Мелкий снег (Снежный пейзаж)

Лишь в начале седьмого в полном изнеможении они наконец вернулись в гостиницу. Сначала Сатико предполагала поужинать в каком-нибудь ресторанчике, но для этого у неё не было сил, и она распорядилась, чтобы им подали еду в номер.

Не успели сёстры принять ванну и сесть за стол, как на пороге появилась О-Хару. раскрасневшаяся и взмокшая, в помятом летнем кимоно. Она только что из Никко, сообщила О-Хару. В Асакусе они с О-Хисой сели в метро, та поехала прямо в Сибую, а она решила по дороге заехать сюда, чтобы поблагодарить Сатико. «А это для барышни», сказала О-Хару и протянула Эцуко три бруска фасолевого желе и набор открыток.

— Спасибо, О-Хару, — сказала Сатико, — только, мне кажется, тебе следовало бы отвезти всё это в Сибую.

— Не извольте беспокоиться, у меня и для них есть подарки. Я отправила их с О-Хисой.

— Вот оно что? Напрасно ты так тратилась… Ты видела водопад Кэгон? — спросила Эцуко, рассматривая открытки.

— Видела. Заботами вашей матушки я всё поглядела и храмы, и водопад, и озеро Тюдзэндзи…

И О-Хару принялась рассказывать о путешествии в Никко, не забыв упомянуть и о том, как хорошо была видна гора Фудзи.

— Как, ты в самом деле видела Фудзи?

— Да.

— Откуда же ты её видела?

— Известно откуда — из окна поезда.

— Не может быть, чтобы оттуда была видна Фудзи.

— Право же, О-Хару, наверное, ты что-то путаешь. Это была какая-нибудь другая гора.

— Нет, я ничего не путаю. Всё в поезде говорили: «Глядите, глядите, вон она, Фудзи!»

— Подумать только, выходит, её отовсюду видно…

Сатико, с самого утра помнившая о визите к профессору Сугиуре, велела О-Хару тут же, из гостиницы, связаться с ним по телефону, Как выяснилось, профессор уже вернулся в Токио и выразил готовность принять Сатико с дочерью у себя дома на следующий день, шестого сентября, утром. Такой исход дела обрадовал Сатико: хотя ей и сказали, что профессор должен вернуться пятого числа, она опасалась, что он может задержаться ещё на два-три дня. Она сразу же распорядилась, чтобы для неё забронировали на завтра три места в вечернем поезде, по возможности в одном купе.

«Как, вы уже завтра уезжаете?» — удивилась Юкико. «Да», — ответила Сатико. Если с утра они побывают у профессора, а после обеда сделают всё необходимые покупки, то вполне успеют к вечернему поезду, хотя, конечно, день будет весьма суматошный. Самой Сатико нет необходимости особенно спешить домой, но вот Эцуко давно уже пора в школу. Тянуть с отъездом больше нельзя. Если бы Юкико с О-Хару часам к двенадцати приехали в гостиницу, они могли бы вместе отправиться за покупками. Разумеется, Сатико полагалось бы напоследок заглянуть в Сибую, но она опасается, что для этого не останется времени. Она просит Юкико передать Цуруко и Тацуо её извинения.

Следующий день у Сатико был и впрямь суматошный. После консультации у профессора они с дочерью зашли в аптеку поблизости за лекарствами, а потом сели в такси и поехали к себе в гостиницу. Юкико и О-Хару уже ждали их. Первым делом Юкико спросила, что сказал профессор.

По словам Сатико, профессор Сугиура в целом подтвердил диагноз доктора Цудзи, но при этом добавил, что заболевание такого рода часто встречается у детей одарённых и поэтому не должно внушать ей особых опасений. Весьма возможно, что у Эцуко обнаружатся незаурядные способности в той или иной области — их нужно лишь выявить и суметь развить. Профессор сказал, что девочка должна неукоснительно соблюдать диету, и прописал ей лекарства, правда, совершенно иные, чем в своё время рекомендовал доктор Цудзи.

После обеда Сатико с сестрой, дочерью и О-Хару отправилась за покупками. В городе, несмотря на ветерок, было душно, солнце палило немилосердно, и время от времени им приходилось искать прибежище в каком-нибудь кафе или кондитерской.

