Базар житейской суеты. Часть 3

Сколько грустныхъ чувствъ и мыслей пробудилось въ сердцѣ миссъ Осборнъ, когда она вошла теперь въ эту комнату, въ сопровожденіи служанокъ! Блѣдная какъ полотно, она упала въ изнеможеніи на маленькую постель.

— Слава Богу, сударыня, слава Богу! Эта новость одна стоитъ тысячи, сказала ключница. Старыя счастливыя времена опять возвращаются къ намъ, сударыня. Маленькій джентльменъ, бѣленькій, хорошенькій, здоровенькій: такъ ли, сударыня? Какъ онъ будетъ счастливъ! Но этимъ господамъ, что живутъ на Майской ярмаркѣ, не поздравствуется, сударыня, ужь это я вамъ говорю.

И затѣмъ она растворила обѣ половинки окна, чтобы впустить въ комнату свѣжій воздухъ.

— Вамъ бы не мѣшало, миссъ, послать деньжонокъ этой женщинѣ, сказалъ мистеръ Осборнъ, выходя со двора. Она теперь ни въ чемъ не должна нуждаться. Пошлите ей сотню фунтовъ.

— Могу ли я сама навѣстить ее завтра поутру? спросила миссъ Осборнъ.

— Это ужь ваше дѣло: какъ знаете. Ея нога не должна быть въ моемъ домѣ… ни подъ какимъ видомъ… ни за груды золота всей столицы, но денегъ послать ей надобно, пусть живетъ прилично, безъ нужды. Роспорядитесь, какъ умѣете.

Съ этими словами мистеръ Осборнъ простился съ своей дочерью, и уѣхалъ въ Сити.

— Вотъ вамъ деньги, папенька, сказала Амелія въ тотъ же вечеръ, цалуя старика отца, и отдавая ему стофунтовый банковый билетъ. И… и, и я прошу васъ, маменька, будьте поласковѣе къ моему бѣдненькому Джорджу: онъ… онъ недолго останется съ нами.

Больше она ничего не могла сказать, и молча удалилась, въ свою комнату. Затворимъ за ней дверь, и ее будемъ подсматривать, какъ она молится и груститъ. Надобно какъ-можно меньше говорить о такой любви и задушевной скорби.

Пославъ предварительно записку на Аделаидины Виллы, миссъ Осборнъ отправилась туда сама на другой день и увидѣлась съ мистриссъ Эмми. Встрѣча между ними была дружеская. Два, три взгляда и нѣсколько словъ со стороны миссъ Осборнъ удостовѣрили бѣдную вдову, что по крайней мѣрѣ эта женщина не можетъ занять перваго мѣста въ сердцѣ ея сына. Старая дѣвица была холодна, чувствительна и, кажется, не зла. Будь она помоложе, добрѣе, нѣжнѣе и красивѣе, легко сталось бы, что мистриссъ Эмми не замедлила бы приревновать къ ней своего ненагляднаго Джорджа. Миссъ Осборнъ, съ своей стороны, припомнила старыя времена, и удовлетворительно расчувствовалась при взглядѣ на плачевное положеніе бѣдной матери. Она была побѣждена, сложила руки и смиренно подчинилась чужой волѣ. Въ этотъ день обѣ женщины привели въ порядокъ предварительныя условія капитуляціи.

Джорджиньку вытребовали изъ школы на другой день, и онъ увидѣлся съ тёткой на Аделаидиныхъ Виллахъ. Амелія оставила ихъ наединѣ, и ушла въ свою комнату. Она заранѣе начала готовиться къ разлукѣ… Дни проходили въ переговорахъ и визитахъ. Съ большой осторожностію мистриссъ Эмми сообщила роковое извѣстіе Джорджу, думая, что малютка прійдетъ въ отчаяніе. Но этого не случилось. Джорджинька обрадовался несказанно, когда услышалъ; что его собираются отправить на Россель-Скверъ. Онъ расхвастался этой новостью передъ своими школьными товарищами, и сказалъ имъ напрямикъ, что ужь теперь никто не посмѣетъ вздергивать передъ нимъ носъ.

— Буду я жить у дѣдушки, братцы, говорилъ Джорджъ. Да вѣдь это, прошу васъ замѣтить, не тотъ дѣдушка-старикъ, что заходитъ сюда повременамъ — никакъ нѣтъ! Живетъ этотъ дѣдушка на Россель-Скверѣ, и денегъ-то у него куры не клюютъ. Буду я богатъ, братцы, заведу коляску, шотландскую лошадку, и ужь стану ѣздить не въ такую школу. Лидеровы карандаши будутъ мнѣ ни по чемъ, и вы потрудитесъ сказать пирожницѣ, что я выплачу свои долгъ до послѣдняго пенни.

Изъ этого открывается, что Джорджинька былъ истиннымъ подобіемъ своего отца: въ этомъ по крайней мѣрѣ, имсколько не сомнѣвалась его нѣжная мать.

Однакожь у меня недостаетъ духа описывать послѣдніе дни пребыванія Джорджиньки подъ материнскимъ кровомъ. Довольно замѣтить, что мистриссъ Эмми страдала невыразимо.

