Святая Жанна

Ла Гир. Спокойно, герцог! Спокойно!

Архиепископ (решительно). Послушайте, нельзя же так! Лорд-канцлер, помилуйте, прошу вас! Надо же соблюдать хоть какие-то приличия! (Дофину.) А если вы, ваше величество, не можете владеть королевством, постарайтесь владеть хоть самим собой.

Карл. Опять проповедь?

Ла Тремуйль (передавая бумагу архиепископу). Нате, прочтите мне эту проклятую писанину. У меня вся кровь бросилась в голову, не различаю букв.

Карл (подходя и заглядывая ему через плечо). Дайте я прочту. Я-то умею читать.

Ла Тремуйль (нисколько не уязвленный этой шпилькой, с величайшим презрением). Ну да, больше вы ни на что и не способны.

Архиепископ. Вот не ждал, что у де Бодрикура так мало здравого смысла. Он посылает сюда какую-то деревенскую юродивую…

Карл (прерывая его). Нет, святую, ангела! И она едет ко мне, к королю, а не к вам, архиепископ, при всей вашей святости. Она знает, в ком течет королевская кровь. А вот вы – нет. (Надменно прогуливается вдоль занавеси.)

Архиепископ. Нельзя позволять, чтобы вы увиделись с этой безумной мужичкой.

Карл (оборачиваясь к нему). Но я – король, и такова моя воля.

Ла Тремуйль (грубо). А мы ее не пустим, вот и все.

Карл. Я настаиваю…

Синяя Борода (смеясь над ним). Ай-ай-ай, как нехорошо! Что скажет ваш премудрый дедушка?

Карл. Вот и видно, какой вы невежда. У деда была своя святая; она, бывало, парила по воздуху, когда молилась и рассказывала деду все, что он хотел знать. У несчастного отца было целых две святых: Мария из Майе и Гасконка Авиньонская. У нас это наследственное. Имейте в виду, что бы вы ни говорили, и я заведу себе святую.

Архиепископ. Да она совсем не святая. И даже не носит юбки. Одевается как солдат и скачет верхом с солдатами. Неужели вы думаете, что подобная особа может быть допущена ко двору вашего высочества?

Ла Гир. Обождите! (Подходит к архиепископу.) Вы говорите, что эта девушка носит латы, как солдат?

Архиепископ. Так пишет де Бодрикур.

Ла Гир. Клянусь всеми исчадиями ада – Господь милостивый, прости мне мое богохульство! Клянусь Пресвятой Девой и всеми святыми, что это и есть тот ангел, который поразил насмерть Франка-Сквернослова.

Карл (с торжеством). Видите! Это чудо.

Ла Гир. Она нас всех может отправить на тот свет. Берегитесь!

Архиепископ (строго). Глупости! Никто никого не отправлял на тот свет. Пьяный негодяй, которого тысячу раз попрекали тем, что он сквернословит, свалился в колодец и утонул. Простое совпадение.

Ла Гир. Не знаю, что такое совпадение. Знаю, что парень умер, а она предупреждала его, что он умрет.

Архиепископ. Все мы умрем, капитан.

Ла Гир (крестясь). Надеюсь, не все. (Смолкает, не желая дольше участвовать в разговоре.)

Синяя Борода. Совсем не трудно узнать, ангел она или нет. Когда она придет, давайте сделаем вид, будто дофин – это я.

Карл. Согласен. Если она не поймет, в ком течет королевская кровь, я не буду иметь с ней дело.

Архиепископ. Только церковь производит в святые. Это решать не Бодрикуру. Говорю вам, девица не будет сюда допущена.

Синяя Борода. Но…

Архиепископ (сурово). Я говорю от имени церкви. (Карлу.) Посмейте только ослушаться…

Карл (испуганно, но с недовольством). Если грозите мне отлучением – что я могу сказать? Но вы не дочитали письмо. Де Бодрикур пишет, что она снимет осаду с Орлеана и побьет англичан.

Ла Тремуйль. Белиберда!

Карл. А вы можете спасти Орлеан? При всем вашем хамстве?

Ла Тремуйль (в бешенстве). Вы мне не суйте в нос этот Орлеан! Я больше воевал на своем веку, чем вам и во сне приснится. Но я не могу поспеть повсюду.

Карл. Слава богу хоть за это.

Синяя Борода (становясь между архиепископом и Карлом). В Орлеане во главе войск – Жак Дюнуа, смелый Дюнуа, обольстительный Дюнуа, изумительный, непобедимый Дюнуа, любимец женщин, незаконнорожденный Дюнуа. Неужели какая-то деревенщина совершит то, чего не может он?

