Золотые мили

О том, чтобы ей самой отвезти Дэна в Ворринап, не может быть и речи, решила Салли. В будущем году она, возможно, и съездит ненадолго навестить его. Она боялась, что жизнь в Ворринапе покажется Дэну не такой, какой он ее себе представляет: ведь Фил и Фанни превратили усадьбу в настоящую молочную ферму.

Да и сумеют ли две старые девы с достаточным снисхождением отнестись к подростку, выросшему на приисках? Он может на тысячу ладов раздражать и огорчать их своим поведением — пусть даже в мелочах. Понимают ли они, как он еще юн? Не будут ли ждать от него слишком многого? И не заскучает ли Дэн, впервые уехав так далеко от дома, где он пользовался полной свободой и весело проводил время в обществе мальчиков и девочек своего возраста? Нудный, однообразный труд на молочной ферме — разве этого он ждал от жизни в деревне… Хотя, если он намерен посвятить себя сельскому хозяйству, Ворринап будет для него хорошей школой.

Во всяком случае, пусть хотя бы на время, он избежит войны, говорила себе Салли. Правда, судя по письму Фанни, и на Юго-Западе молодые люди вступают в армию, бросая на произвол судьбы фермы и скотоводческие станции. Но ведь войскам нужно продовольствие, и, значит, Дэн будет выполнять свой долг в Ворринапе с таким же успехом, как и в любом другом месте.

Только бы он захотел там остаться! Только бы сельский труд пришелся ему по сердцу! Салли молилась, чтобы это было так, чтобы хоть один из ее сыновей избежал этого ада — рудников.

Лалу удалось избежать. Но к чему это привело?

А Дэн?.. Только Дэн, пожалуй, и вырвется из этого пекла. Его всегда тянуло уехать с приисков. С детства его манили зеленые выгоны, густые леса, полноводные сверкающие реки. Должно быть, ее воспоминания о доме, где протекло ее детство, развили в нем это влечение к природе. Теперь Салли понимала, что она сама бессознательно внушила сыну это стремление к иной жизни. Только бы осуществилась его мечта о работе на скотоводческой станции, полной приключений и опасностей. Только бы Дэну пришелся по душе Ворринап. Как он поздоровеет там, бежав от губительного воздуха приисков. А какой там чудесный сухой воздух, какие фантастические миражи возникают перед путником на горизонте. Быть может — и это лишь мираж; быть может, ей только кажется, что Дэну удастся избежать общей участи — зачахнуть в рудниках или погибнуть на войне.

Как бы то ни было, а сейчас Дэн был вне себя от радости.

На вокзале, перед отходом поезда, Салли слышала, как он говорил мальчикам, с которыми вместе ходил в школу, играл в футбол, а временами и дрался:

— В Калгурли я больше не вернусь. Повидаюсь с Лалом, погляжу на Моппинга, а потом поеду к своим тетушкам на Юго-Запад — там у них ферма — и займусь хозяйством. Со временем огляжусь, да и сам куплю себе участок.

Салли не сомневалась, что Дэну понравится щеголять в сапогах со шпорами и с бичом под мышкой. Он ведь так тяготится тем, что выглядит точно «городской щеголь» в новом костюме, который он надевал на свадьбу Дика, и в котелке. И теперь, когда он избавился, наконец, от котелка, который купила ему Салли и против которого он усиленно протестовал, его веснушчатое лицо так и сияло от радости, со лба градом катился пот, а рыжеватые волосы, как он их ни приглаживал, стояли торчком.

Ни тени сожаления не было в его блестящих глазах. Дэн ни к чему и ни к кому особенно не привязан, говорила себе Салли. Сейчас он думает только об удовольствиях, которые ждут его впереди, да о лошадях, любовь к которым влекла его в Ворринап. Он может примириться и с необходимостью ходить за коровами и с доильными машинами — лишь бы ему дали несколько лошадей и позволили перегонять молодняк на ярмарку. Салли написала об этом Фанни и была уверена, что сестра всячески пойдет навстречу Дэну, которому так хочется стать гуртовщиком.

Динни дал Дэну кредитный билет в пять фунтов на карманные расходы в Перте, и Дэн чувствовал себя миллионером. Мальчик и не догадывался, как тяжело Динни расставаться с ним, пока тот не заковылял прочь, моргая, точно ему попала в глаза угольная пыль.

