Полет лебедя
Полет лебедя читать книгу онлайн
Чудесная история мальчика Ханса — Ханса Кристиана Андерсена — предстает на страницах книги М. Хаббард подлинным полетом лебедя.
Живо, ярко и с юмором автор описывает жизнь Великого Сказочника: его подчас болезненное одиночество, ежедневный труд и редкие минуты отдыха, его разочарования и триумфы…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Бурнонвилль мгновенно подскочил к нему.
— Но завтра может быть еще хуже. К тому же это займет всего лишь полчаса. Прошу вас, монсеньор! Я обещаю, что доставлю вас домой через тридцать минут.
— Бурнонвилль, ну вы и зануда! — проворчал Ханс, но все же улыбнулся, поднялся с кресла и стал надевать пальто.
Маленький балетмейстер танцевал вокруг него, как счастливый эльф.
— Ваша шляпа. А теперь пойдемте. Вы не пожалеете, Андерсен. К тому же прогулка пойдет вам на пользу. За прошедшую неделю вы слишком много времени проводили в помещении.
— Я надеюсь, вы понимаете, что моя книга сама собой не напишется, — фыркнул Ханс Кристиан и немедленно пожалел об этом. — Вообще-то не так уж и холодно, как кажется, — добавил он как можно мягче. — Но как я ненавижу Данию весной!
— Скай — холодный ветер, это точно. Но скоро он прекратиться. И тогда придет лето, — напомнил ему Бурнонвилль таким тоном, словно предлагал леденец ребенку.
Ханс что-то проворчал в ответ. Но всю остальную дорогу им приходилось бороться с сильными порывами ветра, держа свои шляпы обеими руками. Когда они вошли в холл маленькой гостиницы, в которой остановилась певица, настроение Ханса не улучшилось.
— Пыль, как сильно она прилипает к лицу, — произнес Бурнонвилль, глядя на своего компаньона.
Ханс Кристиан вытащил свой огромный носовой платок и вытерся. Теперь он чувствовал себя еще хуже, так как патологически ненавидел грязь. Он покорно последовал за Бурнонвиллем в комнаты дамы, стараясь не думать о песке, набившемся в рот и теперь скрипевшем между зубами.
Комната была теплой и светлой от огня в камине. Иенни Линд вышла к ним навстречу со счастливой улыбкой. На ней, как и раньше, было простое коричневое платье, но теперь в ее глазах читалось воодушевление, а восхитительный голос певицы переливался всеми обертонами.
Ханс Кристиан глубоко склонился над ее рукой, слишком ошеломленный, чтобы говорить. Как он только мог считать ее простой и неинтересной личностью, эту девушку, чьи глаза так дружелюбно смеялись даже тогда, когда лицо оставалось серьезным, и чей великолепный голос проникал в самые глубины его души? Бурнонвилль поддерживал разговор, и Ханс был намерен предоставить ему вести беседу. Сам он просто потерял дар речи.
— Но я не умею петь на датском, — запротестовала фрекен Линд.
— Тогда вы сможете петь на вашем родном языке, а остальная труппа будет петь на датском! — предложил Бурнонвилль. — Аудитория вас поймет, так как наши языки очень похожи.
Иенни заколебалась, пытаясь найти другую отговорку.
— Но правда, монсеньор, я действительно не могу сделать этого. Только не в этот раз. Возможно, как-нибудь потом, когда меня получше узнают за пределами моей страны…
— Но, фрекен Линд, как вас могут узнать за границей, если вы поете только в своей родной стране? — неожиданно вставил Ханс Кристиан.
Иенни посмотрела на него своими карими глазами, полными страха и дурного предзнаменования.
— Но я могу не понравиться вашей публике. Им может не понравиться, что на фоне их родного языка я пою по-шведски.
— Вы понравитесь, — уверил ее Ханс Кристиан. Бурнонвилль довольно засуетился в своем кресле. — Я не слышал, как вы поете, и не знаю вашего таланта как актрисы, но могу сказать лишь одно, что Копенгаген готов приветствовать ваш прекрасный голос. На прошлой неделе я имел возможность наблюдать овации, которых удостоился один итальянский певец, который был похож на маленький черный кофейник и пел как гудок паровоза.
Молодая дама радостно рассмеялась:
— Герр Андерсен, вы обладаете великолепным умением выражать словами то, что думаете! Так же, как и ваши истории, они такие увлекательные и в то же время такие простые, что иногда закрадывается в голову мысль, как ты мог не додуматься до этого сам.
