Повести и рассказы

— Да, ваше благородие, — вмешался псаломщик, — они тут два года без трех месяцев и любят вас, ваше благородие!

Хрисантов, ожидая другого ответа, продолжал вопросительно смотреть на священника.

Но тот только кивнул головой.

— Вы из какого семейства в нашем селе? — спросил Хрисантов интересного собеседника.

Тот опять кивнул и промолвил:

— Да, да, здесь, здесь.

И засунул вату поглубже в ухо.

— У него ухо болит, ваше благородие… оттого и вату носит, — объяснил псаломщик и прибавил, понизив голос: — Весьма достойный священнослужитель.

— Mon cher, mais qu’est ce que vous parlez avec ce bonhomme le prêtre, [28] — со смехом спросил Иванов.

— Mois je n’en sais rien, — пожав плечами, ответил Хрисантов. — Il me sembl très bête. [29]

— Туговат на ухо, — шепнул ему Иванов.

— Что?

— Глухой, — прибавил Иванов вслух. — Говори ему громче.

Хрисантов поморщился.

— Только что — тот, сумасшедший… Теперь глухой… А этот льстивый псаломщик! — сказал он с горькой усмешкой и шепотом прибавил: — Да тут с одними идиотами приходится иметь дело!

— Это — интеллигенция Дермендере, — многозначительно шепнул Иванов в ответ.

Войдя со священником и псаломщиком в школу, приезжие нашли в классной комнате несколько крестьян, которые, увидев господ из Пловдива, сняли шапки и протянули руки — здороваться.

Псаломщик представил их.

Один был кмет — белокурый парень с довольно умным лицом; другой — учитель, с длинными, нестрижеными волосами; остальные — люди не должностные, но именитые. Комната была совершенно пустая, с разбитыми стеклами и одним-единственным украшением — портретом Алеко Богориди {135}. Атмосферу наполнял запах чеснока.

Разговор сразу пошел о выборах. Иванов как лицо, непосредственно не заинтересованное, после нескольких патриотических фраз авторитетным тоном рекомендовал избрать в депутаты господина Хрисантова — кандидата, которым они будут гордиться, и т. д.

Все обнаружили полное единодушие, заулыбались Хрисантову многозначительно, дружелюбно, сочувственно.

— Знаю, знаю, — сказал учитель. — Кто же не знает господина Хрисантова?

— Наш, наш он — господин Хрисантов, — пробормотал один крестьянин и громко высморкался.

Кмет тоже дал одобрительный отзыв.

— Его благородие — человек, известный всей Болгарии как просветитель и доброжелатель болгарский. Мы его выберем, потому — его благородие… да! — сказал музыкословесный, осклабившись.

Священник взглянул на Хрисантова своими желтыми глазами и грациозно покачал головой. Это означало, что он согласен со всеми.

Все эти знаки сочувствия ободрили Хрисантова. Он понял, что для него тут уже энергично поработали. И, обратившись к избирателям, сказал:

— Господа, благодарю вас за сочувствие и доверие, с которыми вы меня встречаете. Мне нет надобности сулить вам золотые горы: я буду работать, сколько хватит сил, в интересах страны и, в частности, в ваших. Поведение мое покажет, достоин ли я вашего доверия.

Хрисантов забыл урок Иванова.

Это заставило Иванова недовольно нахмуриться и подтолкнуть товарища локтем, чтобы тот прервал речь, грозившую обеспечить ему верный провал на выборах.

И тотчас же сам взял слово:

— А как ваша тяжба с селом Марковым из-за выгона? Эти черти марковцы воображают, что это их вотчина… Когда мы приедем в Пловдив, понимаете?.. Можете на нас положиться… Ваше вашим и останется!

И он подмигнул кмету.

Тот просиял.

Священник три раза кивнул: он ничего не слышал.

— Премного вам благодарны… Только мы просили бы вас поскорей замолвить слово в суде, а то на следующее воскресенье нас туда вызывают: просим заступиться за нас, сказать председателю, что мы правы.

— Говорю вам; можете на нас положиться.

— Докажите в суде, — продолжал кмет, — потому ведь на этом выгоне — на нем наша скотина пасется; а кругом камень один, и нет у нас другого пастбища.

