Долой оружие!

XX.

В наших краях повсюду были расквартированы пруссаки, и теперь наступала очередь Грумица.

Хотя перемирие было уже объявлено и мир почти обеспечен, однако все население еще питало страх и недоверие к неприятелю. Опасение, что двуногие тигры в касках с шишаками растерзали бы нас, если б могли, было не легко рассеять; три удара в ладоши при Никольсбурге не успели изгладить действия трех ударов в ладоши при объявлении войны и заставить простой народ снова видеть в пруссаках людей и своих ближних. Одно имя враждебного народа, в военные времена, получает множество ненавистных второстепенных значений; оно перестает быть нарицательным именем нации, воюющей с нами в данную минуту, а становится синонимом "врага" и соединяет в себе все отвратительное, что заключается в этом слове. Таким образом окрестные жители тряслись от страха точно перед вторжением стаи бешеных волков, когда явился прусский квартирмейстер, чтобы заготовить помещение для своей части войск. Некоторые обыватели Грумица, кроме страха, обнаруживали вдобавок и ненависть и вменяли себе в патриотическую доблесть, когда им удавалось насолить пруссаку или даже пустить в него ружейную пулю из-за угла. Подобные случаи бывали нередко, и когда виновный попадался, его без дальних церемоний казнили. Такая строгость заставила австрийцев затаить свою злобу; они уже без сопротивления пускали к себе, на постой неприятельских солдат и были не мало удивлены, убедившись, что "враги" оказались в сущности добродушными, ласковыми людьми, которые вдобавок честно расплачивались за все.

Однажды поутру – это было в первых числах августа – я сидела на крытом балконе, примыкавшем к библиотеке, и любовалась окрестностями из отворенных окон. Передо мной открывался вид на далекое пространство. Вдруг я различила вдали группу всадников, ехавших по большой дороге к нашему замку. "Прусский постой" – было моей первой мыслью; я направила на этот пункт стоявшую на балконе зрительную трубу и стала всматриваться. Действительно отряд всадников, человек из десяти, поворачивал к нам, мелькая черно-белыми значками на пиках. Между ними оказался один пеший – в охотничьем костюме; – зачем же он шел не сбоку, а между лошадьми?… Пожалуй пленник?… Стекло, в которое я смотрела, было не настолько сильно, чтобы можно было на таком далеком расстоянии узнать, не был ли этот пешеход одним из наших лесничих. Однако следовало предупредить обитателей замка о неприятном посещении. Я торопливо вышла из библиотеки, чтобы поискать моего отца и тетю Мари. Они сидели вместе в гостиной.

– Пруссаки идут, пруссаки идут! – выговорила я, задыхаясь.

Всегда бывает как-то приятно сообщить первому важную новость.

– Черт бы их побрал! – выбранился отец; но тетя Мари благоразумно заметила:

– Я сейчас велю г-же Вальтер приготовить все нужное к их приему.

– А где же Отто? – спросила я. – Его непременно надо предупредить заранее, чтоб он не вздумал выкинуть какой-нибудь шутки… или обойтись невежливо с гостями.

– Его нет дома, – отвечал папа, – сегодня он отправился с утра стрелять куропаток. Жаль, что ты не видала, как к нему идет охотничий костюм… Отличный из него выйдет малый; сердце радуется на такого сына!

Между тем, в доме послышался шум торопливых шагов и взволнованные голоса.

– Ну, принесло уж этих негодяев! – со вздохом произнес отец.

Вдруг с силой распахнулась дверь и в комнату вбежал камердинер Франц.

– Пруссаки, пруссаки! – кричал он таким тоном, каким кричат: "пожар".

– Ну, что ж, они нас не съедят, – угрюмо отвечал отец.

– Да они ведут с собой кого-то, – продолжал слуга дрожащим голосом, – кого-то из здешних грумицких, только я не успел рассмотреть его хорошенько; он выстрелил по ним, да и как не выстрелить по таким мерзавцам?… Ну, этот бедняк теперь пропал.

Тут до нас долетел стук лошадиных копыт, и нестройный гул голосов еще усилился. Мы вышли в сени и стали у окна, выходившего во двор. Как раз в эту минуту в ворота въезжали прусские уланы и посреди них – с упрямой миной и бледным лицом – шагал мой брат Отто.

