Умереть в Париже. Избранные произведения

Я долго размышляла над тем, как мне, дочери, следует вести себя в такой ситуации. Сначала мне пришло в голову, что, если ты поговоришь с ним, он изменит своё отношение к нашей любви… Впрочем, в таких делах слова редко помогают. К тому же он жил совсем в другое время, всё, связанное с духовной жизнью, ему чуждо, поэтому, боюсь, сколько бы ты ни говорил ему о нашей любви, он ничего не поймёт, только, наоборот, решит, что ты оправдываешься, чувствуя свою вину. Такого человека, как мой отец, не убедишь словами, ему можно доказать что-нибудь исключительно на реальном примере, иного пути нет. Он никогда не поймёт, что любовь — это вовсе не только "плотское влечение", что именно любовь помогает мне быть хорошей дочерью и хорошим человеком. Я постараюсь вести себя так, чтобы отец понял: именно любовь к тебе наполняет смыслом моё существование, именно благодаря ей я так прилежно учусь и делаюсь лучше. Я хочу стать прекрасной, достойной тебя женщиной, другого способа доказать тебе свою любовь у меня нет. Надо только верить и стараться делать всё, что в наших силах, тогда даже отец в конце концов непременно поймёт, что такое любовь, и охотно соединит наши судьбы. Я его любимица, и я верю, что всё произойдёт именно так, как я задумала.

Знаешь, я начала изучать латынь. Ты, наверное, смеёшься, ведь я и французского ещё толком не знаю, но я хочу заранее подготовиться к тому, чтобы в будущем стать твоей помощницей. Что касается французского, то мне осталось прочитать ещё два рассказа из того сборника Мопассана, который ты мне дал перед отъездом.

Марико".

"Вот уже месяц, как я в Париже.

Каждый день захожу в посольство взглянуть, нет ли писем. Но их всё нет, кроме тех двух, которые ждали меня в день приезда, и я всегда возвращаюсь разочарованная. Может быть, ты посылаешь их в Лондон? Я должна была уже уехать туда, но думаю отложить поездку. Если бы ты был рядом, ты бы мог что-нибудь посоветовать мне, но я забралась так далеко, что письмо сюда идёт больше двух месяцев. Сегодня X.-сэнсэй уехал в Англию. Поговорив с ним, я окончательно решила остаться в Париже. Уехав из Японии, я отправляла тебе письма из каждого порта, в котором мы останавливались, и ты уже знаешь, что первые же соприкосновения с англосаксонской культурой заставили меня разочароваться в ней, она оказалась совсем не такой, какой представлялась мне по книгам и по тому, что нам рассказывали на уроках английского. Я, кажется, уже писала тебе, что меня возмутила прежде всего её жестокость и антигуманность. Во всяком случае, первое моё впечатление было именно такое, и до прибытия в Марсель ничто его не изменило, более того, я постепенно утвердилась в мысли, что такова вся европейская культура, и, наблюдая, как жестоко, словно со скотом, обращаются европейцы с азиатами, объясняла себе это тем, что, наверное, с их точки зрения, это люди более низкого культурного уровня и что подобные явления вообще неизбежны при капитализме.

Однако, как только мы вошли в Марсель, мне показалось, будто я глотнула свежего воздуха, я поняла, что латинская, в частности французская, культура разительно отличается от англосаксонской. В чём это различие, мне пока объяснить трудновато, пожалуй, в ней нет такой жёсткости, резкости, она включает в себя совершенно разнородные элементы и, что самое главное, не стремится унизить человеческое достоинство. Приехав во Францию, я впервые за всё время пути вздохнула свободно…

За месяц, проведённый в Париже, это ощущение только усилилось, и у меня создалось впечатление, что если уж изучать, то именно эту культуру. Разумеется, английским языком лучше заниматься в Лондоне, но я ведь не собираюсь становиться учительницей английского. Я приехала в Европу, чтобы получить хорошее образование, и считаю, что Франция — самое подходящее для этого место. Учитель X. согласился со мной и сегодня уехал в Лондон. Теперь я совсем одна, но, наверное, это и к лучшему, так я быстрее всему научусь, а я не собираюсь терять время даром. Если бы я вместе с X. уехала в Англию, то, возможно, оставшись его ученицей, и впредь смотрела бы на вещи его глазами. Думаю, мне просто необходимо было остаться одной. И я уверена, что поступила правильно, отдав предпочтение Парижу.

