Каменная река

— Куда это они?

— Сейчас увидим.

О чем-то беседуя на ходу, они двигались в нашу сторону.

— Сюда идут! — воскликнул я.

— Точно, — подтвердил Тури.

Те свернули на тропу, черневшую среди колосьев, потом скрылись в тени оливковых деревьев. Солдаты в лагере по-прежнему стояли в строю, словно ожидая приказа.

— Прямо под нами остановились. Слышите голоса? — прошептал Нахалюга.

Воздух наполнился каким-то монотонным, невнятным бормотаньем.

— Плохи наши дела, — заметил Тури.

— Почему? — не понял Золотничок.

— Еще спрашиваешь! Отсюда и не видно, и не слышно. Надо что-то придумать.

— Да наплевать нам на них! — отмахнулся Чуридду.

Тури, смерив его презрительным взглядом, пролез через живую изгородь и бесстрашно свесился с обрыва. Мы ахнули.

— Нашел! — раздался его торжествующий крик.

Он изготовился к прыжку и в мгновение ока исчез в пропасти.

— Святая Агриппина! Убился!

Мы бросились к краю обрыва и с великим изумлением обнаружили, что Тури, живой и невредимый, ловко спускается по скале, хватаясь за выступы. Оказывается, там, внизу, была крутая, поросшая репейником тропинка. Нахалюга хлопнул себя по лбу и последовал за Тури.

— Что ты там нашел? — спросил я.

— Пещеру! — донеслось в ответ.

И действительно, тропинка вела к пещере, откуда отлично просматривались окрестности. Едва мы вступили в нее, ноги увязли в мягкой пыли.

— Вон они! — Тури показал пальцем на Пирипо, командира и троих офицеров, разместившихся вокруг стола, на котором солдат расставлял бутылки и стаканы.

Здесь нам было так хорошо видно и слышно, будто мы сидели в зрительном зале. Командир уже собрался сообщить секретарю какие-то важные новости, но тут нас кто-то окликнул сверху.

— Чернявый, холера! — разозлился я. — Сейчас из-за него нас тут накроют!

Нахалюга проворно вскарабкался по тропинке и вскоре вернулся вместе с Чернявым.

— Куда вы попрятались, скоты? — ворчал тот. — Видите, я таки ее изловил.

Опутанная сплетенной из травы веревкой ящерица отчаянно извивалась. Тури, выпучив глаза, погрозил Чернявому кулаком.

— Ты что, пулю в лоб захотел? Глянь туда.

Чернявому кровь ударила в голову, он чуть не бросился на Тури, и тогда они оба непременно сорвались бы вниз, но, к счастью, вовремя увидел Пирипо и офицеров, распивавших вино.

— Ах ты черт! — воскликнул он. — Как это вы такое местечко отыскали?

Мы плюхнулись в пыль и снова стали прислушиваться к доносившимся снизу голосам.

— Мы могли бы провести операцию, — говорил командир, обмахиваясь своей фуражкой, как веером. — Но будет лучше, если население добровольно нас поддержит. Поэтому мы очень рассчитываем на вас. Нам нужны хлеб, фрукты, вино, цыплята и женщины. Иначе как мы будем вас защищать? Говорят, американцы уже два дня как высадились на Сицилии. Это может обернуться большой бедой! Сегодня одиннадцатое июля тысяча девятьсот сорок третьего года… Если мы займем оборону в горах и в Минео, то наверняка сбросим врага в море, как требует дуче.

Пирипо не проронил ни слова, только задумчиво хмурил брови. Отхлебнув из стакана, он нечаянно пролил немного, так что пальцы будто окрасились кровью. Седые космы свисали на лоб, черная рубашка на груди была расстегнута. Помощник Пирипо Коста и парикмахер Брачилитоне глядели на него исподлобья. А я почему-то вдруг вспомнил, что сегодня мне исполнилось тринадцать лет.

— У меня сегодня день рождения, — сообщил я и тут же пожалел о своих словах.

— Подумаешь! — презрительно скривился Нахалюга.

Пирипо отставил стакан и спросил:

— А что же наши немецкие союзники?

— Сейчас разговор идет об итальянцах, об их чести и достоинстве, — ответил командир, перестав обмахиваться фуражкой. — Неужто вы хотите, чтоб я пошел на крайность — занял Минео? Что ж, пойду, если мои требования не будут выполнены. Вы когда-нибудь были солдатом? Представляете, что значит не иметь обмундирования и продовольствия? Это значит, что армия превратится в орду бандитов, мародеров, дезертиров!

