В больнице для умалишенных

Он указал рукой на деревянную, обшитую кожей и утвержденную на двух треножниках кобылу, служившую для каких-то гимнастических целей. Но он очень серьезно принимал ее за настоящего коня, потому что потрепал ее рукою и даже слазил посмотреть, что у нее под брюхом.

– У лошади, mon oncle, голова должна быть сухая, нога как стальная, круп круглый, широкий, как печь, c'est l'essentiel! это самое главное! Лошадь, которая имеет круп остроконечный…

Но вдруг речь его порвалась, и лицо, дышавшее приветливостью, потемнело. Он молча поманил указательным пальцем несчастного Потапенко, который ни жив ни мертв, словно неслышный зефир, подлетел к нему – и замер на месте, держа руки по швам.

– Это видишь? – с неизреченной непреклонностью во взоре и голосе спросил Ваня, указывая на какую-то неизмеримо малую величину, темневшуюся в виде пятнышка под воображаемым хвостом, – опять хвост не подмыт?

Потапенко, не переменяя положения, скосил глаза в указываемую сторону и проговорил:

– Виноват, ваше превосходительство! Вчера выпивши был!

– Пятнадцать! – твердо произнес Ваня, отпуская манием руки Потапенку, который, сделав направо кругом, зашагал к окошку и там опять замер руки по швам. – Ну вот хоть бы это! – продолжал Ваня, обращаясь ко мне, – телесные наказания уничтожены – mais au nom de Dieu! est-ce que cela a le sens commun! но ради бога! есть ли в этом здравый смысл! Где гарантии, спрашиваю я вас! Могу ли я отвечать за красоту фронта, если я не вооружен достаточными для того средствами! Исполнима ли подобная реформа! – нет, не исполнима! И вот почему никто и не исполняет ее! Это все равно что вот с новыми судами: исполнимы ли решения новых судов? – Нет, не исполнимы, а потому никто и не исполняет их! Суд там себе как хочешь оправдывай, но если нельзя этого выполнить – в результате все-таки… фюить! Or, je vous demande un peu Так скажите на милость., для чего же писать законы, коль скоро их не исполнять?!

Ваня проговорил все это так резонно, что мне просто казалось, что он рассказывает сущность передовой статьи, только что вычитанной им в одной из современных либеральных русских газет.

С последним словом он молодцом вскочил на деревянную кобылу, стегнул ее хлыстом и разом осадил. В продолжение получаса он проделывал передо мной на этом подобии лошади все, что, в нормальном состоянии, мог бы проделать на настоящей, живой лошади. Подбоченившись одной рукой, он делал вид, что другою держит поводья, и затем привскакивал на галопе, слегка трясся на рысях, наклонно и как бы устремляясь всем корпусом вперед, держал себя на марш-марше и проч., так что в конце концов совсем измучился и вспотел. Но это не мешало ему ни на минуту не прекращать бессвязной болтовни, из которой я узнал его предположения об устройстве международного цирка, насчет чего меня, впрочем, уже предупреждал доктор.