Ханс улыбнулся, и последняя преграда напряженности и неловкости исчезла.
— Тогда вы должны позволить мне навещать вас, пока вы в Копенгагене. Уверяю, что смогу отвлечь вас от страхов перед выступлением.
Она перегнулась через подлокотник кресла и посмотрела ему прямо в глаза.
— Вы действительно думаете, что я должна сделать это? Что, если я начну петь, а аудитория зашипит на меня? Она так хорошо относилась ко мне в Стокгольме, что мне кажется, я умру, если услышу хоть один недовольный голос!
Ханс спокойно посмотрел на нее, но в его душе поднималась буря.
— Я вполне уверен, что вам нечего бояться. Если бы у меня было хоть единое сомнение, я бы не был тем, кто просит вас об этом.
Взволнованная Иенни посмотрела на Бурнонвилля.
— В таком случае вы можете договариваться насчет представления, монсеньор. Я спою, думаю, Алису. Это моя сама любимая роль, к тому же ее всегда хорошо принимали.
Бурнонвилля охватило неописуемое счастье. Он улыбался и кланялся снова и снова. Результат встречи превзошел все самые смелые его ожидания. Андерсен и молодая певица, похоже, нашли общий язык, и он постарается способствовать их дружбе, пока идут репетиции. Балетмейстер вновь кивнул и исчез за дверью. Ханс Кристиан не преминул воспользоваться этой возможностью.
— Фрекен Линд, не могли бы вы… не хотели бы вы пойти со мной на прогулку завтра днем? Я мог бы показать вам дворцовые сады и каналы.
Иенни Линд улыбнулась и кивнула.
— Спасибо. Я пошла бы с большим удовольствием, если бы вы только сумели найти время. Вы ведь занятой человек, герр Андерсен, — и она протянула ему свою руку для прощания.
По дороге к двери Ханс Кристиан чувствовал, что его ноги едва касаются ковра. Он встретил что-то такое прекрасное, такое необычное, что это видение оставило его равнодушным ко всему остальному. Бурнонвилль открыл дверь, поднимая воротник, готовясь сопротивляться сильному ветру и пыли, забивающейся в ноздри. Но Ханс Кристиан шел с высоко поднятой головой навстречу злому ветру. Песчинки, несомые екаем, могли хлестать по его лицу, забиваться за воротник и в рот. Но ничто не могло нарушить спокойствия его мыслей. Вся его жизнь поэта была бесконечным поиском. Теперь он нашел то, что так отчаянно искал.
В течение последующих двух недель Бурнонвилль часто видел их вместе. Иногда это было в театре, где Ханс Кристиан сидел в партере на неудобных скамьях, наблюдая за ее репетициями на еще менее удобной сцене. Иногда это было в маленьком магазинчике возле рынка, где двое сидели и пили молоко. Когда, наконец-то, скай сначала утихомирился, а потом и вовсе потерял свою силу, они стали ходить гулять в парк, и Иенни находила очень забавным наблюдение за выводком утят.
Все его друзья с беспокойством наблюдали за ним. Они знали, что страдала книга, но надеялись, что это увлечение позволит привести писателя вновь в хорошее расположение духа. Андерсен в состоянии отчаяния был угрозой для всего Копенгагена. Даже король, приглашая Ханса на аудиенции, был вынужден выслушивать пустяковые замечания, которые воспринимал как критику.
Однако те, кто знали Ханса Кристиана хорошо, радовались его новому интересу. Это действительно настоящее чувство, говорили дамы друг другу. Элси и ее последовательницы остались в прошлом всего лишь фантазиями. Что случится, если она не захочет выйти за него замуж? Конечно же она согласится, уверяли одни дамы. Кто посмеет отвергнуть человека с таким знаменитым именем, как у него. И они задумчиво вздыхали, думая о своих собственных дочерях. Но перед ней лежит многообещающая карьера, говорили другие. Неужели она решится бросить ее в тот период, когда все начало налаживаться?
Генриетта слушала, улыбалась и кивала. Это было личным делом Ханса Кристиана. Но она надеялась лишь на одно, чтобы его нежной чувствительности не был нанесен непоправимый ущерб. Гетти едва видела его за эти последние недели, но сегодня по какой-то причине он оказался у ее камина. Около двух часов они старались поддерживать разговор, который не интересовал ни одного из них. Ее вышивание было закончено, и пяльцы лежали на коленях. Спускались сумерки, и скоро придется зажечь свечи, а Ханс Кристиан все еще не перешел к делу.