— Но секретарь спросил вас о союзниках, — вмешался Коста, застегивая верхнюю пуговицу черной рубашки.

— Да вы что, с луны свалились? — взорвался командир и еще яростнее замахал фуражкой. — Они же нас предали на русском фронте! Им бы свою шкуру спасти. И здесь будет то же самое, уж вы мне поверьте.

— Стало быть, хлеб, вино, оливковое масло, мясо, — вполголоса перечислял секретарь, приглаживая редкие волосы.

— И женщины.

— Женщины?

— Вот именно.

— Да откуда я все это возьму?

Командир вскочил, отбросил фуражку и заорал:

— Черт вас побери совсем! Фашист вы или не фашист?! Для чего, спрашивается, вас назначили секретарем?

— Да что я могу один? Если бы за мной стояла молодежь, я бы собрал все население, произнес бы речь… А теперь, когда американцы высадились на Сицилии, нас, чернорубашечников, единицы, от силы человек двадцать. Быть фашистом в такое время — настоящий героизм!

Мы следили за ними, стараясь не шевелиться; Чернявый даже умудрился помочиться, не вставая.

Нахалюга внезапно предложил:

— Давайте запустим камнем в командира!

Никто ему не ответил; у меня все не выходило из головы, что мне сегодня тринадцать лет.

Солдат разлил оставшееся вино по стаканам (мы даже слышали, как оно булькает), но пить никто больше не стал. Видно, всем передалось нервное напряжение командира, который молча вышагивал взад-вперед по тропинке.

Брачилитоне вскочил и подобострастно вытянулся, словно в ожидании приказаний, отчего сделался еще больше похож на обезьяну.

— Что ж, — изрек наконец командир, — положение незавидное и у вас, и у нас, я просто не знаю, что будет, если мы не сумеем между собой договориться.

Секретарь и его приспешники вымученно улыбнулись.

— К вечеру я пришлю солдат, — заключил командир. — Все, что раздобудете, погрузите на мулов — они нам понадобятся, если придется из стратегических соображений отходить через горы. Ведь почти все наши грузовики выведены из строя.

— Нынче вечером? — встревоженно переспросил секретарь. — Давайте отложим хотя бы до завтра, до полудня.

— История не стоит на месте! Вдруг нас завтра перебросят в окрестности Катании? А возможно, прикажут занять линию обороны возле Мессины или в Калабрии.

— В Калабрии? — эхом откликнулся Пирипо и как-то весь съежился.

— Это я так, для примера. Не здесь же мне торчать? Думаю, вы и сами не хотите, чтоб вас бомбили. Слыхали небось, какой ад они устроили в Катании и Палермо?

У Пирипо, похоже, пропала охота спорить: в конце концов, сегодня вечером или завтра утром — не все ли равно? Отдуваясь, он расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и бессильно свесил на грудь свою голову-кочан.

— Ну так как же? — спросил белобрысый офицер.

— Да, как же? — подхватил командир.

Секретарь фашистов неопределенно взмахнул рукой. Рядом с ним маячила мерзкая вытянутая рожа Косты, а Брачилитоне, тот и вовсе был похож на пугало.

— Приходите вечером, — сказал Пирипо, — только попозже.

— Помните: прежде всего мулы. Их в случае чего и есть можно, — изрек командир.

— Мулов есть? — зашипел мне на ухо потрясенный Нахалюга.

Тури пояснил, что в Катании едят мулов, у них очень вкусное мясо. А мы, невежи, и слыхом не слыхали об этом.

— Я на вас надеюсь. — Командир пожал Пирипо руку, отдал честь по-фашистски. — Вы наверняка добудете все, что требуется. А войну мы выиграем. У нас достанет на это твердости и мужества, и наш дуче с нами.

Все вместе они вернулись к лагерю; возле палаток их уже ждали солдаты, застыв по стойке «смирно» с винтовками наизготове. Коста и Брачилитоне вяло отдали им честь, Пирипо оседлал мула и поехал вниз по Лысой горе, подымая столбы пыли; голова его дергалась, как у марионетки.

— Гляди, уж вон куда отъехал, а все кивает, — усмехнулся Чуридду.

После ухода фашистских начальников наше наблюдение вроде бы потеряло смысл. Надо было придумать что-нибудь новенькое. Золотничок предложил наведаться к Джованни Зануде и его шайке.