Наконецъ, въ одно прекрасное утро, къ скромому домику на Аделаидиныхъ Виллахъ подъѣхала карета. Скромные узелки и пакетцы, съ вещественными доказательствами любви и нѣжныхъ воспоминаній, давно были готовы и расположены въ сѣняхъ подлѣ стѣны. Джорджъ рисовался въ новомъ сюртукѣ, который заранѣе былъ изготовлеіь для него портнымъ, присланнымъ съ Россель-Сквера. Онъ всталъ въ этотъ день съ первыми лучами солнца, и поспѣшилъ нарядиться въ новое платье. Бѣдняжка Эмми, истощенная продолжительной тоской, слышала, какъ сынокъ ея возился въ сосѣдней комнатѣ. Она лежала съ открытыми глазами, плакала, вздыхала и стонала. Нѣсколько предшествующихъ дней были посвящены ею приготовленіямъ къ разлукѣ: она покупала разныя вещщы для малютки, укладывала его книги и бѣлье, говорила съ нимъ о предстоящихъ перемѣнахъ, воображая въ простотѣ сердечной, что Джорджинька нуждается въ ея совѣтахъ и напутствіи.

Перемѣны дѣйствительно предстояли разительныя, да что жь тутъ за бѣда, если позволено спросить? Джорджинька сильно желалъ рѣшительной перемѣны обстоятельствъ и образа жизни. Тысячи наглядныхъ доказательствъ представилъ онъ своей мамашѣ, что идея о близкой разлукѣ нисколько не смущаетъ его духа, и даже, въ нѣкоторой степени, радуетъ его сердце.

— Я буду часто пріѣзжать къ тебѣ, мамаша, на шотландской лошадкѣ, говорилъ Джорджъ. Или, пожалуй, когда-нибудь я прикачу къ тебѣ въ коляскѣ: мы вмѣстѣ поѣдемъ съ тобою въ Паркъ, и ты можешь накупить тамъ вдоволь всякой всячины.

Бѣдная мать, скрѣпя сердце, принуждена была довольствоваться этями эгоистическими доказательствами привязанности, и старалась убѣдить себя, что сынокъ любитъ ее искренно, душевно. Какъ же иначе? Джорджинька долженъ любить ее. Всѣ дѣти таковы. Всякая новость, разумѣется, интересуетъ ребенка, и мудренаго нѣтъ ничего, если Джорджинька съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ дожидается этой перемѣны. Странно было бы предполагать въ малюткѣ эгоистическое чувство. Сынъ ея, такъ или иначе, долженъ устроить свою каррьеру. Наслажденія жизни принадлежатъ ему по праву. Если кто эгоистъ въ этомъ дѣлѣ, такъ это она сама, мистриссъ Эмми, которая по безразсудной любви лишала Джорджиньку всѣхъ радостей и удовольствій джентльменскаго быта.

Это робкое самоуничиженіе женской души — не единственное въ своемъ родѣ, и я знаю примѣры гораздо трогательнѣе. Случалось ли вамъ слышать и видѣть, какъ женщина съ рѣдкимъ краснорѣчіемъ говоритъ и доказываетъ, что виновата она, но не мужчина, и на этомъ оспованіи беретъ на себя одну всѣ его проступки? Это бываетъ, могу васъ увѣрить, и мнѣ даже разсказывали, что женщина иной разъ взводитъ на себя небывалыя, фантастическія проступки, чтобы только оправдать дѣйствительнаго преступника. Случается и то, что женщина терпитъ самыя жестокія оскорбленія именно отъ того, къ кому она болѣе всѣхъ была добра. Такихъ господъ, издѣвающихся надъ слабѣйшимъ существомъ, довольно на свѣтѣ, и они, думать надобно, первѣйшіе трусы въ душѣ.

Такимъ-образомъ бѣдная Амедія приготовлялась, въ безмолвной тоскѣ, къ разлукѣ съ сыномъ, и много мучительныхъ часовъ, провела она въ хозяйственныхъ хлопотахъ, относившихся къ этому предмету. Джорджъ стоялъ подлѣ матери, и наблюдалъ за ея хлопотами безъ малѣйшаго участія. Слёзы мистриссъ Эмми капали на его картонки, ящички, сумки. Она отмѣтила карандашомъ всѣ поучительныя мѣста въ его любимыхъ книжкахъ и привела въ стройный порядокъ его старыя игрушки, тетрадки и разнообразныя принадлежности его дѣтскаго туалета. На все это Джорджинька не обращалъ никакого вниманія. Сынъ улыбается и рѣзвится, когда у бѣдной матери сердце разрывается на части… Жалко смотрѣть, господа, на эти сцены, повторяющіяся силошь да рядомъ на Базарѣ Житейской Суеты.

Еще прошло нѣсколько дней, и великое событіе въ жизни Амеліи соверишлось. Дитя принесено въ жертву, и отдано въ распоряженіе судьбы. Нѣтъ больше юнаго Джорджа на Аделаидиныхъ Виллахъ, и вдова осталась круглой сиротой.

Однакожь, мальчикъ весьма часто навѣщаетъ свою мамашу. Онъ пріѣзжаетъ на крошечной лошадкѣ въ сопровожденіи грума, и дѣдушка Седли съ восторгомъ встрѣчаетъ своего внучка на бульварѣ. Мистриссъ Эмми видитъ Джорджа, но тѣмъ не менѣе онъ уже не принадлежитъ ей исключительно и нераздѣльно. Его частые визиты не доказываютъ ничего. Джорджинька съ такимъ же усердіемъ навѣщаетъ и своихъ товарищей по школѣ, хвастаясь передъ ними своимъ богатствомъ и джентльменскимъ блескомъ. Въ два, три дня онъ уже принялъ повелительный видъ, и усвоилъ покровительственную осанку. «Джорджинька рожденъ повелѣвать, думаетъ его нѣжная мама;— онъ во всемъ похожъ на своего отца…» Что правда, то правда.