Книга о Небе

Мудрость сродни состраданию: не ущемляет индивидуальное, не приносит одно в жертву другому. Единичное и есть Единое, между ними нет разрыва — «Одно во всем и все в Одном» — в дзенском толковании. Если придет осознание, что два — это две стороны одного, тогда и исчезнет повод для борьбы, выяснения отношений. Японское чувство изначально тянулось к Гармонии, Равновесию, заповеданной богиней Солнца Аматэрасу. И Путь Инь-Ян исключает столкновение (Инь-Ян присутствуют друг в друге). Не сражаться, а помогать друг другу призывает Оя-сама, ибо все люди братья и сестры, дети единого Бога. Будучи Матерью мира, она делает все, чтобы уберечь его от разрушения. Теперь, когда Бог-Родитель приступил к Спасению мира, помогает ему, как Мать всего Человечества, спасает людей своей материнской любовью.

Так что дело не в чередующихся и непротиворечивых Инь-Ян. Дело в Основе, в которой все уже заложено, существует в непроявленном виде. Потому, обращаясь к прошлому, проникаешь в будущее. Лишь имея опору, можно восходить к совершенству. Казалось бы, обычное явление — смена доминирующего начала, как дня и ночи. Но на сей раз Инь соединяется с Ян, мягкосердечие — с твердостью (в духе самурайского девиза «меча и хризантемы», именно так можно понимать «дух харакири», присущий писателю, как мягкую твердость, деликатность и неколебимость). Возрождение женского начала — мировая тенденция, возникшая из необходимости вселенского Равновесия, удерживающего мир от распада. Философы верят в наступление Третьего зона — Духа Святого, Утешителя. По мысли Вл. Соловьева, «общество, начавшись с царства силы, пройдя через царство закона, должно прийти к царству милостыни или благотворения» [27]. Бердяев видел в Третьей эпохе торжество Этики Творчества, пробужденного человека, Теурга, характеризуя первую — как этику закона (ветхозаветного), вторую — как этику благодати, любви (христианство). В России набирает силу вера в богочеловека, в Японии — в совершенного, триединого — между Небом и Землей, но суть одна. Пришло время Матери мира: в России — почитание Софии, в Индии — Матери мира. Приобретают известность учение Е. П. Блаватской, «Агни йога» Е. И. Рерих, открывших Западу древнюю мудрость Востока. В наше время проблеме женщин посвящаются международные конференции. Одна прошла в Москве, в Институте философии: «Феминизм. Восток — Запад — Россия», другая — в Тэнри.

Было принято сравнивать западную цивилизацию с архетипом Отца, восточную — Матери. Но, похоже, завершается гегелевская триада: тезис — матриархат, антитезис — патриархат, наступает синтез того и другого, рождение нового типа отношений: «предустановленной гармонии» — по Лейбницу, «положительного Всеединства» — по Вл. Соловьеву. В России идея Софии повернула философскую мысль к софиологии. София — божественная Премудрость, Мировая Душа, предназначена соединять разрозненное, но не силой, а любовью. Воплощает единство истинное, не противополагающее себя множественности, — все в себе заключающее, — согласно Вл. Соловьеву. А для Павла Флоренского София — Божественный Разум, Мудрость, как целомудрие, обеспечивает целость мира. Потому и называют Софию — Матерью, Художницей, дающей радость со-творчества. Будучи посредницей между Небом и Землей, Творцом и творением, миром горним и дольним, а на языке Оя-сама — Истинным миром и Миром явлений, она делает ощутимой их связь — во имя Спасения Человечества.

Трудно найти философа с мировым именем, который не задумывался бы над этой проблемой, над высшим единством того, что предназначено друг другу. «Категории пола — мужское и женское — категории космические, не только антропологические, — по мысли Бердяева. — Христианская символика Логоса и души мира, Христа и Его Церкви, говорит о космической мистике мужского и женского, о космической брачной тайне… Душа мира — земля — женственна по отношению к Логосу — светоносному мужу и жаждет соединения с Логосом» [28].