Отец громко вскрикнул и бросился вниз по лестнице. Ясно, что тут случилась неприятная история, которая могла кончиться плохо. Если Отто действительно стрелял по прусским солдатам, а это было очень на него похоже… Нет, я не могла думать о таком ужасе… У меня не хватило духу последовать за отцом; привыкнув искать утешения и поддержки только возле Фридриха, я хотела броситься в комнату мужа, но тут отец и брат взошли на крыльцо. По их лицам я угадала, что всякая опасность рассеялась.

Из объяснений Отто мы узнали следующее: выстрел произошел случайно. Завидев издали улан, мальчик вздумал взглянуть на них поближе, побежал напрямик через поля, споткнулся, упал возле придорожной канавы и его ружье разрядилось само собою. В первый момент солдаты не поверили словам молодого охотника; они окружили его и привели, как пленника, в замок. Но когда юноша оказался сыном генерала Альтгауза и воспитанником военно-учебного заведения, эти люди перестали сомневаться в достоверности его оправдания. "Сын солдата и сам будущий солдат может стрелять по неприятелю только в честном бою, но никак не во время перемирия, да еще таким предательским манером", – сказал мой отец, и тогда прусский офицер, убежденный его словами, отпустил Отто на свободу.

– А ты в самом деле невиноват? – спросила я мальчика. – При твоей ненависти к пруссакам, меня нисколько не удивило бы, если б ты…

Отто потряс головой.

– Надеюсь, мне еще представится случай в жизни пристрелить несколько таких франтов не из засады, а подставив собственную грудь под их пули.

– Ай да молодец! – воскликнул папа, восхищенный таким ответом.

Но я не могла разделять его восхищения. Все эти громкие фразы, в которых человеческая жизнь – своя и чужая – ставится ни во что, были мне противны. Впрочем, я от души радовалась благополучной развязке; каким страшным ударом было бы для моего бедного отца, если бы прусские уланы немедленно расправились с мнимым преступником! – Тогда несчастная война, прошедшая пока благополучно для нашей семьи, закончилась бы для нее страшной катастрофой.

Тем временем в Грумиц прибыла часть войска, назначенная сюда на постой. В наш замок назначили двоих полковников и шестерых офицеров. В деревне были расквартированы нижние чины. На дворе у нас поставили караул из двоих солдат. К вечеру явились и к нам невольные и непрошенные гости. Мы уже давно были готовы к этому, и г-жа Вальтер заблаговременно привела в порядок запасные комнаты, где все было приготовлено к их приему. Повар запасся провизией, а в нашем погребе было достаточное количество вина в бочках и в обросших мохом старых бутылках: господам пруссакам предстояло полное раздолье.

XXI.

Когда раздался звонок к обеду и все общество собралось в гостиную, тут было чем полюбоваться – картина вышла блестящая и полная оживления. Мужчины, включая и министра "Конечно", приехавшего к нам погостить, были в мундирах; дамы разряжены, как на званый вечер. Уже давно не выступали мы таким образом "во всеоружии"; но всех нас в этом отношении перещеголяла кокетка Лори, только что прибывшая в тот день из Вены; узнав, что к нам пожаловали иностранные офицеры, она вынула из чемодана свое лучшее платье и украсила себе прическу и корсаж свежими розами. Она явно собиралась вскружить голову кому-нибудь из представителей вражеского войска. Я, с своей стороны, была готова позволить ей завоевать хоть все прусские батальоны, только бы она оставила в покое моего Фридриха. – Лили, счастливая невеста, разоделась в хорошенький туалет небесно-голубого цвета; Роза, вероятно очень довольная присутствием молодых кавалеров, закуталась в облако розовой кисеи; только я, в виду того, что военное время – хотя бы нам и некого было оплакивать – все-таки есть время печали, надела черное платье. Мне до сих пор памятно странное впечатлите, какое я испытала в этот день при входе в гостиную. Блеск, оживление, изящная роскошь, нарядные женщины, красивые мундиры – какой контраст с виденными мною недавно картинами человеческого страдания, грязи и смерти! И вот именно эти блестящие, веселые, изящные люди добровольно создают жестокое людское бедствие: они не хотят ничего сделать, чтоб устранить его, а напротив, прославляют его, превозносят и своими золотыми кантиками и звездочками стараются доказать, как они гордятся своим званием носителей и столпов человекоубийственной системы!…