Седьмой крест

Вслух он сказал:

– Видимо, ваш друг вас неправильно информировал, вы не туда попали, вот и все. Я очень спешу. Не задерживайте меня, пожалуйста! Гейди! – Пауль вздро!-нул. Он не заметил, что их в комнате трое. На пороге, покусывая тоненькую цепочку, стояла девочка, видимо все время наблюдавшая за ним. – Покажи ему, как выйти!

Идя за девочкой, Редер думал: сволочь трусливая! Отлично все понял. Просто рисковать не хочет, – может быть, из-за этой пигалицы. А у меня разве нет детей?

Как только дверь за Редером захлопнулась, Зауэр в один миг вытер лицо, именно так, как и предполагал Редер. Задыхаясь, он бросился к окну спальни, торопливо поднял штору. Он увидел Редера, переходившего улицу. Правильно ли я вел себя? Что он сообщит обо мне? Спокойствие! Я, конечно, не единственный. Они, вероятно, стараются прощупать за один день как можно больше людей, находящихся у них на подозрении. И что за дурацкий предлог! Использовать этот побег! Ну, предлог не так уж глуп. Почему-нибудь они же решили, что я имею какое-то отношение к Гейслеру. Или они всех подряд спрашивают одно и то же?

Вдруг по его спине пробежал озноб. А что, если все это правда, а не фокусы гестапо? Если Георг в самом деле прислал к нему этого человека? Если этот человек вовсе не агент гестапо? Ах, вздор! Будь Георг Гейслер действительно в городе, он нашел бы другой способ связаться с ним, Зауэром. Этот смешной коротыш просто хотел что-то вынюхать. К тому же – очень грубо и неумело. Он глубоко вздохнул и вернулся к зеркалу, чтобы причесаться. Его лицо побледнело, как бледнеют смуглые лица – кожа точно увядает. Из зеркала на пего смотрели светло-серые глаза, их взгляд проникал в него глубже, чем мог проникнуть взгляд чужих глаз. Какая духота! И вечно это проклятое окно закрыто. Он опять торопливо намылил щеки. Во всяком случае, у них должны быть какие-то основания, чтобы прислать ко мне эту ищейку! Бежать? А как я могу бежать, не подводя других?

Он снова начал бриться. Теперь его руки дрожали, и он тут же порезался. Зауэр выругался.

Ах, еще успею зайти к парикмахеру. Приговор трибунала – тут тебе и крышка, сразу через два дня после ареста. Не пугайся так, дорогой. Представь себе, дорогой, что ты попал в воздушную катастрофу!

Он повязал галстук. Здоровый, худощавый, внушающий доверие мужчина лет сорока. Зауэр осклабился. Еще на той неделе я сказал Герману: эти господа раньше нас станут безработными. И я успею еще построить для вас при новой республике несколько хороших домов.

Он вернулся в спальню, опять подошел к окну и посмотрел вниз на пустую улицу, по которой только что ушел небольшой человечек. Зауэру стало холодно. Не похож он был на шпика. И ухватки у него не такие. Да и голос звучал вполне искренне. И каким еще путем мог бы Георг связаться со мной? Да, этого человека прислал Георг.

Теперь он был почти убежден. Но что ему делать? Ведь тот не дал никаких доказательств. Нет, он обязан был выставить его, даже при малейшем сомнении. Он твердил себе: нет, я не виноват.

Все, что в пределах человеческих возможностей, готов он сделать для Георга. В каких четырех стенах ждет Георг его ответа? Пойми меня, Георг. Я не имел права действовать вслепую.

Но затем приходили мысли: и все-таки это мог быть шпик. Название лодки? Они давным-давно могли установить его. Отсюда еще не следует, что они знают мою фамилию. Георг, конечно, никого не выдал.

В дверь постучали:

– Господин Зауэр, кофе подан.

– Что?

– Кофе подан.

Архитектор пожал плечами, быстро надел пиджак с Железным крестом первой степени и свастикой. Он посмотрел вокруг, словно ища чего-то. Бывают минуты, когда самая знакомая комната и самая элегантная обстановка превращаются в склад всякой дряни, которая никому не нужна. С отвращением взял он свой портфель. Дверь внизу хлопнула вторично. Фрау Зауэр, сидевшая с девочкой за завтраком, спросила:

– Кто это?