Но общая тенденция восхождения к Женскому, Материнскому началу — в соответствии с эоном Святого Духа — отражала разные национальные идеалы. Так, Матерь мира в Индии унаследовала черты многоликой богини Матери — Дэви, ее земную природу: созидания и разрушения, жизни и смерти, повторяющихся в мировых циклах Дня и Ночи. Тогда как Матерь мира в Японии, олицетворяемая Оя-сама, воплощает Небесное Ян, чистый Свет без примеси темного начала («И тьма не объяла его…» Ин., 1:5). То есть происходит выход из цикла зависимостей — к Свободе: к Жизни в Радости (Ёкигураси) и бессмертию. Это роднит учение о Небесной Истине (Тэнри) с буддизмом и христианством, конечная цель которых — освобождение от земных пут: достижение Просветления, нирваны — в буддизме и Царствия Божия, Богочеловечества — в христианстве. Вера в богочеловеческую завершенность, как вы убедитесь, придает светлое звучание произведениям Сэридзавы, несмотря на безотрадность текущей жизни, пробуждая в человеке лучшие свойства души.

Действительно, настали сроки восстановить Целое, чтобы спасти Жизнь от разрушения. И пусть единый Бог возвещал эту истину каждому народу по-своему, на доступном ему языке, но суть одна: пришло время Любви, переполнившей Материнское сердце. София в России воплощает «мировую память»: произрастая из одного зерна, мир разворачивается в виде космической спирали, как божественный свиток, сплетенный из нитей разных жизней. И японцам знаком образ Небесной Ткачихи с древних времен.

При этом существует несомненное духовное родство между Японией и Россией. В основе национального духа того и другого народа лежит Женственное, Материнское начало; скорее интуитивное, сердечное знание, чем прагматизм и рационализм, отличающие менталитет западных народов. И не потому ли и Японии и России выпали сходные испытания в 20–30-е годы XX века: кара за отступление от Пути. Воинственный демон, или «бесы» (по Достоевскому), заставили забыть о чести и сострадании. Сэридзава в единовластии военщины видел причину деградации японской нации, а безбожная Россия сама себя обездолила, утратив духовную Основу. (Поистине, «когда человек живет по человеку, а не по Богу, он подобен дьяволу» — слова св. Августина, «О граде Божием», XIV, 4.)

В связи с этим писатель, устремленный к Истине, поднимает острейшую проблему — мести «глухонемой толпы». «Ученые и служители искусств, образованные люди самых разных сфер устранились от действительности, повернулись к ней спиной и, презрев обыденность, сочли достойным лишь предмет собственных занятий. И пока они с упоением тешили сами себя, глухонемой калекой стала не только толпа, — это понятно! — ею стали еще и военные и политики: все они постепенно перестали понимать речи образованных людей и начали относиться к ним как к чужестранцам. Вот откуда трагедия Японии, вот в чем несчастье японской интеллигенции, познавшей на себе мщение глухонемой дочери» [29]. (Можно сказать, писатель отвечает на вечный русский вопрос: «Кто виноват?» Но не потому ли он остается «вечным», что русские предпочитают задавать вопросы, а не отвечать на них?) Милосердный Бог ко всем своим чадам относится одинаково, но Он не может лишить их свободы выбора. Это противоречило бы Его Замыслу.

Оя-сама не устает напоминать: все люди по своему происхождению, независимо от расы и гражданства, братья и сестры. Бог даровал им семена речи и мудрости, от всего Своего любящего сердца желая, чтобы они могли говорить друг с другом в любви и жить в счастье. Но прошло множество лет, и люди нашли совершенно другое применение языку: они стали выражать им не любовь, а негодование и недовольство, при помощи языка научились превращать других людей в своих врагов. Дарованную им мудрость использовали не для счастливой жизни всего человечества, а для исполнения эгоистических желаний, для власти над людьми. Бог дал человеку душу, которой нету других тварей, надеясь, что душа каждого будет чистой и любящей. Но, вопреки Его ожиданиям, души человеческие покрылись пылью и исполнились злобы. В результате люди деградировали, уподобившись своевольным животным. И как скорбел, как оплакивал Бог-Родитель своих детей! Чтобы вразумить их, заставить опомниться, покаяться, Он стал насылать на них болезни, наводнения, землетрясения и прочие стихийные бедствия.