Просвечивающие предметы

10

Несмотря на обращенный к самому себе ласковый упрек, кое-что он все-таки предпринял. Он написал ей письмецо из роскошного отеля Версекс-Палас, где

Плоти оказалось даже больше, чем Персон мог судить по недавним фотографиям. Через окно в холле он успел разглядеть писателя, когда тот вылезал из машины, но его нервная система, целиком поглощенная воспоминаниями о девушке с обнаженными бедрами в залитом солнцем вагоне, не отозвалась на это зрелище ни пением приветственных труб, ни возгласами восторга. И все же зрелище это было величественно — с одной стороны тучного старца поддерживал красавец шофер, с другой — чернобородый секретарь, а на ступеньках два выскочивших из гостиницы chasseur'а [14] всячески изображали свою незаменимость. Репортер внутри Персона отметил, что на нем бархатисто-шоколадного оттенка теннисные туфли, лимонного цвета рубашка с лиловым шейным платком и мятый серый костюм, ничем, по крайней мере, на американский взгляд, не выделяющийся. Привет, Персон! Они расположились в гостиной возле бара.

Внешность и речь новоприбывших лишь усиливала чувство нереальности происходящего. Этот представительный господин с глиняной маской грима и фальшивой улыбкой на лице и мистер Тамворт с разбойничьей бородой — оба они словно разыгрывали некую суконно написанную сцену перед невидимыми зрителями; Персон же, на какое бы место ни садился и куда бы ни глядел, постоянно оказывался во время этой недолгой, но пьяной беседы спиной к залу, словно его, как манекен, вместе со стулом поворачивала никем не замеченная домоправительница Шерлока Холмса . Они и в самом деле казались муляжами и восковыми куклами по сравнению с реальностью Арманды, чей образ, отпечатавшийся в его сознании, проглядывал сквозь эту сцену — то перевертнем, то дразняще застревая в боковом зрении, неподдельный, неотступный, неотвязный. Банальности, которыми он с ней успел обменяться, сияли подлинностью рядом с натужными шутками поддельного застолья. «Да вы же совершенно замечательно выглядите!» — сказал Хью, когда напитки были заказаны, — ложь в его словах била через край. У барона R. было грубое нездорового цвета лицо, ноздреватый бугристый нос, косматые воинственные брови, неподвижный взгляд и бульдожий рот, наполненный гнилыми зубами. Столь заметная в его писаниях жилка зловредной изощренности присутствовала и в заранее заготовленных его речах, — сейчас, к примеру, он говорил, что о «замечательно» нет и речи, и вообще он находит в себе все больше сходства со знаменитым киноактером Ройбинсоном, игравшим когда-то старых гангстеров в фильмах, сделанных во Флориде, — только такого актера никогда не существовало.

— И все-таки, как же вы себя чувствуете? — спросил Хью, развивая свой неуспех.

— Покороче говоря, — сказал R., приводивший в отчаяние не только манерой говорить на своем мнимо обиходном английском самыми избитыми формулами и с сильным акцентом, но и тем, что постоянно их переиначивал, — покороче говоря, я, знаете, всю зиму прихварываю. Моя, знаете ли, печень что-то против меня ополчилась. — Он отхлебнул добрый глоток виски и, полоща рот каким-то новым способом, какого Хью еще не видывал, очень замедленным движением поставил рюмку обратно на низкий столик. Побыв мгновение à deux [15] с жидкостью, пойманной в ловушку рта, он наконец проглотил ее и переключился на другой английский — на пышный стиль самых ярких своих персонажей: — Матерь-ночь и сестра ее Бессонница меня изводят, а в остальном я здоров, как баран и новые ворота. Вы, наверное, не знакомы с мистером Тамвортом. Персон, произносится Парсон, Тамворт — как английская порода пятнистных свиней .

— Нет, — сказал Хью, — это не от Парсон, а скорее от Петерсон.

— Хорошо, сынок, а как там Фил?

Они коротко обсудили энергию, обаяние и деловую сметку издателя.

— Только он хочет, чтобы я писал не те книги. Ему нужен, — названия романов своего соперника, которые тоже издавал Фил, он выговорил особым горловым застенчивым голосом, — ему нужен Мальчик для утех, но он согласится и на Нежную женщину, а все, что я могу ему предложить, это не Тра-ля-ля, а первый, самый скучный том моих Транс-ля-тиций .

— Уверяю вас, он ждет рукопись с огромным нетерпением. Я, между прочим…

Между каким прочим? Для подобных нелогичностей стоило бы изобрести специальный риторический термин. Черная ткань едва прикрывала невиданный ландшафт между — между прочим, я с ума сойду, если ее не добьюсь.

— Я, между прочим, вчера познакомился с подругой вашей падчерицы…

— Бывшей падчерицы, — поправил господин R. — Сто лет ее не видел и столько же, надеюсь, не увижу. Повтори, сынок (бармену).

— И знаете, как это произошло? Сидит передо мной девушка и читает…

— Простите, — сказал медовым голосом секретарь, складывая нацарапанную им записку и передавая ее Хью: «Упоминания о мисс Мур и ее матери неприятны господину R.».

И я с ним согласен. Но куда же девалась знаменитая тактичность Хью? Захмелевший Хью прекрасно знал, как обстоит дело — от Фила, не от Джулии, девчонки распущенной, но не болтливой.

Эта часть просвечивания выходит у нас довольно нудной, но надо завершить отчет.

Наняв соглядатая, господин R. в один прекрасный день обнаружил, что у его жены Мэрион роман с Кристианом Пайнсом, сыном известного режиссера, поставившего «Золотые окна» (фильм, довольно шатко построенный на лучшем романе нашего автора). Господин R. это приветствовал, поскольку старательно ухаживал за Джулией Мур, своей восемнадцатилетней падчерицей, и вынашивал планы на будущее, достойные сентиментального развратника, тремя или четырьмя браками еще не насыщенного. Очень скоро, однако, он узнал с помощью того же сыщика, в данный момент умирающего в душной грязной больнице на Формозе (остров), что юный Пайнс, красивый бездельник с лягушачьим лицом (он тоже скоро умрет), — любовник и матери, и дочери, которых он два лета ублажал в Кавальере, Калифорния. Расставание поэтому растянулось и протекало более болезненно, чем R. предполагал вначале. В разгар этой истории скромный наш Персон (хоть он на самом деле на полдюйма выше верзилы R.) тоже отхватил сбоку кусочек от пирога, на который было столько охотников.