Зеленый Змий

Однако проделки мои на воде только отчасти шли в счет, Важнее всего было то, что я был славным малым на суше и не скупился, молодецки угощая других вином, чем и заслужил прозвание Принца Устричных Банок. Не думал я в то время, когда оклендское побережье конфузило и пугало меня, что наступит час, когда я сам буду конфузить его собственными безобразиями.

Однако всегда и во всем на первом плане была выпивка. Питейные дома служат бедным людям клубами. Мы назначали в них друг другу свидания, праздновали удачные дела и оплакивали свои несчастия. Мы в них и знакомились друг с другом.

XI

Несмотря на все это, у меня все-таки не появлялось никакого органического стремления к алкоголю. Целые годы тяжелого пьянства не сумели вызвать во мне этого желания. Жизнь моя и окружающих меня проходила в постоянных выпивках. Когда же я крейсировал по заливу, то никогда не брал с собою вина и ни разу не ощутил желания пить его. Только тогда, когда я ошвартовывал «Раззль-Даззль» у верфи и выходил на берег к местам, где собирались люди и вино текло рекой, на меня ложилась обязанность угощать других и принимать их угощение; обязанность эта имела характер социального закона и обряда взрослых мужчин…

XII

…Я жаждал безумной жизни, полной новизны и приключений, а единственный путь, открытый для меня к ним, достигался лишь с помощью все того же Зеленого Змия!

Я помню, мы как-то раз с Нельсоном вечером сошли на берег. У меня было сто восемьдесят долларов в кармане; я намеревался купить себе сначала кое-какую одежду, а затем выпить чего-нибудь. Одежда была очень нужна мне; на мне было надето все, что у меня имелось, а именно: пара рваных морских сапог, из которых вода, к счастью, так же скоро вытекала, как и входила в них, пара платья в пятьдесят центов, бумажная рубашка в сорок центов и накидка с капюшоном. Шляпы у меня не было, так что приходилось носить накидку. Заметьте, что я не упоминаю о нижнем белье или носках по той простой причине, что их у меня не было.

Мы должны были пройти мимо десятка питейных домов, чтобы добраться до магазина, где продавалось платье. Ввиду этого я решил сначала выпить. Я не дошел до магазинов платья. Утром без денег, отравленный, но довольный,я вернулся на шлюп, и мы пошли в плавание.

Я не испытывал никакого раскаяния и был очень доволен собою. Я доказал всем, что умею тратить деньги не хуже других, и показал себя сильным среди сильных.

Я вновь, после многих других случаев, подтвердил свое право на прозвище Принц. Мое поведение можно было объяснить только как реакцию на бедность и чрезмерный труд моего детства. Быть может, основная мысль моя была следующая: лучше царствовать среди пьяниц в качестве принца, чем изнурять себя трудом у машины по двадцати часов в сутки за десять центов в час. В труде не бывает великолепных приключений. Но если трата ста восьмидесяти долларов в двенадцатичасовой срок не сойдет за великолепное приключение, то я уже не знаю, где их искать!

Я пропускаю многое из моих отношений к Зеленому Змию за этот период и расскажу только о событиях, бросающих свет на его образ действий. Я мог перепить всякого и часто пил лишнее для того, чтобы похвастаться своей силой и мужественностью. Я был очень горд, когда в одно прекрасное утро мое бесчувственное тело вытащили из сетей на сушильных станках, в которые я глупо и слепо залез накануне, и когда все побережье заговорило об этом, со смехом отправился за новой выпивкой. Это был воистину подвиг!

Когда же я ни разу не был трезв в течение трех недель подряд, то я решил, что подвиги мои дошли до зенита. Дальше меня никто не мог идти в этом направлении. Пора было сниматься с места. Где-то глубоко, в сознании моем, в пьяном ли, или в трезвом виде, что-то шептало мне, что кутежи и приключения на заливе не представляют собою всей жизни. Счастье мое, что я прислушивался к этому шепоту! Я был так создан, что всегда слышал его, зовущего и призывающего меня идти в широкий мир. Я ничего не знал об этом мире — это было простое любопытство, желание знать, беспокойство и искажение как будто виданных уже или угаданных мною чудес. «Стоит ли жить, если жизнь ограничивается одним лишь виденным мною?» — спрашивал я себя. Нет, было еще другое, далекое и манящее! Надо вспомнить, когда речь будет идти о моем позднейшем развитии в качестве пьяницы, об этом голосе, нашептывавшем мне и обещавшем широкую жизнь, ибо он должен был сыграть важную роль в моих последующих схватках с Зеленым Змием.

