Мятежные ангелы

Даркур забежал взглядом немного вперед и явно смутился.

— Вы действительно хотите это слушать? — спросил он.

Мы, конечно, хотели.

Это была его фантазия, не моя, и непросто было импровизировать разговор, чтобы «подогреть» Эрки, а эта обязанность лежала на мне. Эрки любил скандальные университетские сплетни, а я должен был выдавать их словно нехотя, чопорно, пока мы оба попивали чай из марихуаны и грызли марихуановое печенье. Раза два я пытался уговорить Эрки рискнуть и попробовать что-нибудь поинтересней — немножко кислоты на кусочке сахара или крохотный укольчик машинкой, [119] — но он из тех, кого мы зовем «приблудными»: человек, который заигрывает с наркотиками, но боится заходить далеко. Лаодикиец от греха. [120] Так какими же беседами я его развлекал? Вот образчик, который может быть интересен.

Миссис Морли. Дорогая миссис Мэшем! А что же слышно об этой милой девушке, мисс Феотоки?

Миссис Мэшем. Ох, она все учится, бедняжечка.

Миссис Морли. Бедняжечка, миссис Мэшем? Отчего же бедняжечка?

Миссис Мэшем. Оборони господь, миссис Морли, дорогая, как это вы к словам придираетесь! Уж и не скажи ничего. Я только говорю, надеюсь, что она не собьется с дорожки.

Миссис Морли. Но как же ей сбиться, если добрый брат Джон ее наставляет? Брат Джон, святой человек. Отложите-ка вязанье, дорогая, да говорите прямо.

Миссис Мэшем. Боюсь, она уже не слушает брата Джона, миссис Морли. Если и есть у нее советчик, это жирный отец Даркур, да станет Господь меж нею и его необъятной утробой.

Миссис Морли. Храни нас Небо, миссис Мэшем! На что это вы намекаете?

Миссис Мэшем. Господь да не попустит, чтоб я кого облыжно обвиняла. Но я видела, как он глядит на нее, распустив губы, словно околдованный.

Миссис Морли. О, сколь страшная мысль! Да неужто ее добрый наставник, профессор Холлиер, позволит ей оступиться?

Миссис Мэшем. Ох, миссис Морли, мадам, вы святого поведения, откуда вам знать пути коварных, грешных мужчин! Я страшусь вымолвить, но этот самый Холлиер!..

Миссис Морли. Неужто вы хотите сказать о нем дурное?

Миссис Мэшем. Правдивое слово дурным не бывает, мадам! Но я боюсь, что он уже…

Миссис Морли. Еще чаю! Продолжайте, я готова вынести самое худшее.

Миссис Мэшем. Не скажу, что он распутник! Даже выговаривать такое не стану! Может, его искушали? Эта девчонка… Феотоки… стыдно сказать… она всего лишь девка! Она и самого добродетельного мужчину соблазнит! Вы давно смотрели на ее подобие? На ту бронзовую статуэтку, что получили от Корниша?

Эрки взглядывал на статуэтку, и… Молли, Вы же понимаете, ничего личного… просто я, исполняя свой долг прихлебалы и желая оживить забавы Эрки, заранее наносил капельку растительного масла на щелку меж ног статуи — очаровательная деталь этого произведения искусства! — чтобы она казалась влажной и манила к себе. Хорошо придумано, вы не находите? Один взгляд поверки Эрки в конвульсии, так что он балансировал на грани «фейерверка», который следовало оттягивать, чтобы он послужил кульминацией вечера.

В том и состояла цель такого длинного и сложного маскарада: очень медленно довести Эрки до кипения. Грязные сплетни, а также чай с печеньем в больших количествах делали свое дело — сплетни возбуждали, Мари Хуановна сдерживала, а розовая ленточка служила запалом, поджигающим порох в ракете.

В этих фантазиях фигурировали и другие люди, но вы были звездами первой величины. Эрки вяло пускал слюни в Вашу сторону, Молли, а что до Клема — мне нравилось вызывать его дух, чтобы дразнить Эрки: я прекрасно понимаю и прощаю Клема, но я полностью осознавал, что он не может бесконечно тащить меня за собой, делая свою блестящую карьеру. Старым друзьям люди помогают как могут, пока могут, но, разумеется, кое-кого из них неминуемо теряют по дороге. Клем делал для меня все, что считал возможным, но был твердо намерен не допустить, чтобы я слишком докучал окружающим. Так что я немного позабавился за счет вас двоих, но, как вы вскоре увидите, отплатил вам за вашу подлинную доброту мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною. [121]

Кроме вас, в церемониях часто фигурировал Ози Фроутс — в нем всегда можно было найти что-нибудь смешное. И много других людей — необъятного памятозлобия Эрки хватало на всех. Но вы, конечно, понимаете, что это была просто игра. Авторы пособий по сексуальной жизни советуют читателям использовать фантазии, чтобы подбавить перчику в надоевшие телодвижения. Кто поставит Эрки в вину его удовольствия или осудит меня за потворство им, если роль прихлебалы — единственное, что мне осталось? Конечно не вы, дорогие друзья. Конечно не вы.

