Сенсация

Мистер Солтер обошел всю редакцию, собирая мнения о том, что может найти отклик в душе сельского жителя. «Лучшая тема для беседы — кормовая свекла, — было сказано ему. — Только не называйте ее так, фермеры на этот счет очень чувствительны. Называйте ее „корешки“…»

Он сердечно улыбнулся Уильяму.

— A-а, Таппок… Очень рад. Прежде нам не приходилось встречаться, но с творчеством вашим я, разумеется, знаком. Садитесь, пожалуйста. Курите… («Стоп», — сказал ему внутренний голос.) Впрочем, вы, может быть, предпочитаете нюхательный табак?

Уильям закурил. Они сидели друг против друга. Между ними на столе лежал открытый географический атлас, в котором мистер Солтер безуспешно пытался отыскать Рейкьявик.

Последовала пауза, в продолжение которой мистер Солтер сочинил веселую и бесхитростную преамбулу: «Ну как там корешки, Таппок?» Однако вслух он почему-то произнес:

— Ну как там творожки, Каппок?

Уильям, обреченно ждущий бури, вздрогнул.

— Простите? — сказал он.

— Я хотел сказать, таппошки… — пробормотал мистер Солтер.

Уильям пал духом. Мистер Солтер тоже пал духом. Они смотрели друг на друга беспомощно и неотрывно.

— Как охота? — предпринял новую попытку мистер Солтер. — Лис много?

— Сейчас ведь лето. Охоты нет.

— Ну да, конечно, все разъезжаются…

Последовала новая пауза.

— А что ящур? Свирепствует? — с надеждой спросил мистер Солтер.

— Слава Богу, нет.

— А-а.

Оба опустили глаза и увидели атлас.

— Вы, случайно, не знаете, где находится Рейкьявик?

— Нет.

— Жаль. Я надеялся, что вы скажете. Здесь никто не может найти.

— Вы поэтому хотели меня видеть?

— Нет-нет, что вы, совсем наоборот!

Еще одна пауза.

Уильяму все стало ясно. Симпатичному маленькому человеку поручили уволить его, а он не мог заставить себя это сделать. И Уильям решил помочь ему:

— Вы, наверное, хотите поговорить со мной о сойках.

— Упаси Бог! — воскликнул мистер Солтер с неподдельным ужасом, но тут же вежливо добавил: — Разве что вы хотите.

— Нет, что вы! — сказал Уильям. — Я думал, это вам интересно.

— Ну что вы! — сказал мистер Солтер.

— Вот и хорошо.

— Да, хорошо… — И уже в полном отчаянии: — А не выпить ли нам зидра?

— Зидра?

— Да. Вы ведь, наверное, привыкли пить в это время зидр. Тут рядом неплохой бар.

Журналисты в американском фильме пили водку. Уильям молча и заинтригованно последовал за мистером Солтером. Они спускались в лифте с удивительным человеком — лысым, молодым, сухим, как мумия, и одетым в коричнево-белый клетчатый костюм. Человек курил сигару.

— Новый спортивный редактор, — извиняющимся тоном пояснил мистер Солтер, когда человек отошел от них в вестибюле на порядочное расстояние.

В баре, где обычно собирались репортеры «Свиста», официантка выслушала их с удивлением.

— Сидр? Сейчас узнаю.

Через несколько минут на столике перед ними появились две бутылки сладкой шипучей жидкости, которую Уильям и мистер Солтер пригубили с большой осторожностью.

— Может, вы у себя на ферме пьете что-то другое?

— Честно говоря, сидр я пью редко. Мы, конечно, угощаем им крестьян. Иногда я к ним присоединяюсь.

И, испугавшись, что собеседник сочтет его снобом, Уильям добавил:

— Мой дядя Бернар пьет его от ревматизма.

— А вы уверены, что не предпочли бы сейчас чего-нибудь другого?

— Нет.

— То есть не предпочли бы?

— То есть предпочел бы.

— В самом деле?

— В самом деле. С радостью.

— Отлично! — воскликнул мистер Солтер, и с этого момента их отношения приобрели новую, более теплую окраску. Нельзя сказать, что беседа пошла веселей, но они нашли точку соприкосновения — их роднила нелюбовь к сидру.

Мистер Солтер с энтузиазмом поддержал нарождающуюся тему.

— Так, значит, вы не любите сидра, — сказал он. — Я его тоже не люблю.