Решение мое было ускорено шуткой, которую проделал со мною Зеленый Змий. То была чудовищная, невероятная шутка, указавшая на доселе еще неизведанную мною глубину пьяной бездны. Я шел, покачиваясь, после выдающегося пьянства, по краю верфи, в час ночи, к себе на шлюп. Я намеревался поспать! Прилив очень сильно ощущается в проливе Каркинеца, и течение было самое сильное в момент, когда я споткнулся и повалился за борт. На верфи и на шлюпе никого не было; меня унесло течением, но я ничуть не испугался. Я нашел свое маленькое несчастие в высшей степени приятным; я был прекрасным пловцом, а при воспаленном состоянии моего тела контакт воды с моей кожей был приятен, как ощущение свежего полотна. Тут и сыграл Зеленый Змий надо мною свою безумную шутку. Меня охватило какое-то бесшабашное желание выплыть в море вместе с отливом. Я никогда не бывал жертвой болезненных фантазий, и самоубийство ничуть не привлекало меня. Теперь же, когда мысли о нем явились мне, то мне показалось, что я придумал великолепный, дивный конец, достойный моей краткой, но и бурной карьеры. Я, никогда не знавший ни любви девушек, ни любви женщин, ни любви детей, никогда не наслаждавшийся искусством, не поднимавшийся на спокойные, звездные высоты философии, ничего не видавший более точки величиной с булавочную головку изо всей поверхности богатейшего мира, — я решил, что все кончено, что я все видел, все пережил, был всем, чем стоило быть, и что теперь пора перестать существовать. Вот в чем состояла шутка Зеленого Змия, овладевшего моим воображением и влекшего меня, опьяненного сновидением, к неожиданному концу.

В воде было чудесно. Так умирают мужчины! Зеленый Змий переменил минорный тон напева в моем опьяненном мозгу на мажорный. Прочь слезы и сожаление! Это была смерть героя, избранная и осуществляемая им самим! Я запел свой смертный гимн и громко распевал, когда бульканье и плеск маленьких волн течения, попадавших мне в уши, напомнили мне о моем реальном положении.

Ниже города Венеции, там, где выступает верфь Солано, пролив расширяется и получает название «Бухты Верфи Тернера». Я находился в волнах отлива, протекающих под верфью Солано и направляющихся в эту бухту. Я знал стремительную силу водоворота, развивающуюся в том месте, где течение обходит вокруг острова Мертвых и идет прямо на верфь. Я вовсе не желал быть пронесенным сквозь ее сваи. Это было бы неприятно, притом я мог бы потерять около часа времени в бухте вместо того, чтобы сразу выйти в море вместе с отливом.

Я разделся в воде и поплыл сильными движениями, идя под острым углом к течению. Я не переставал плыть до тех пор, пока не увидал, по фонарям на верфи, что меня пронесет мимо конца ее. Тогда я повернулся на спину и отдохнул. Плавание было утомительное, и я несколько времени не мог отдышаться.

Я был в восторге, так как мне удалось избежать водоворота. Я опять принялся за свой смертный гимн — это был экспромт, какая-то путаница, придуманная юнцом, обезумевшим от вина. «Подожди еще петь, — шепнул мне Зеленый Змий. — Работа на Солано продолжается всю ночь; на верфи есть железнодорожные рабочие; они услышат и выплывут на лодке спасать тебя, а ведь ты не хочешь быть спасенным». Разумеется, я не хотел! Как, чтобы меня лишили смерти героя? Никогда! Однако уже до наступления дня долгие часы, проведенные в холодной воде, настолько отрезвили меня, что я стал раздумывать, в какой же части пролива я находился и успеет ли новый прилив захватить меня и вынести обратно на берег, не дав течению увлечь меня в залив Сан-Пабло.