Обойдя несколько больших магазинов и мелких лавочек, Сатико сделала множество покупок, так что у обеих сестёр и даже у Эцуко оказалось в руках по два-три пакета об О-Хару и говорить не приходится — она была вся увешана свёртками и едва плелась позади, обливаясь потом. Когда были сделаны последние покупки в подземной галерее на улице Хаттори, наступило время ужина. Можно было бы пойти в немецкий ресторан поблизости, но там они уже были, и Сатико предложила поужинать в «Нью Гранд Отеле» у моста Скиябаси. Сатико решила ужинать в городе не только потому, что в гостинице на это ушло бы больше времени, — ей хотелось напоследок доставить удовольствие Юкико, с которой они теперь не скоро увидятся.

Из ресторана всё четверо, не теряя ни минуты, помчались в гостиницу, наскоро сложили вещи и поспешили на вокзал. На то, чтобы поговорить с приехавшей их проводить Цуруко, у Сатико было не более пяти минут. Поезд отправлялся в половине девятого, и вскоре пассажиров пригласили занять свои места. Пока Эцуко прогуливалась с Юкико по платформе, Цуруко поднялась к стоявшей в тамбуре Сатико и, понизив голос, спросила:

— Больше никаких предложений для Юкико не было?

— Нет, но я надеюсь, скоро что-нибудь появится…

— Хорошо, если бы это было ещё в нынешнем году, ведь следующий год для неё несчастливый.

— Я знаю. Я просила всех, кого только могла.

— До свиданья, сестричка! — крикнула Эцуко, вскочив в тамбур и размахивая розовым шёлковым платочком. — Когда теперь ты к нам приедешь?

— Не знаю…

— Приезжай поскорее!

— Ладно.

— Обещай, что скоро приедешь! Хорошо? Обещаешь?

В распоряжении Сатико и её спутниц оказалось два нижних и одно верхнее место. Нижние полки она отдала О-Хару и Эцуко, а сама поднялась на верхнюю и, сбросив кимоно, прилегла, хотя и понимала, что всё равно не уснёт. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней снова и снова возникали лица Цуруко и Юкико, их прощальный — сквозь слёзы — взгляд.

Вот и прошли одиннадцать дней, которые она провела в Токио. Более неудачной и утомительной поездки, пожалуй, невозможно и вообразить. Сначала беспрестанный детский гомон и плач в доме Цуруко, потом этот ужасный ураган… Не успела она перебраться в гостиницу и чуточку прийти в себя, как на неё, точно бомба, свалилось письмо Окубаты… За всё это время выдался единственный спокойный и приятный день — тот, что она провела вдвоём с Цуруко. Правда, главное дело, ради которого они приехали в Токио, было всё-таки сделано: они получили консультацию у профессора Сугиуры. Но побывать в театре им так и не удалось. А вчера и сегодня ей пришлось, изнемогая от жары, носиться по пыльным токийским улицам.

Какие же это были хлопотливые дни! Наверное, лишь в чужом городе человек способен столько успеть всего лишь за два дня! При одной мысли об этом Сатико почувствовала себя ещё более измотанной. У неё было такое ощущение, будто кто-то поднял её высоко-высоко и со всего размаха швырнул сюда, на эту полку. Спать по-прежнему не хотелось. Она понимала, что глоток бренди помог бы ей вздремнуть, но вставать за ним у неё но было сил. В её изнурённом бессонницей сознании возникал один и тот же вопрос, который ей предстояло решить сразу же по возвращении домой. Он не давал ей покоя, то облекаясь в форму новых сомнений и тревог, то вдруг теряя ясные очертания. Неужели Окубата всё-таки прав?.. Если да, то что ей следует предпринять?.. Не заподозрила ли чего-нибудь Эцуко?.. Могла ли она рассказать Юкико о письме?..

20

Отдохнув после возвращения домой всего один день, Эцуко пошла в школу. Сатико же с каждым днём чувствовала себя всё более издёрганной и усталой. Она вызывала массажистку, старалась спать после обеда и большую часть времени проводила сидя в кресле на террасе и глядя в сад.

Оттого, наверное, что этот сад отражал вкусы хозяйки, любившей весну больше осени, сейчас в нём не на чем было остановиться взгляду, если не считать довольно-таки невзрачных гибискусов у декоративной горки да кустов хаги, протянувших свои опушённые белыми цветами ветки к участку Штольцев. Кроны платанов и сандаловых деревьев, такие густые и пышные летом, теперь поникли, истомлённые зноем. Газон, впрочем, оставался почти таким же зелёным, как и до отъезда Сатико в Токио, но в падающих на него солнечных лучах заметно поубавилось яркости. В похолодевшем воздухе веял доносившийся откуда-то аромат душистой маслины. Первое прикосновение осени ощущалось и здесь, в этом саду.