— Знаешь, мама, — обратился к Салли Дэн, устроившись на скамье вагона, когда поезд, наконец, тронулся. — Динни-то, кажется, очень огорчил мой отъезд.

— Еще бы! Ведь он был так горд, когда мы назвали тебя в его честь, — сказала Салли. — Вот он теперь и считает, что ты вроде бы ему родной. Я уверена, Дэн, что он любит тебя больше, чем кого бы то ни было.

— Да что ты! — Дэн широко раскрыл глаза. — Вот уж никогда не думал!

Он размышлял о чем-то, сосредоточенно хмуря брови.

— Но ведь это он из-за тебя, — добавил Дэн с лукавой усмешкой. — Для Динни, мама, ты лучше самого сочного барашка.

— Дэн!

Лицо Дэна расплылось в озорной мальчишеской улыбке:

— Не слишком приятный комплимент, скажешь? Но ты же знаешь, что я имею в виду!

Эту ночь они провели в вагоне второго класса, и спать им пришлось, откинувшись на жесткую спинку скамьи. На утро поезд привез их в Перт. Салли сняла комнату в пансионе, который держала на Аделаид-террейс золовка Вика Моллой. Тереза остановилась у Мел, вышедшей замуж и державшей в одном из пригородов мясную лавку.

Все вызывало у Дэна любопытство и восторг. Глядя на сына, и Салли стала веселее. Город разросся и сильно изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Ее поражали новые здания и большие магазины, выросшие на уличках, казавшихся такими узкими и тесными по сравнению с широкими улицами Калгурли.

Старые дома вдоль Аделаид-террейс утопали в зелени роскошных садов; олеандры, окружавшие замок в средневековом стиле — резиденцию местных властей, — стояли в полном цвету. Нежный аромат цветущего миндаля струился по улицам. Но больше всего заинтересовала и поразила Дэна река, на которую выходили многие улицы. Голубая, как небо, она устремлялась к затянутым туманом берегам Южного Перта. С каким удовольствием Дэн провел бы целый день, разъезжая по ней на маленьком пароме, исследуя каждую ее извилину! Как он завидовал мальчишкам, которые в одних трусиках играли на дамбе и плескались у песчаных пляжей Комо и Эплкросса! Юноше, выросшему на приисках, их жизнь казалась сказкой!

Дэн умел плавать. Этому искусству его обучил Лал в бассейне, которым гордился весь Калгурли: хотя вода в жаркую погоду бывала там грязной и зловонной, бассейн всегда был битком набит и взрослыми и подростками. Никогда еще Дэн не видел такого обилия воды, как здесь. Он уже купил трусики и намеревался непременно выкупаться перед завтраком. Но только обязательно в купальне, настаивала Салли, — в реке водятся акулы! Детям можно плескаться только там, где неглубоко. А после парада Лал, наверно, повезет их куда-нибудь на морской пляж.

Море! Дэн никогда не видел моря. Для детей на приисках устраивались бесплатные экскурсии к морю, но гордость не позволяла Салли пользоваться благотворительностью: она всякий раз давала себе слово, что когда-нибудь непременно сама поедет с детьми на побережье.

— Послушай, мама, ну почему мы торчим на приисках, когда есть на свете такие чудесные места? Разве нельзя было сюда переехать? — спрашивал Дэн.

Его поражали правильные квадраты тихого города, красота обсаженных деревьями улиц, блестящие под солнцем водные просторы, пригороды с уходящими вдаль домиками под красными крышами, а на горизонте — смутно вырисовывающаяся голубая цепь гор.

— Твой отец надеялся разбогатеть на приисках, — сказала ему Салли. — Со временем мы рассчитывали поселиться здесь.

В тот день они смотрели парад, и зрелище это навсегда запало в душу Салли. Долгие часы простояла она вместе с Терезой и Дэном на улице, под палящим солнцем, в толпе возбужденных мужчин, женщин и детей, чей патриотический пыл дошел чуть ли не до исступления. Мужчины, большей частью старики и люди среднего возраста, наперебой кричали, что покажут этому кайзеру Вилли и кронпринцу, где раки зимуют. Думаете, мы не выиграем войну? Еще как выиграем-то! Пусть только наши мальчики доберутся туда — тогда увидите.