Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 9

— Я уверен, что эти носки будут носить с большим удовольствием, сударыня.

Старая женщина посмотрела на него поверх очков.

— Это убивает время, — сказала она.

— Больше того: это помогает выиграть войну, сударыня!

Уголки губ старухи задергались, но она не ответила. «Глухая!» — подумал он.

— Могу ли я вас спросить: не знаете ли вы моих друзей — доктора и миссис Лэрд, а также мисс Пирсон?

Старая женщина захихикала.

— О, да! Красивая молодая девушка — красивая, как сама жизнь. Она все сидела здесь возле меня. Одно удовольствие было смотреть на нее — у нее такие большие глаза.

— Куда же они уехали? Вы не можете мне сказать?

— О, понятия не имею.

Его точно обдало холодной водой. Ему хотелось крикнуть: «Перестаньте же вязать хоть на минуту, пожалуйста! В этом вся моя жизнь — я должен знать, где они». Но песенка спиц отвечала: «А моя жизнь — в вязанье».

Он отвернулся к окну.

— Она любила здесь сидеть — тихонько, тихонько, совсем тихо…

Форт посмотрел на подоконник. Так, значит, вот здесь она любила сидеть совсем тихо!

— Как ужасна эта война! — сказала старая женщина. — Вы были на фронте?

— Да.

— А возьмите бедных молодых девушек, у которых никогда не будет мужей! Право, это ужасно.

— Да, — сказал Форт. — Это ужасно.

Но тут из-за дверей послышался чей-то голос:

— Вы ищете доктора и миссис Лэрд, сэр? Их адрес — Восточное Бунгало; это недалеко, по северной дороге. Всякий вам покажет.

Со вздохом облегчения Форт благодарно посмотрел на старую женщину, которая назвала Нолли красивой, как жизнь.

— До свидания, сударыня.

— До свидания.

Спицы звякнули, и уголки губ старухи снова задергались. Форт вышел. Он не смог достать машину и долго тащился пешком. Бунгало оказалось неприглядным зданием из желтого кирпича с остроконечной красной кровлей. Дом стоял между шоссе и крутым обрывом, за ним тянулся сад-альпиниум; освещенный закатным солнцем, дом казался совсем новым. Форт открыл калитку и произнес про себя одну из тех молитв, которые так быстро приходят на ум неверующим, когда они чего-нибудь хотят добиться. Он услышал плач ребенка и подумал с восторгом: «Господи, она здесь!» Пройдя через сад, он увидел на лужайке за домом детскую коляску, стоявшую под дубом, и Ноэль, да, да, Ноэль! Собравшись с духом, он двинулся дальше. Она стояла, наклонившись над коляской, на голове у нее была лиловая шляпа от солнца. Он тихо шел по траве и уже был возле самой коляски, когда она услышала его шаги. Он не приготовил никаких слов, просто протянул ей руку. Тень упала на коляску, и ребенок перестал плакать. Ноэль пожала Форту руку. В шляпе, скрывавшей ее волосы, она выглядела старше и бледнее, словно ее измучил зной. У него не было такого ощущения, что она рада видеть его.

— Здравствуйте, — сказала она. — Вы уже видели Грэтиану? Она должна быть дома.

— Я пришел не к ней; я пришел к вам.

Ноэль повернулась к ребенку.

— Вот он!

Форт стоял у коляски и смотрел на ребенка, отцом которого был тот парень. Затененная верхом коляски и гофрированной оборкой чепчика, головка ребенка казалась запрокинутой. Он царапал свой вздернутый носик и выпуклый лобик и глядел на мать голубыми глазами, под которыми, казалось, не было нижних век, такими пухлыми были его щечки.

— Интересно, о чем думают дети? — сказал Форт.

Ноэль сунула свой палец в кулачок ребенку.

— Они думают только тогда, когда им что-нибудь нужно.

— Это хорошо сказано; но его глаза с большим интересом смотрят на вас.

Ноэль улыбнулась, и тут же улыбнулся ребенок, обнажив беззубые десны.

— Он прелесть! — сказала она шепотом.

«И ты тоже, — подумал он, — если б только я осмелился сказать это».

— Здесь сейчас папа, — проговорила она вдруг, не глядя на него. Послезавтра он отплывает в Египет. Вы ему не нравитесь.

У Форта чуть не выскочило сердце. Зачем бы ей говорить эго, если бы… если бы она хоть немного не была на его стороне?