Такое же пожелание высказали и остальные крестьяне.

— Считайте, что вы выиграли! — повторил Иванов.

Кмет удовлетворенно кивнул головой и, бросив на Хрисантова дружеский взгляд, промолвил:

— А насчет господина Христианова не беспокойтесь… (Хрисантов с удивлением отметил, что большинство крестьян называет его так.) Господин Христианов — наш, мы его выберем… Это наше дело. Кто может нам приказывать, сказать нам: выбирайте того или этого?

— Никто!

— Кого мы выберем, тот и будет выборный наш. О господине Христианове не беспокойтесь…

Священник, видимо, понял, о чем идет речь. Он улыбнулся Хрисантову и открыл рот, чтобы что-то сказать, однако ничего не сказал. Но улыбка не сошла с его губ.

— Вот и учитель. Пускай скажет: не встречал ли он в «Марице» фамилию его благородия? — произнес псаломщик, указывая на учителя.

Учитель утвердительно кивнул.

— Кто же не знает господина Хрисантова?

— И вы, господин учитель, действуйте в пользу господина Хрисантова. Вы имеете большое влияние. Какое жалованье получаете вы здесь?

— Маленькое; в прошлом году получал пятьдесят две лиры, а в нынешнем убавили до сорока восьми.

— Мы бедные, — скромно промолвил кмет, сложивши вместе руки.

Иванов, после небольшого раздумья, сказал:

— Мы поговорим о вас с директором народного просвещения. Ваши труды и достоинства, которые мне хорошо известны, заслуживают большего… Будьте покойны… Сами вы откуда?

— Из села Н., — краснея, ответил учитель.

— Отлично… Но и вы со своей стороны потрудитесь!

— Это наша обязанность, — промолвил учитель.

Хрисантов отвел глаза от окна, в которое смотрел некоторое время, и сказал:

— Тут у вас кругом голые бугры. Правительство до сих пор еще ничего не сделало для лесоводства в стране… Первый мой долг в Областном собрании, господин кмет, громко настаивать на облесении этих пустынных и голых косогоров… Земля, лишенная леса, рано или поздно обречена на гибель.

Неожиданно напав на столь счастливую мысль, Хрисантов самодовольно и не без гордости взглянул на Иванова, словно хотел этим взглядом сказать ему:

— Вот видишь, и я умею становиться на практическую почву!

В самом деле, Хрисантов говорил вполне искренно.

Кмет и другие именитые люди села стали перешептываться. Видимо, вопрос, поднятый их кандидатом, живо интересовал и их.

— Хорошо, что напомнили, господин Хрисантов, — сказал кмет. — Об этом тоже будем просить вас. Ваша милость сами видите: лесу у нас поблизости нету… Турки, как были здесь, все повырубили.

— Я сам напомнил вам об этом, и первой моей заботой будут леса… Леса, леса нужны нам как воздух! — пылко воскликнул Хрисантов.

— Дай тебе бог здоровья, коли ты так понимаешь… А ежели вы спросите, где мы дрова берем, — так мы их теперь в Парговском лесу рубим… До сих пор кое-как сходило с рук, но скоро не миновать беды.

— Расскажите! — живо заинтересовался Хрисантов.

Кмет длинно и обстоятельно рассказал в чем дело. Парговский лес был казенным, но после Освобождения {136} село стало снабжаться дровами из этого леса. Первый лесник не решался трогать дермендеревцев, но, к сожалению, не мог он отгонять и крестьян села Ж., которые хозяйничали в лесу, как у себя дома, считая его своей собственностью… Так что Парговский лес усиленно вырубался, и от трехсот увратов первоначальной его площади осталось едва полсотни. Но хуже всего то, что назначили нового сторожа, страшно злого, который дермендеревцам всячески мешает, а крестьянам села Ж. позволяет поступать как им вздумается, и те так усердно взялись за дело, что скоро весь лес вырубят! Тогда дермендеревцам придется ходить за дровами в горы, тратя на это три-четыре часа в один конец. Поэтому кмет просил Хрисантова содействовать тому, чтобы селу Ж. впредь было воспрещено самоуправно рубить лес, столь необходимый жителям Дермендере.