Хутор Гилье. Майса Юнс

Наивность этой программы бросается в глаза. В ней много от XVIII века, от просветительского пафоса, от руссоистского стремления к природе и утверждения чистого чувства. На фоне уже весьма развитой и усложненной норвежской действительности 1880-х годов положительные требования такого рода были поистине старомодными. Но иной, менее анахронистичной была эта программа на фоне норвежской жизни 1840-х годов. И обращение Ли в «Хуторе Гилье» к «исторической» теме в какой-то мере могло быть вызвано, в частности, и тем, что это давало ему возможность сделать свой положительный идеал более естественным и жизненным. Во всяком случае, показательно, что именно в этом романе Ли наиболее явственно и прямо противопоставляет такой идеал реальной практике буржуазного общества — и не только той, далекой, которая изображена в романе, но и той, которая окружала автора в момент написания романа. Об этом свидетельствует обращенность в будущее той деятельности Ингер-Юханны и в какой-то мере Йёргена, которая вызвана к жизни проповедью Грипа. Таким образом, «Хутор Гилье» действительно заполняет определенный пробел в общем комплексе проблем, затрагиваемых в романах Ли 1880-х годов.

Уже в связи с «Пожизненно осужденным» мы говорили о характерной для Ли некоторой наивности в построении сюжета, идущей еще от традиций третьесословной литературы XVIII века. В «Хуторе Гилье» архаическое начало представлено в еще более обнаженном виде. Многие из тех явлений, которые в соответствии с традициями буржуазной идеологии XVIII века даны в романе как идеальные и возвышенные, были как раз в норвежской литературе уже давно подвергнуты резкой критике, как иллюзорные или, во всяком случае, легко используемые самым низменным образом. Так, в ряде пьес молодого Ибсена было с горечью показано, как возвышенность естественного человеческого чувства легко превращается в пустую фразу, лицемерно прикрывающую самую неприглядную природу. Эгоистическую и стяжательскую буржуазную практику, если она проявляется без маскировки, Ибсен (например, в «Комедии любви») готов поставить даже выше прекраснодушных излияний о высоком чувстве, за которыми не скрывается никакой подлинной реальности, никакой готовности к настоящим жертвам.

Теперь Ли, показывая людей, действительно готовых на жертвы ради своего высокого чувства, как бы восстанавливает это чувство в правах. И ему удается сделать свое повествование о борьбе этого высокого чувства с миром низкой житейской практики глубоко правдивым и убедительным. Этого он добивается благодаря целому ряду свойств романа.

Так, сама трактовка высокого чувства здесь во многом совсем иная, чем та, которая была действительно свойственна норвежскому бюргерству в 30-е и 40-е годы XIX века. Для того времени обращение к чувству характеризовалось значительной сентиментальностью и расплывчатостью, выразившейся, в частности, в господствовавшем тогда в норвежском искусстве направлении — национальной романтике. Между тем у Юнаса Ли и глубина чувства и высота духа героев даны несравненно более скупо и с большей значительностью. Здесь нет декламации и самолюбования. Основа стиля Юнаса Ли, даже там, где он пишет о 1840-х годах, — это реалистический стиль 1880-х годов. Более близки — и то лишь в известной мере — к сентиментальности 30-х и 40-х годов только те письма, которые пишет из Кристиании в Гилье старая дева, тетушка Алетте.

Но дело не только в речах героев. Они сами по всему своему поведению, по всей своей судьбе отнюдь не являются просто прекраснодушными и безупречными носителями эмоциональной и духовной возвышенности, парящими на недосягаемой высоте над мирской скверной. Грип оказывается слабой натурой и так и не находит в себе сил снова занять достойное место в жизни — даже после того, как Ингер-Юханна расторгает свою помолвку с Рённовом. А Ингер-Юханна лишь постепенно начинает понимать пустоту и бессмысленность светской жизни и долго не может разобраться в собственных чувствах и вообще определить свое место в жизни.