— Да, — сказал Уильям, — не люблю с тех самых пор, как мне в детстве стало плохо от запаха сена.

— У меня от него расстраивается пищеварение.

— Точно.

— А от виски вреда еще никому не было.

— Никому.

Тема явно иссякала. Мистер Солтер попробовал новый вариант.

— А как насчет домашнего вина? У вас его, наверное, много?

— Не очень… — Уильям почувствовал, что настает его очередь. Он сделал глоток, подумал и наконец произнес: — Вам, наверное, приходится много работать?

— Да, очень…

— Скажите… Я часто думал… у вас свои машины или вы отсылаете материал в типографию?

— У нас свои машины.

— Да? Они, наверное, очень быстро работают?

— Да.

— То есть все должно быть написано, отпечатано, проверено и так далее в один день, иначе новости устареют. Я имею в виду, люди узнают о них по радио.

— Да.

— Вы сами часто бываете в типографии?

— Нет. Я редактор международного отдела.

— Ах вот почему вы хотели найти Рейкьявик!

— Да.

— Так трудно знать, где находятся все эти города!

— Да.

— Я имею в виду, их так много.

— Да.

— Я никогда не бывал за границей.

Такой шанс упускать было нельзя.

— А вы не хотели бы съездить в Эсмаилию?

— Нет.

— Совсем нет?

— Совсем. Во-первых, мне не по карману дорога.

— О, дорогу мы бы вам оплатили, — снисходительно рассмеялся мистер Солтер.

Вот оно что. Депортация. Ощущение неминуемой расплаты, которое преследовало Уильяма последние три часа, приобрело осязаемые и жуткие очертания. Это было уже чересчур. В конце концов, на его стороне были свобода совести и бессмертие души. Помня о них, Уильям встал и ринулся в бой.

— Ну, знаете ли, — сказал Уильям, и голос его зазвенел. — Всему есть предел. Да, с сойкой я допустил ошибку, серьезную ошибку. Кстати сказать, моей вины в этом нет. Я приехал сюда все объяснить, извиниться и, если необходимо, возместить нанесенный ущерб. Вы отказались меня выслушать. Когда я спросил, нуждаетесь ли вы в моих объяснениях, вы сказали: «Упаси Бог!» И все это время вы хладнокровно планировали мою высылку из страны — из-за какого-то пустяка, с моей точки зрения, простительного пустяка! Да кто он такой, ваш лорд Коппер?! Его тщеславие безгранично! Если ему угодно забыть о полутора годах моей самозабвенной работы в его газете, он вправе меня уволить, но…

— Таппок, старина! — вскричал мистер Солтер. — Вы меня не так поняли. После премьер-министра нет более преданного почитателя вашего таланта, чем лорд Коппер. Он хочет командировать вас в Эсмаилию.

— И он оплатит мне дорогу назад?

— Разумеется!

— О, это несколько меняет дело… Но все равно… что за странная идея! Представляете, как будет выглядеть «Луг и чаша», когда я начну писать о песчаных бурях, львах и прочих эсмаильских чудесах?

— Давайте обсудим это за обедом.

Такси отвезло их через Флит-стрит и Стрэнд в ресторан, где сотрудники «Свиста» всегда кормили авторов за счет газеты.

— Вы в самом деле хотите консервированного лосося?

— Нет.

— Правда?

— Правда.

Мистер Солтер вновь взглянул на своего гостя с одобрением и протянул ему меню.

Уважение, которое Уильям заслужил у него нелюбовью к сидру, возросло еще больше по мере того, как он делал заказ. Как это ни странно, Уильям не потребовал ни маринованных орехов, ни корнуэльского пирожка, равно как не привлек к себе всеобщего внимания, подобно будапештскому корреспонденту, которого мистер Солтер потчевал недавно здесь же (узнав, что никто из поваров не способен приготовить экзотические мадьярские кушанья, тот вызвался все сделать сам и сотворил на глазах у озадаченных официантов с помощью жаровни и спиртовки тошнотворный соус из сладких перцев, меда и миндаля). Уильям заказал жаркое-ассорти, и, пока он ел, мистер Солтер неназойливо пытался разжечь в нем интерес к предложению лорда Коппера.

— Видите того человека? Это Паппенхакер.

Уильям взглянул.

— Самый умный журналист на Флит-стрит.

Уильям посмотрел еще раз. Паппенхакер был смуглым молодым человеком в гигантских роговых очках и со щетиной на скошенном подбородке. Он отчитывал официанта.