Последняя отрада

ГЛАВА V

Я развожу хороший костер из смолы на очаге, взваливаю себе на спину все свои вещи и покидаю землянку. Прощай, Мадам!

Так все кончилось.

Я не испытываю никакой радости, покидая свой приют, пожалуй, мне даже немного грустно, как это всегда бывает, когда я расстаюсь с насиженным местом. Но ведь передо мною раскрывался широкий свет и манил меня. Со мной случилось то, что случается со всеми любителями лесов и широкого простора: мы безмолвно назначили друг другу свидание - это было вчера вечером, меня вдруг охватило какое-то странное чувство, и глаза мои невольно обратились к двери.

Раза два я оборачиваюсь и смотрю на землянку; над крышей вьется дымок, он как будто кивает мне, и я отвечаю ему тем же.

Шелковисто-мягкий и светлый воздух освежает меня; в далекой-далекой синеве над лесами загорается слабая полоска золотистого света. Мне кажется, будто это берег, где живут веселые морские разбойники. Слева от меня высятся горные громады.

Пройдя часа два, я почувствовал вдруг, что переродился с ног до головы; о, теперь все пошло на лад! Я размахиваю своей палкой с такой силой, что в воздухе раздается свист. Когда мне кажется, что я заслужил это, я сажусь и позволяю себе поесть.

Да, моих радостей ты, живущий в городе, не знаешь.

От безотчетного восторга и избытка жизни я весело подпрыгиваю на ходу и готов визжать. Я делаю вид, будто моя ноша очень легка, но мои прыжки, наконец, утомляют меня. Однако мне ничего не стоит преодолеть свою усталость, потому что на душе у меня так хорошо. Здесь, в полном уединении, на расстоянии многих миль от людей и их жилищ, я испытываю детскую радость, и моего беззаботного настроения тебе не понять, если кто-нибудь не объяснит тебе его. Вот послушай: я прикидываюсь, будто меня очень интересует какоенибудь дерево. Сперва я смотрю на него мельком, но потом я вытягиваю шею, прищуриваю глаза и пристально вглядываюсь в него. Это что такое?- говорю я самому себе,- неужели же это..! - продолжаю я рассуждать с самим собой. Наконец, я бросаю на землю свою ношу, подхожу ближе и начинаю подробно рассматривать дерево, и при этом я киваю головой, как бы в знак того, что это действительно единственное в своем роде, феноменальное дерево, открытое мною в лесу. И я вынимаю из кармана свою записную книжку и описываю в ней замечательное дерево.

Все это шалость, шалость от избытка счастья, маленький импульс,- я играю. Так играют дети. И здесь нет почтаря, который мог бы поймать меня за моим занятием. Но не успеваю я начать свою игру, как бросаю ее внезапно, как это делают дети. О, ведь только что я сам был ребенком. Милая, глупая невинность.

Хотел бы я знать, уж не радость ли по поводу того, что я скоро увижу людей, приводит меня в такое игривое настроение?

На следующий день я пришел к жилищу лопаря, как раз в тот момент, когда густой туман спустился на горы и лес. Я вошел в хижину. Там со мной все были очень приветливы, но нет никакого удовольствия сидеть в хижине лопаря. В углу на полке лежат роговые ложки и ножи, с потолка свешивается небольшая парафиновая лампочка. Сам лопарь очень неинтересное существо, он не умеет ни петь, ни колдовать. Дочь ушла за горы, она посещает деревенскую школу и умеет читать, а писать она не умеет; оба лопаря, старуха и старик, тупоумны, как идиоты. Над всей семьей тяготеет какое-то животное молчание; если я о чем-нибудь спрашиваю, то мне или вовсе не отвечают, или бормочат в ответ односложное: «м-нет, м-да.» Но ведь я не лопарь, и у моих хозяев нет чувства доверия ко мне.

Почти весь день до самого вечера лес окутывал непроницаемый туман. Я поспал немного. К вечеру небо прояснело, начало слегка морозить, я вышел из хижины, полная луна ярко светила и тихо царила над уснувшей землей.

Возвратясь в хижину лопарей, я увидал там дочку хозяев, которая успела возвратиться домой и закусывала после далекого пути. Ольга была маленькое забавное существо, зачатое в снежном сугробе под взаимное приветствие «боррис», вслед за которым лопари кувырком повалились в снег. Сегодня она побывала в сельской лавочке и купила себе красных и синих лоскутьев; едва она успела поесть, как отодвинула от себя посуду и принялась расшивать свою праздничную кофту пестрыми лоскутьями. Она сидела молча, не произнося ни звука,- ведь в хижине был посторонний.

- Ты ведь знаешь меня, Ольга?

- Мн-да.

- Ты за что-нибудь сердишься на меня?

- М-нет.

- А какова теперь дорога через гору?

- Хорошая.

Я знал, что эта семья жила раньше в землянке, которую теперь покинула, и я спросил:

- Далеко ли отсюда до вашей старой землянки?

- Недалеко,- ответила Ольга.

О, у этой плутовки Ольги наверное есть, кому улыбаться! Ничего не значит, что меня она не награждает улыбками. Она сидит себе здесь в лесной чаще и, поддаваясь чувству тщеславия, расшивает свою кофту великолепными пестрыми лоскутьями. В воскресенье она, конечно, пойдет в церковь и встретит там того, кто должен любоваться ею.

У меня не было желания оставаться дольше у этих маленьких созданий, у этих песчинок рода человеческого, а так как я выспался после обеда, да к тому же был лунный вечер, то я и решил уйти. Я запасся провизией, взял с собой оленьего сыру и еще кое-чего, что мог получить, и вышел из хижины. Меня ожидало большое разочарование. Луны не было видно, все небо заволокло тучами. Да и морозить перестало. Стало тепло и в лесу было мокро. Наступила весна.

Когда Ольга увидала, что погода изменилась, она посоветовала мне не уходить; но неужели же я стал бы слушать ее болтовню? Она проводила меня в лес и вывела на тропинку, потом повернулась и пошла домой. Она была такая миленькая и смешная и напоминала курицу со взъерошенными перьями.

ГЛАВА VI

Пробираться вперед было чрезвычайно трудно,- но это пустяки! Час спустя я очутился высоко в горах; по-видимому, я сбился с пути. Что это там темнеет? Вершина горы. А там что такое? Другая вершина. В таком случае сделаем привал тут же, на этом месте.

Ночь была теплая и мягкая. Я сидел в темноте и вызывал в своей памяти воспоминания из далекого детства и из других своих переживаний. Какое удовлетворение чувствуешь от сознания, что у тебя в кармане деньги, когда приходится ночевать под открытым небом.