— Я так и думал, — ответил он. — Я ведь грешник, как вы знаете.

Ноэль подняла на него глаза.

— Грешник? — повторила она и снова наклонилась над ребенком; она произнесла это слово таким тоном, что он подумал: «Если бы не это крошечное создание, у меня не было бы и тени надежды!»

— Я пойду, поздороваюсь с вашим отцом, — сказал он. — Он в доме?

— Думаю, что да.

— Могу я прийти завтра?

— Завтра воскресенье. И последний день перед отъездом папы.

— А! Понимаю. — Он пошел к дому, не решаясь оглянуться, чтобы узнать, смотрит ли она ему вслед.

И подумал: «Есть ли у меня надежда или нет, но я буду драться за нее зубами и когтями».

Пирсон сидел на диване в освещенной заходящим солнцем комнате и читал. Он был в форме цвета хаки, и вид его удивил Форта, не ожидавшего такого превращения. Узкое лицо, сейчас чисто выбритое, с глубоко сидящими глазами и сжатыми губами, казалось более чем всегда аскетическим, несмотря на военную форму. Форт почувствовал, как слабы его шансы, и сказал, словно бросаясь в ледяную воду:

— Я пришел просить вас, сэр, разрешить мне жениться на Ноэль, если она захочет выйти за меня.

Лицо Пирсона всегда казалось Форту мягким и добрым; сейчас оно не было таким.

— Вы что же, знали, что я здесь, капитан Форт?

— Я видел Ноэль в саду. Разумеется, я ничего ей не говорил. Но она сказала мне, что вы завтра уезжаете в Египет. Поэтому другого случая у меня не будет.

— Очень жаль, что вы приехали. Не мне судить, но я не думаю, что вы можете составить счастье Ноэль.

— Позволю себе спросить: почему, сэр?

— Капитан Форт, мирские суждения о таких вещах не для меня; но раз вы спрашиваете, отвечу вам откровенно. Моя кузина Лила имеет права на вас. Ей, а не Ноэль вы должны были предложить выйти за вас замуж.

— Я предлагал ей; она мне отказала.

— Я знаю. Но она не отказала бы вам, если бы вы поехали к ней.

— Я не свободен и не могу так просто поехать к ней; кроме того, она все равно откажет. Она знает, что я не люблю ее и никогда не любил.

— Никогда?

— Никогда!

— Тогда почему же…

— Наверное, потому что я мужчина и к тому же глупый.

— Если все произошло только потому, что вы мужчина, как вы выразились, значит, вами не руководили никакие принципы или вера. А вы просите отдать вам Ноэль — мою бедную Ноэль, которой нужна любовь и защита не просто «мужчины», а хорошего человека. Нет, капитан Форт, нет! Форт закусил губу.

— Конечно, я человек нехороший в вашем понимании этого слова; но я очень люблю ее и сумею ее защитить. Я не имею ни малейшего понятия, согласится ли она стать моей женой. Естественно, я и не надеюсь на это. Но я предупреждаю вас, что собираюсь спросить ее и буду ждать. Я так ее люблю, что не могу поступить иначе.

— Когда любят по-настоящему, поступают так, как лучше для той, которую любят.

Форт опустил голову, он почувствовал себя школьником, стоящим перед строгим учителем.

— Это верно, — сказал он. — И я никогда не воспользуюсь ее положением; если она не питает ко мне никаких чувств, я не стану ее беспокоить, заверяю вас. Если же произойдет чудо и она полюбит меня, я знаю, что смогу сделать ее счастливой, сэр.

— Она же совсем ребенок.

— Нет, она не ребенок, — упрямо ответил Форт.

Пирсон прикоснулся к отвороту своего военного костюма.

— Капитан Форт, я уезжаю от нее далеко и оставляю ее беззащитной. Я верю в ваши рыцарские чувства и надеюсь, что вы не сделаете ей предложения, пока я не вернусь.

Форт откинул голову.

— Нет, этого я не могу обещать. Здесь вы или нет, это ничего не меняет. Либо она полюбит меня, либо не полюбит. Если полюбит, она будет счастлива со мной. Если же нет, тогда всему конец.

Пирсон медленно подошел к нему.

— С моей точки зрения, — сказал он, — ваша связь с Лилой была такова, что вас можно считать в браке с ней.

— Вы ведь не ждете от меня, что я приму точку зрения священника, сэр?