– Должно быть, господин Зауэр, – сказала горничная, наливая кофе.

– Не может быть, – сказала фрау Зауэр.

И все-таки это он! Нет, не может быть, решила жена Зауэра. Не выпив кофе, не сказав до свиданья? Она постаралась овладеть собой. Девочка молча посмотрела на нее и ничего не сказала. Она сразу почувствовала тот ледяной сквозняк, которым повеяло от веснушчатого гостя.

Редер вскочил в трамвай и вовремя прошел через контрольную будку. Ни на минуту не переставал он ругать Зауэра. И эти ругательства, произносимые и про себя и вполголоса, приняли другое направление только тогда, когда он в первый же час работы обжег себе руку. Этого с ним давно уж не случалось.

– Скорее иди к санитару, – посоветовал ему Фидлер. – Не пойдешь, так в случае ухудшения ты и компенсации никакой не получишь. Я пока поработаю за тебя.

– Замолчи, – сказал Редер. Фидлер удивленно посмотрел на него сквозь защитные очки.

Меллер круто обернулся:

– Эй, вы там!

Стиснув зубы, Пауль продолжал работать. Что эта сволочь имела в виду своим «эй»? И как это он успел пролезть в мастера? На десять лет моложе меня.

«Ну, он скорее растет, чем ты!» – наверно, сказал бы Георг. А он ждет меня теперь на квартире, ждет и ждет. Хоть бы Лизель не забыла про лапшевник. По крайней мере, лапшевника поест, размышлял Пауль, внимательно следя за индикатором, и, сжав губы, направил жидкий поток металла по трубе.

Когда Фидлер просигнализирует ему, что клапан встал на место, он откроет трубу и в то же время быстро поднимет левую ногу – движение совершенно излишнее, но с давних пор вошедшее у него в привычку. Среди всех этих полуголых рослых, мускулистых людей Пауль казался маленьким, ловким гномом без возраста. Все любили его, он вечно подшучивал над товарищами и сам не обижался на удачную шутку. Двадцать лет я был вам мил, размышлял Редер гневно. А теперь хватит. Ищите себе теперь другого шутника. С ума сойду, если не выпью чего-нибудь. Неужели только десять? Вдруг возле него очутился Вернер, на ходу смазал ему чем-то руку и забинтовал куском марли.

– Спасибо, спасибо, Бейтлер.

– Пустяки.

Это Фидлер прислал его, решил Пауль. Все они славные ребята. И мне не хотелось бы расставаться с ними, Я хочу завтра так же стоять на своем рабочем месте. Этот проклятый Меллер, если бы он знал насчет меня! А Бейтлер? Догадайся он только, кто сейчас сидит у меня дома! Бейтлер – малый порядочный… Хотя, впрочем, только до известной степени. Руку он мне перевязал, но если бы ему пришлось самому обжечь себе пальцы… Фидлер? Он покосился на Фидлера. Да, Фидлер все-таки другой, продолжал свои размышления Редер, словно вдруг, с одного взгляда, обнаружил что-то новое в человеке, работавшем с ним бок о бок вот уже целый год.

Еще час до перерыва! Если Георгу не придет в голову что-нибудь более удачное, ему придется снова переночевать в моей квартире. А еще головой ручался за этого Зауэра! Хорошо, что у него есть Пауль.

– Ты бы хоть одной рукой месил тесто, если уж ничего не можешь, – сказала Лизель Георгу. – Зажми миску между коленями.

– А что это будет? Я всегда хочу знать, прежде чем делать.

– Будет лапшевник. Лапшевник с ванильной подливкой.

– В таком случае я готов месить хоть до завтра. Но едва он начал месить, как сейчас же покрылся

испариной. Так слаб он был еще. Даже прошлую ночь, несмотря на полный покой, он провел в болезненной дремоте. Одного из них – Шенка или Зауэра – Пауль, наверно, поймает, думал Георг. Шенка или Зауэра, месил он, Шенка или Зауэра.

С улицы донесся грохот катящихся бочек и старинная песенка-считалочка, которую пели маленькие дети

Когда это он так желал, так мучительно желал быть долгожданным гостем где-нибудь в самом обыкновенном доме? Вот когда: он стоял в Оппенгейме в темной подворотне и ждал шофера, который потом согнал его с грузовика.