молчание. Бианка-Мария занята расстановкой украшений вокруг маски. Александр уходит на балкон и несколько мгновений всматривается в равнину. Оба борются с овладевшим ими волнением.

Александр. Эта высохшая страна действительно имеет лихорадочный вид страдающего жаждой. Всякий клочок земли с наступлением ночи смягчается и дышит. Эта равнина твердит о своей смертельной жажде даже ночью. До самых поздних сумерек мучительно белеют ложа ее высохших рек. Вам не представляются вон те горы, с их дикими, громоздящимися друг на друга хребтами, стадом громадных онагров? Чувствуется, как там, за Понтинским заливом, дымятся испарения Лернейского болота. А посмотрите туда, как пылает Арахнея! Ее вершина краснеет почти каждый вечер, — в воспоминание тех костров, которые известили стражу Клитемнестры о падении Трои. Какой длинный ряд вестовых костров от Иды до Арахнеи! Мы вчера читали об этом удивительном перечислении зажженных Победой по утесам гор огней… А сегодня вы можете пересыпать пальцами прах того, кто известил о своем возвращении такими знаками!

В ваших волосах вы носите украшения царской невольницы, которую он взял себе в числе предметов военной добычи!

Он снова подходит к Бианке-Марии, всматриваясь в нее.

И все это просто, потому что это вы делаете. Между вами живой и останками царя и прорицательницы, которые вы стережете, бездна веков исчезает. Кажется, что все это золото принадлежит вам с незапамятных времен, потому что вы — Красота и поэзия, все входит в круг вашего дыхания, все простым порядком вещей подчиняется вашей власти…

Бианка-Мария (бледная, дрожа, прислонившись к столу с сокровищами). Не говорите так!

Александр. Почему вы запрещаете мне говорить об истинах, которые вы открыли моей душе? Вы не думаете, Бианка-Мария, что те, кто решился жить без томления и лжи, должны говорить о своих внутренних истинах, когда они требуют выражения? Сколько раз мы погружали в безмолвие то, что неожиданно рождалось в нас и подступало к нашим устам! Я не могу вспоминать об этом без сожаления и раскаяния. Мне чудится, что я вижу, как это затаенное колеблется в молчаливой глубине, как нечто холодное и бесформенное. А кто знает, какие новые радости, какие новые скорби, какие новые красоты оно могло бы зародить в нас, встретившись с потоком наших живых речей! Ах, лжет перед жизнью тот, кто скрывает, кто притворяется, кто утаивает. Так почему же до сегодняшнего дня мы избегали смотреть друг другу в глаза? Или мы боялись прочесть в нашем взгляде что-нибудь позорное? Разве мы боялись узнать в нашем взгляде то, что мы уже знали оба?

Бианка-Мария (в волнении). Мы знаем то, чему нельзя быть и что не может быть никогда.

Александр. Ах, еще одно препятствие к жизни!

Бианка-Мария. Мы знаем, что для разъединения существ есть вещи сильнее смерти. Сама смерть не могла бы так разъединить нас, как разъединяют эти вещи.

Александр. Какие вещи?

Бианка-Мария. Вы их знаете. Вещи святые!

Александр. Ах, Бианка-Мария, я готов иссушить тысячи жизней, лишь бы дать вашим устам утолить свою жажду!

Бианка-Мария. Не говорите так!.. Возле вас есть другая, слитая с вашею жизнь, жизнь бесконечно ценнее моей: почти божественная по своей сущности… Она так глубока, что я никогда не могла приближаться к ней без того, чтобы не дрожать всеми своими фибрами. Кажется, что для нее нет ничего неизвестного, что ничто ей не чуждо. Всякий раз, когда я могла склониться к ней, я чувствовала, как таинственные красоты поднимались из ее глубины и возвышали и уничтожали меня в одно и то же время. И я никогда не плакала так, как на этих коленях, не плакала слезами, которые причиняли мне столько блаженства и столько скорби.