Вот только я всё время считаю дни до твоего приезда. Теперь я поняла, каким одиноким может быть человек в большом городе. Вчера вместе с М.-сэнсэем я ходила подыскивать себе комнату. Завтра переезжаю. Я буду единственной квартиранткой весьма аристократической вдовы, которая живёт вдвоём с дочерью примерно моего возраста. В моём распоряжении тихая отдельная комната, очень удобная для занятий. К тому же у меня будет постоянная практика в разговорном французском, и, когда ты приедешь, я стану твоей переводчицей.

А сейчас я скажу спокойной ночи твоей фотографии и лягу спать.

10 число, 12 час. ночи.

Мой новый адрес:

26, Rue La Fontaine, Paris 16 е.

Мари".

"Вчера уехали в Берлин супруги Ямада. Хотя мне и тяжело было наблюдать эту счастливую пару (глядя на них, я особенно остро ощущала своё одиночество), но, проводив их, я долго стояла на платформе с глазами, полными слёз. С женой мы дружили ещё со студенческих времён, может быть, поэтому они всегда принимали во мне участие, мне бы радоваться, а я не могу, с ними мне ещё хуже, чем одной. Я понимаю, это просто женская зависть, пожалей же свою глупенькую Марико. Мне так горько вспоминать, что мы расстались с тобой, едва обменявшись рукопожатием. Если бы я не ощущала постоянно твоего присутствия, то после двух лет парижского одиночества у меня наверняка опустились бы руки. Сегодня Садако, когда мы с ней прощались, настоятельно посоветовала мне поскорее выйти замуж, мол, нечего быть такой привередой. За то время, пока я живу в Париже, я неоднократно слышала подобный совет от самых разных людей. Сначала я с пренебрежением от них отмахивалась: мол, нечего совать нос не в своё дело, но в последнее время стала прислушиваться к ним. Откровенно говоря, моё положение и в самом деле оставляет желать лучшего. Не знаю, может быть, у меня часто бывает так скверно на душе потому, что твоих ответов приходится ждать больше двух месяцев? В последнее время это стало казаться мне просто невыносимым. Но, знаешь, сегодня я была в консерватории, слушала там Девятую симфонию Бетховена и вдруг почувствовала себя словно обновлённой: червь сомнения перестал точить мою душу, тоски как не бывало, я испытала необыкновенный душевный подъём. И решила, что впредь буду с гордо поднятой головой отвечать всем этим советчикам так: "У меня в Японии есть жених, его зовут Миямура, он скоро приедет в Париж". Даже если это дойдёт до слуха моего отца и он перестанет присылать мне деньги на учение, пусть. Так на меня подействовала радость жизни, которая звучит в Девятой симфонии. Жаль только, что мы не слушали её вместе.

Вернувшись домой окрылённая, я долго смотрела на твою фотографию. Но ты мне так ничего и не сказал. Прошу, береги себя. Я легла спать, веря, что, если с нами ничего не случится, мы непременно будем счастливы.

Мари".

Читая одно за другим эти письма, я чувствовала, как полыхавшее в них пламя страсти постепенно захватывает и меня, голова у меня кружилась, перестав понимать, что именно читаю, я жадно поглощала пылкие послания, по нескольку раз перечитывая каждую фразу. Потом вдруг словно опомнилась — да ведь эта незнакомая мне женщина обращается к моему мужу! Меня бросило в жар. Я начала читать письма потому, что хотела найти в них эту Марико и наконец понять… Но поняла только одно — эта женщина была совершенно не похожа на меня, во всяком случае, я бы не смогла написать ничего подобного. Она говорила с ним о вещах, о которых я даже не задумывалась. Неужели и он отвечал ей так же? Никогда ещё я не казалась себе такой жалкой и никчёмной, как в тот миг.

Всё то, о чём так взволнованно писала Марико: о душе, о верности в любви, о человеческом достоинстве, — не имело никакого отношения к моей жизни, всё это были слова, которые я иногда встречала в учебниках, и только. В то время я и не подозревала, что существует какая-то иная жизнь, отличная от того примитивного существования, к которому я привыкла, я и ведать не ведала о жизни духовной, призванной преодолевать скудость повседневной действительности. Об этом я узнала значительно позже, после того, как стала матерью прелестной девочки, заболела этой страшной болезнью и вступила в борьбу со смертью…