Подобным образом Эрки желал развлекаться добрых полтора часа: его наслаждение становилось все острее, и ему все труднее было сдерживать смех, чтобы не выйти из роли миссис Морли. Похабные сплетни разжигали его, а старушка Мари охлаждала. Во время беседы он сучил ногами в кресле, поднимая их все выше. Наконец полы халата распахивались, открывая голое тело. Это был сигнал к моей кульминационной реплике следующего плана:

Миссис Мэшем. Миссис Морли, мадам, не обессудьте меня, вашу покорнейшую слугу, но я, как старый друг, должна сказать откровенно: у вас туалет в беспорядке.

Миссис Морли. Нет, нет, отнюдь!

Миссис Мэшем. Да, да, весьма!

Миссис Морли. Это ничего. Не беспокойте себя, мадам.

Миссис Мэшем. Нет, мадам, ради вашего блага, мадам, как я есть не чужой человек, я должна вас привязать, мадам. Как есть должна.

Миссис Морли. Нет, нет, дорогая, вы сами не знаете, что делаете.

Миссис Мэшем. Отнюдь! Это в вас кровь Эркхартов заговорила! Видите — старый сэр Томас глядит на вас со стены и смеется, старый хитрый раблезианец. Он-то знает, что ваша природа рано или поздно себя окажет, так что мне, хочешь не хочешь, надо вас сохранить, чтоб вы перед ним не опозорились. Привяжу, и точка.

На этом я доставал красивую белую пеньковую веревку и привязывал Эрки к креслу — достаточно крепко, чтобы ограничить движения, но не слишком сильно, чтобы не причинить боли. К этому времени он уже успевал по-настоящему возбудиться. Зрелище было омерзительное, по предполагалось, что я ничего не замечаю. Вместо этого…

Миссис Мэшем. Простите меня, мадам. Может, мне не подобает так говорить, но как у вас платье в беспорядке… я у вас увидела… кое-что.

Миссис Морли. Кое-что? Вы забываетесь, мадам.

Миссис Мэшем. Да, кое-что. Скажу больше: это хвостик. Розовенький хвостик… я его вижу, вижу, вижу…

Миссис Морли. Не смейте подглядывать!

Миссис Мэшем. Буду подглядывать! И даже… ох как пальцы чешутся… я даже за него дерну!

Миссис Морли. Ты не посмеешь!

Миссис Мэшем. Посмею! Дерну, дерну, дерну…

И вот, доведя его почти до изнеможения, я наконец дергал. Я хватал торчащий наружу розовенький копчик и бросался бежать по комнате; свернутая лента быстро, мягко и щекотно разворачивалась внутри Эрки, и он достигал того, что называл «фейерверком».

Я же убегал на кухню, где должен был сидеть, пока Эрки высвобождался из неплотно завязанных уз и возвращался в спальню. Затем я прибирался, мыл посуду, расставлял мебель по местам и уходил, прихватив конверт, заблаговременно оставленный Эрки на столике у двери.

В конверте было двадцать пять долларов. Жаркие двадцать пять баксов за день, который начинался с шести утра и заканчивался не раньше часу ночи! Вшивый четвертной за то, что человек с моими талантами служит поваром, дворецким, снабжает наркотиками, запихивает ленточки в задницу, исполняет характерные роли, сексуально возбуждает и вообще всячески шестерит при профессоре в течение девятнадцати часов! Я как-то намекнул Эрки, что это тяжелая работа, а он обиделся и заявил: он-то думал, что я наслаждаюсь не меньше его самого! Такая возбуждающая, приятно щекочущая игра! Его эгоцентризм не имел себе равных даже по моему опыту, весьма обширному. Если б он не разнюхал про меня кое-какие вещи, которые мне не хотелось предавать огласке, я бы уже давно на него стукнул. Но теперь я могу не бояться шантажа, ибо стою на пороге вечности, дорогие мои. Молитесь за брата Джона. Меня вела нужда, а не собственная воля. До сегодняшнего дня, когда я решил, что с меня хватит. И стервятника иной раз тошнит.