Карл. А почему же он не снимет осаду с Орлеана?

Ла Гир. Ветер дует не в ту сторону.

Синяя Борода. Причем тут ветер? Там суша, а не море.

Ла Гир. Крепость стоит на Луаре, а англичане держат мост. Чтобы зайти врагу в тыл, Дюнуа надо переправить войска через реку выше по течению. Он не может побороть и течение, и ветер, а этот дьявол дует в другую сторону. Дюнуа надоело платить священникам за молебны о западном ветре. Ему может помочь только чудо. Вы говорите, что девушка не сотворила с Франком-Сквернословом никакого чуда? Но ведь она его прикончила, правда? Если она пошлет западный ветер, может, и это не будет чудом, но Дюнуа прикончит англичан.

Архиепископ (дочитав письмо). Де Бодрикур и в самом деле весьма воодушевлен…

Ла Гир. Де Бодрикур – страшный осел, но он – солдат, и если он считает, что девица может побить англичан, вся армия будет думать так же.

Ла Тремуйль (архиепископу, который уже колеблется). Пусть будет по-ихнему. Что бы Дюнуа ни делал, его войска отступят, если кто-нибудь не придаст им духу.

Архиепископ. Святая церковь должна проверить девицу, прежде чем принять какое бы то ни было решение. Однако, если его высочество этого желает, допустите ее ко двору.

Ла Гир. Сейчас я ее разыщу. (Выходит.)

Карл. Пойдем, Синяя Борода. Давай-ка сделаем так, чтобы она меня не узнала. (Выходит за занавес.)

Синяя Борода. Мне представиться таким ничтожеством!.. Пресвятая Богородица! (Идет вслед за дофином.)

Ла Тремуйль. Интересно, отгадает она или нет!

Архиепископ. Конечно, отгадает.

Ла Тремуйль. Как? Почем она будет знать?

Архиепископ. Разве она не знает того, что знают все в Шиноне? Что дофин самый невзрачный и хуже всех одетый человек при дворе, а что синюю бороду носит Жиль де Рец?

Ла Тремуйль. Черт, я об этом не подумал.

Архиепископ. Я больше привык к чудесам, чем вы. Она входят в мое ремесло.

Ла Тремуйль (недоумевая). Но какое же тогда это чудо?

Архиепископ. А почему бы и нет?

Ла Тремуйль. Послушайте, что такое чудо?

Архиепископ. Чудо, друг мой, это такое событие, которое укрепляет веру. В этом цель и смысл всяких чудес. Они кажутся необыкновенными тем, кто их видит, и незамысловатыми – тем, кто их совершает. И все же это настоящие чудеса!

Ла Тремуйль. Даже если это жульничество?

Архиепископ. Жульничество обманывает. Явление, которое укрепляет веру, не может обманывать, значит, это не жульничество, а чудо.

Ла Тремуйль (почесывая затылок). Ну что ж, вы ведь архиепископ – вам лучше знать. Мне лично все это кажется делом темным.

Архиепископ. Вы хоть и не священник, но зато – человек государственный, воин. Разве заставишь обывателя платить военные налоги или солдата – жертвовать жизнью, если скажешь им правду?

Ла Тремуйль. Конечно, нет, клянусь Богом! Сразу дым пойдет коромыслом.

Архиепископ. А разве так трудно сказать им правду?

Ла Тремуйль. Господи помилуй, да они вам все равно не поверят.

Архиепископ. Именно. Что ж, церковь правит людьми для блага духовного, вы же правите ими для блага телесного. И путь у нас один: крепить веру при помощи поэтического вымысла.

Ла Тремуйль. Вымысла? Вернее сказать, обмана.

Архиепископ. Неверно, друг мой. Притча – не ложь, хоть и рассказывает о событии, которого не было. Чудо не жульничество, хоть оно порою – не скажу, что всегда, – простое и невинное средство, которым пастырь поддерживает веру своей паствы. Когда эта девушка отыщет среди вас дофина, это не будет чудом, ибо я буду знать, как оно произошло, и, следовательно, вера моя не станет сильнее. Что же до остальных, то если они почувствуют восторг, увидят нечто необыкновенное, – значит, воистину произошло чудо, и слава ему! И вы увидите: девушка будет тронута им больше кого бы то ни было. Она позабудет, что просто отгадала дофина. Может, забудете и вы тоже.