Горемыка Павел

голове, и он почувствовал потребность говорить.

- Хорошо, наверное, тем людям, которые понимают, что к чему принадлежит в жизни, - задумчиво начал он.

Наталья посмотрела на него и, помолчав, спросила:

- Что хорошего-то?

Павлу нужно было подумать, прежде чем ответить ей, и, воспользовавшись паузой, она заговорила, не дожидаясь его ответа:

- Не знаю как... по мне, так лучше ничего не понимать, - меньше спросится, и душе спокойней. Живи, как живётся, да поменьше на людей смотри...

И они начали философствовать. Но это скоро им надоело, и тогда они стали просто болтать. Павел всё более пьянел. Наступал вечер, тихий и тёплый. Наталья смотрела кругом, - становилось темно и грустно, и она захотела домой. Ей стоило большого труда убедить Павла, что уже пора ехать. Он весь как-то размяк и, соглашаясь с ней, не трогался с места, над чем-то смеясь и в то же время проявляя ясные признаки слабой борьбы с одолевавшим его сном.

Наконец она свела его в лодку, сама села в вёсла, а он сейчас же лёг на дно и уснул. Лодка тронулась вниз по течению и тихо, без гребли, поплыла около берега. Угли от их костра раздувал тихий ветер, и в воду летели мелкие искры, падая на пятна теней от прибрежных кустов. Наталья направила лодку на средину реки и, плывя в молчании и мягком свете только что явившейся луны, смотрела на спавшего Павла и думала о чём-то, должно быть, очень грустном, потому что по её щекам медленно текли одна за другой слезы.

С одного берега на неё смотрели тёмные группы кустов, с другого суровый и резкий обрыв, а с неба - звёзды, разгоравшиеся всё ярче и ярче. Тишина была такая, как бы всё живущее заснуло крепким сном, и даже вода под лодкой не звучала. Тёмная и спокойная, она казалась густой, как масло... Вот вдали замигали огни города, и оттуда понёсся гул, сначала отрывисто, как вздохи какого-то большого спящего животного, а потом - сплошной, густой волной...

Они приехали. Лодка сильно толкнулась о берег, и Павел проснулся. Он оглянулся вокруг, и ему стало стыдно, что он спал.

- Простите меня, Наталья Ивановна, за такое... - сказал он, когда они уже далеко отошли от реки по глухой и узкой улице.

Она удивилась и спросила:

- За что?

Тогда он уверенно объяснил ей, что это не очень хорошо - спать при даме.

- Господи! - воскликнула она. - Откуда вы это?.. Взяли-то такую чепуху откуда?..

- Это не чепуха, - стоял он на своём, - это вы сами же мне в одной книжке прочитали... да. Помните? - И он напомнил ей. - Вот видите! - сказал он тогда, немного торжествуя свою правоту, и прибавил: - Уж в книжках не может быть чепухи! - из чего ясно видно, как плохо он был знаком с литературой.

Когда они пришли домой, он остановился у лестницы на чердак и, сказав ей "прощайте", протянул руку. Она поколебалась почему-то, но потом вдруг схватила его руку и, крепко сжав её обеими своими, как-то странно громко зашептала ему:

- Голубчик мой!.. какой вы милый, милый!..

И быстро побежала наверх, оставив его, немного