Самостоятельные люди. Исландский колокол
Самостоятельные люди. Исландский колокол читать книгу онлайн
Лакснесс Халлдор (1902–1998), исландский романист. В 1955 Лакснессу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Прожив около трех лет в США (1927–1929), Лакснесс с левых позиций обратился к проблемам своих соотечественников. Этот новый подход ярко обнаружился среди прочих в романе «Самостоятельные люди» (1934–35). В исторической трилогии «Исландский колокол» (1943), «Златокудрая дева» (1944), «Пожар в Копенгагене» (1946) Лакснесс восславил стойкость исландцев, их гордость и любовь к знаниям, которые помогли им выстоять в многовековых тяжких испытаниях.
Перевод с исландского А. Эмзиной, Н. Крымовой.
Вступительная статья А. Погодина.
Примечания Л. Горлиной.
Иллюстрации О. Верейского.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Пора начать!
Послали за мальчиками, собрали молодежь, которая уже разбрелась по склонам, — ибо ночь со своими синими расплывчатыми тенями была заманчивым прикрытием не только для привидения, но и для любви.
Прибежали мальчишки, глаза у них были широко раскрыты от любопытства. Пастор, которому хотелось забыть о таинственных силах, оживленно беседовал о новых теориях, почерпнутых из «Сельскохозяйственного вестника». Он глубоко вздохнул и ответил на предложение Хродлогура:
— Хорошо, начнем во имя божье!
Король гор, Эйнар, Оулавюр шли гуськом, заложив руки за спину; на их лицах застыло какое-то странное выражение; сенная труха застряла у них в бороде. Впереди и сзади людей важно шли собаки, как бы сознавая торжественность минуты. Кое-кто брал девушек под руку; а девушки краснели в ожидании призрака, — хотя Бьяртур думал про себя, что вовсе не за этим они пришли сюда.
— Ребята, пойдите-ка в овчарню и спросите, в какую сторону нам идти, — предложил Хродлогур. — Лучше узнать заранее, а то ведь духи иногда заставляют ходить по солнцу, иногда против солнца.
Хельги взял брата за руку, и они на цыпочках прокрались к дверям овчарни, — никому не дано было разговаривать с привидением, кроме них. Они открыли задвижку и осторожно заглянули в овчарню.
— Тсс! — сказал старший брат, жестом останавливая слишком любопытных гостей. — Не подходите близко.
Овцы, охваченные каким-то неестественным страхом, шарахнулись и забились в самые дальние углы полупустого помещения. Мальчики скрылись в овчарне и заперлись на задвижку. Пожилая женщина из поселка запела «Тебя бога хвалим», многие стали подпевать. Один Хродлогур сказал, что не стоит петь молебствия: он полагал, что это дело, как и всякое другое, надо делать по установленным правилам. Вдруг все переполошились. Мальчики выбежали из овчарни, будто их вытолкнули оттуда, и стали кататься по снегу. По их словам, привидение требовало, чтобы вокруг овчарни обошли девять раз и пропели девять строф.
— Не девять ли строк? — торжественно спросил Эйнар.
Как бы то ни было, молебствие началось. Старики, как умели, напевали псалом под лай и завывание собак. А молодежь не знала псалмов — она думала совсем о другом. Все были испуганы. Синие тени на снегу слились друг с другом.
Бьяртур стоял в стороне. Он кликнул Титлу, чтобы она не сцепилась с чужими собаками.
Вскоре выяснилось, что молодежь не имела никакого желания кружить вокруг овчарни, — одна группа отделилась от остальных и стала спускаться по склону холма, чтобы еще раз послушать новые песенки, под которые танцевали во Фьорде.
Два смельчака самовольно вошли в овчарню, чтобы взглянуть на привидение, но они недолго оставались там: едва переступив порог, они увидели пару пылающих глаз, которые сверкнули на них из дальнего угла, с сеновала. Они были не менее ужасны, чем глаза тролля в саге о Греттире. Когда-нибудь на старости лет эти два смельчака будут рассказывать внукам, как они сами были очевидцами происшествий, о которых повествуют исландские саги. Но дело не ограничилось одним взглядом: раздался ужасный звук — такой звук не могло бы издать ни одно животное в Исландии, его можно было бы сравнить только с бессмысленным, режущим ухо скрипом какой-нибудь старой ржавой двери. По словам пастора, на мгновение заглянувшего в овчарню, это был голос существа, осужденного на вечные муки у врат царства небесного; эти желто-зеленые глаза явно никогда не видели и никогда не увидят небесного света. И, воспользовавшись удобным случаем, пастор помолился о том, чтобы врата рая открылись им и они узрели бы свет царствия небесного. В эту минуту сердитая луна скрылась за густым облаком, и бледный синий свет, отражаемый снегом, сразу сменился полной тьмой, еще более таинственной, чем прежде. Очертания ландшафта совсем расплылись, и люди, вышедшие на эту бессмысленную ночную вахту, во мраке казались друг другу ужасными призраками; они невольно брали друг друга за руку из страха очутиться в одиночестве. Что еще можно было сделать? Так они и стояли, держась друг за друга, дрожа от ужаса. Мрак все сгущался и сгущался, было холодно. Хорошо бы напиться сейчас горячего кофе.