– Вы знаете, mon oncle, – говорил он, – что мне разрешено устроить здесь в Петербурге международный цирк. После международного статистического конгресса это будет второй опыт в том же роде. Ca sera grandiose et fantastique en meme temps Это будет грандиозно и вместе с тем фантастично., все мое сердобское имение пойдет туда. Ah! nous allons joliment festoyer, je vous en reponds! Ах! мы прекрасно отпразднуем, ручаюсь за это! Представьте себе громаднейшее здание в длину и ширину всего царицынского луга – вот мой цирк. Над зданием, вместо потолка, хрустальный свод; по бокам и углам, в виде приделов, теряющихся в неизмеримости пространства, найдут себе место частные цирки всех возможных национальностей; посередине будет расположена главная, интернациональная арена. Все, что можно найти в целом мире en fait de chiens et de chevaux по части собак и лошадей., – всем этим мы будем обладать. Но, главное, мы будем иметь и то, чего совсем нет нигде, – c'est la le point essentiel вот что существенно… При главной арене будет существовать целая комиссия скрещиваний (comme qui dirait, un ministere du progres как бы сказать, министерство прогресса.), которая именно будет иметь предметом выработку совершенно новых лошадиных и собачьих пород и мастей. Nous aurons des chevaux-leopards, des chevaux-hippopotames, des chevaux-rhinoceros. Et si la science arrive a creer des chevaux-aigles ou des chevaux-requins – nous en aurons les premiers echantillons У нас будут лошади-леопарды, лошади-гиппопотамы, лошади-носороги. И если наука дойдет до создания лошадей-орлов и лошадей-акул, – у нас будут их первые образцы… У нас будет свой главный доктор и свой адвокат. Против главного цирка, где теперь павловские казармы, мы поместим главное управление, которое будет заведовать всеми цирками и во главе которого я полагаю поставить Эмму Чинизелли с Эммой Браатц в должности товарища. Я думал было сделать главноуправляющим генерала Дитятина, но сообразил, что он не знает даже, что значит подмыть у лошади хвост. Во всякой губернии будет открыто один или два цирка – ca sera toute une reforme! это будет целый переворот! Разумеется, цирки будут открываться не вдруг, а постепенно, по мере средств, которыми будет располагать наше казначейство. Как быть! судьба всех реформ такова, и сибирским губерниям, быть может, совсем придется остаться без цирков! Посещение цирков будет обязательное, mais aussi nos cirques fonctionneront jour et nuit но в то же время наши цирки будут работать день и ночь… Мы обязываемся иметь лучших гимнастов, лучших жонглеров, лучших канатных плясунов и, как conditio sine qua non обязательное условие., летающего человека. Переход через Ниагару на слабо натянутом канате будет происходить каждый день. По вечерам будет даваться экстраординарное представление для избранных, в заключение которого имеет быть представлена борьба слона с носорогом. Cela coutera un argent fou Это будет стоить бешеных денег., но я надеюсь иметь субсидию. Que diable, l'etat peut bien se deranger pour une entreprise aussi grandiose! Кой черт, может же государство немного раскошелиться ради такого грандиозного предприятия! Все открытия и усовершенствования в мире лошадей и собак будут усвоены нами немедленно. Mon oncle! вы не поверите, если вам перечислить все, что сделано в последнее время в этой сфере! Нынче лошадь уже сидит на задних ногах, но кто может поручиться, что через год или два она не будет ходить на голове – tout comme un homme! совершенно как человек! Вот что мы вправе ожидать от лошади – от одной только лошади! Et les cochons de lait donc! Ну а поросята! Я уверен, что даже теперь между ними уж скрывается какой-нибудь газетный фельетонист! Подумайте, какие перспективы! Теперь вы видите какую-нибудь гусарскую кадриль: c'est triste, c'est mesquin, ca n'a ni verve, ni entrain! это бедно, жалко, в этом нет ни жара, ни увлечения! Тогда – вы увидите целые массы, целые сражения! Какая школа! сколько примеров доблести! Гусарские кадрили – parlez-moi de ca! Nous vous servirons des amazones! mille, dix mille, cent mille paires de hanches a la fois! – quel coup d'oeil! Et nous aurons des cabinets particuliers, s'il vous plait. Mon oncle! vous qui etes un vieux libertin да что толковать! Мы угостим вас амазонками! тысячу, десять тысяч, сто тысяч пар ляжек разом! – какое зрелище! А у нас будут и отдельные кабинеты, если вам угодно. Вы ведь старый распутник, дядюшка! (не говорите! знаю я, как вы в Проплеванной Название деревни (см. «Дневник провинциала в Петербурге»). (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.) целые полки амазонок формировали!) – вы знаете, что в этом отношении Петербург находится, так сказать, в младенчестве. Мы все это разом двинем. Tout s'enchaine et se lie dans mon systeme, voyez-vous Как видите, в моей системе все пригнано друг к другу… За особенную плату я покажу Венеру, выходящую из морской пены, – на днях я даже подписываю по этому случаю с Корой Пирль контракт. Ah bah! Je suis patriote, mon oncle! Да-с! Я патриот, дядюшка! Я сказал себе: мы ездим в Париж, мы тратим там деньги – для чего! Не лучше ли будет, если мы устроим все это у себя и будем тратить наши деньги дома?! Mais n'est-ce pas, mon oncle?