Перед нами настоящие, живые люди. Если в Грипе еще есть черты известной схематичности и не все его поступки неопровержимо вытекают из его духовного склада, то образ Ингер-Юханны по своей жизненности и естественности принадлежит к лучшим во всей норвежской литературе. С первой сцены, где она появляется, отчетливо обрисовывается ее облик — облик красивой, смелой, искренней и полной жизненных сил девушки, и все ее последующее развитие протекает как органическое преображение этого облика под влиянием выпадающих на ее долю переживаний. Именно этот ее облик в его развитии делает совершенно закономерным и понятным, почему Ингер-Юханна избирает в конечном счете тот необычный путь, по которому она уже идет до конца своей жизни, посвятив себя воплощению на крохотном участке действительности идей Грипа.

«Хутор Гилье» — это первый роман Ли, в котором центральное место занимает образ женщины. И уже здесь, несмотря на отдаленность изображаемой эпохи, явственно ощущается необходимость для женщины выйти за узкие рамки семейной жизни, откликнуться на новые веяния эпохи, найти себе достойную задачу в жизни. В этом смысле Ингер-Юханна родственна всем тем многочисленным женщинам, изображенным в норвежской литературе 1870–80-х годов, которые хотят стать полноценными людьми. В творчестве самого Ли Ингер-Юханна предваряет Сесиль из «Дочерей командора» и вообще знаменует обращение писателя к теме женской эмансипации. Сквозь строй идей и характер образов «Хутора Гилье» просвечивает не только «Коварство и любовь» Шиллера, но и «Кукольный дом» Ибсена.

Итак, наивное идеальное начало, выдвигаемое Юнасом Ли в «Хуторе Гилье», теснейшим образом переплетается с самыми насущными и актуальными для 1870-х годов вопросами социальной и идейной жизни.

История Грипа и Ингер-Юханны, носителей высокого просветительского и гуманистического начала, органически входит в ту исключительно точную и убедительную картину эпохи, которая нарисована в романе. И быт сельской Норвегии и жизнь высокопоставленных кругов Кристиании показаны со свойственной Юнасу Ли зримостью, тщательностью и красочностью, неторопливо и без всяких нажимов, но очень сконцентрированно и глубоко.

Внешний охват романа кажется не очень значительным. Усадьба капитана Йегера и дом крупного чиновника, дяди Ингер-Юханны, в Кристиании — вот основные места действия романа. Сравнительно немного и активно втянутых в фабулу романа персонажей — их всего около десяти. Но в этих узких пределах все изображено с такой жизненной полнотой, показано в таких абсолютно индивидуальных и в то же время глубоко типических чертах, что у читателя создается впечатление, будто он знакомится с жизнью эпохи в целом. Так, с исключительной законченностью выписан в романе образ важной кристианийской сановницы, жены губернатора.

Особенно замечательно обрисованы хутор Гилье и его обитатели. Изумительными по своей психологической достоверности и типической значимости являются фигуры родителей — измученной бесконечными заботами матери, на которой лежит весь дом и которая должна незаметно направлять все поступки своего недалекого, но полного амбиции супруга, самого капитана, вспыльчивого и ворчливого, измученного денежными заботами, охотно взваливающего и все хлопоты и всю ответственность по семейным делам на жену и все же не лишенного добродушия. Но и среди других персонажей, которых мы встречаем в Гилье, есть фигуры большой впечатляющей силы: и безответная хозяйственная Тинка, и дельный, но не упускающий случая провести своего ближнего полковой врач, и прикидывающийся добродушным, а на самом деле весьма расчетливый фогт.

С хутором и его обитателями в первую очередь связаны многочисленные юмористические эпизоды романа, принадлежащие к лучшему, что написано в этом духе в норвежской литературе. Весь облик капитана выдержан в юмористических, порою почти в диккенсовских тонах. Особенно примечательны те эпизоды, в которых капитан занимается обменом лошадей. Но с хутором связаны и самые поэтические и возвышенные эпизоды романа. Именно здесь раскрывается и мир природы — в первую очередь во время путешествия в горы, когда Ингер-Юханна в течение целого дня сопровождает своего отца и Грипа. У Юнаса Ли были действительно веские основания, чтобы превратить название хутора в заголовок своего произведения.