Глава сорок пятая
О душе
Кто-то предложил выпить кофе: все охотно согласились. И религиозная церемония закончилась. Гости поднялись в жилую комнату и понемногу, не дожидаясь приглашения, завладели домом. Чуть ли не вся округа собралась у Бьяртура; пол так заскрипел, что казалось — вот-вот рухнет. А молодых людей попросили спуститься. Что им, черт возьми, здесь делать? Не место и не время тут для девичьего визга и других музыкальных упражнений. Кто хочет напиться кофе, пусть подождет внизу. Люди постарше кое-как разместились на кроватях. Женщины старались разжечь огонь.
— Да. Так-то! — произнес один из гостей.
— Дела! — сказал второй.
— То-то и оно-то! — прибавил третий.
Кроме Хродлогура из Кельда, все собравшиеся были охвачены мистическим страхом и никак не могли переключиться на обыкновенное, будничное.
Хродлогур не очень-то верил в нечистую силу. Этот здоровяк принимал жизнь, как она есть, не пугался ни естественного, ни сверхъестественного и думал лишь о том, как поступить в данном случае.
— Дорогой пастор, — сказал он, — как вам известно, у меня есть пара хороших ягнят. Я не решился зарезать их осенью. Может быть, и прогадал, — ведь кормлю-то я их на авось. Но я мог бы взять за них хорошие деньги, если бы мы залучили сюда кого-нибудь из «Сельскохозяйственного вестника», — пусть бы написал о них высшему начальству.
— Неплохая мысль, — ответил пастор, обрадовавшись, что хоть один человек поверил в его познания по части овцеводства и стремление улучшить породу овец. И он начал подробно распространяться о том, какую пользу принесла народу выставка овец на Западе. О ней много писали газеты, в особенности о мясных овцах.
Тут голос подал Король гор. (Он хоть и пролез в приходский совет, но не сумел выбиться наверх; так и остался середняком. Весь год он был в нерешительности — метался между торговцем и потребительским обществом: ведь когда две сильные стороны борются между собой, надо запастись терпением и выжидать.) Он тоже считал, что в такое тяжелое время было бы очень важно всем понять, как полезно добиваться улучшения породы овец.
— Но, — говорил он, — заметьте, что я не сторонник мясных овец. По моему мнению, в тяжелые времена, как, например, в прошлом году, подтвердилось, что мясная овца не так вынослива, как уверяют многие специалисты. Образцовая порода — это, по-моему, редсмирская — крепкая, неприхотливая, а уж в том, что она недостаточно упитанна, ее даже враги не попрекнут. С такими овцами можно просуществовать в любые времена. По крайней мере, до тех пор, пока не появится другая, лучшая порода.
Оулавюр из Истадаля, слушая Короля гор, вспомнил, что несколько дней тому назад была разверстка налога, и ему хотелось бы знать, какими налогами обложены бедные крестьяне. В свое время он голосовал за Короля гор и надеялся на него. У него, казалось Оулавюру, есть чувство ответственности, он выполнит свое обещание, постоит за интересы бедного люда. Кроме того, Оулавюр со временем рассчитывал получить небольшой добавочный заработок в качестве помощника собачьего лекаря. Он и в этом деле полагался на Короля гор.
— Да, налоги, — с серьезным видом вздохнул Король гор. — Должен сказать, что в такое время управлять приходом не очень-то весело, дорогой Оулавюр. Староста, судья, да и все правительство — все тебе скажут: в такие тяжелые времена распределять налоги — не в игрушки играть. Уж очень повсюду сильна конкуренция, и никто толком не знает, кто одержит верх и кто поможет хуторянам. Бруни ли, который печется о разоренных крестьянах, или потребительское общество, которое тоже радеет о них. А может быть, вся надежда на старосту Йоуна. Или же благодетелем нашим станет приход, хотя в приходской кассе хоть шаром покати.
— Да, я всегда это говорил, — откликнулся Оулавюр, стараясь не показать, как разочаровал его член приходского совета, за которого он сам голосовал. — Человеческая жизнь так коротка, что я всегда твердил: коли бы у нас все делалось по справедливости и по науке, коли бы за наш труд мы получали полной мерой и могли покупать для себя в городе хлеб наш насущный… коли б мы могли построить себе здоровое жилье, прежде чем наши дети сгниют от чахотки, как было у меня… Да, черт возьми, что я хотел сказать… Не знаю, избавлюсь ли я от долгов, если даже буду тянуть из себя жилы еще три тысячи лет…