История Энн Ширли. Книга 3

Но тут впереди что-то замаячило… превратилось в человеческую фигуру… и двинулось к ней по утрамбованному волнами песку.

— Лесли! — изумленно воскликнула Энн. — Что ты здесь делаешь?

— Если на то пошло, ты-то что здесь делаешь? — спросила Лесли, пробуя засмеяться. Но попытка эта не удалась. Вид у миссис Мор был усталый.

— Я жду Джильберта. Он поехал в деревню. Я хотела побыть на маяке, но капитан Джим куда-то уехал.

— Ну, а я пришла сюда, потому что мне захотелось побродить. А на скалистом берегу особенно не погуляешь. Прилив сейчас высокий, и пляж скрыт водой. Я переплыла сюда на лодке капитана Джима и, наверное, уже час хожу здесь. Я не могу стоять на месте. Ох, Энн!

— Лесли, милая, что случилось? — спросила ее подруга, хотя прекрасно знала, в чем дело.

— Я не могу тебе сказать… не спрашивай. Я, собственно, не возражала бы, чтобы ты знала, но рассказать тебе об этом не могу. Никому не могу рассказать. Какой я была дурой, Энн, и как мне сейчас больно. Мне никогда в жизни не было так больно.

Лесли горько рассмеялась, Энн обняла ее за талию.

— Лесли, ты полюбила мистера Форда? Лесли резко остановилась.

— Как ты об этом узнала? — вскричала она. — Как ты узнала, Энн? Неужели это написано у меня на лице? Неужели это так заметно?

— Нет-нет, просто мне это пришло в голову. Почему ты так на меня смотришь, Лесли?

— Ты меня презираешь? — яростным шепотом спросила миссис Мор. — Ты считаешь, что я безнравственна, лишена женской гордости? Или просто я кажусь дурой?

— Ничего подобного. Дорогая, давай обсудим это спокойно. Ты замучила себя мрачными мыслями и Бог знает чего напридумывала. Ты же знаешь, у тебя есть склонность, когда что-то не заладится, видеть все в черном свете. Но ты обещала не впадать в меланхолию.

— Да, но мне так стыдно, — прошептала Лесли. — Полюбить человека, которому ты не нужна, — да я вообще не имею права никого любить.

— Тут нечего стыдиться. Но мне очень жаль, что ты полюбила Оуэна, потому что от этого ты станешь только еще несчастнее.

— Но я же не виновата, что так случилось. Если бы я что-нибудь заподозрила, я приняла бы меры. Мне и в голову ничего подобного не приходило, пока он неделю назад не сказал, что закончил книгу и ему пора уезжать. И тогда… тогда я поняла… Мне показалось, что на меня обрушился потолок. Я ничего не сказала… просто не могла ни слова вымолвить… но Бог ведает, что у меня отразилось на лице. Боюсь, лицо меня выдало. Я умру от стыда, если он что-нибудь заметил… или заподозрил. Энн хранила вынужденное молчание — она-то знала, что он заметил. Лесли же как будто прорвало:

— Я была так счастлива этим летом, Энн, счастливее, чем когда-нибудь в жизни. Я приписывала это тому, что мы с тобой объяснились и между нами больше нет пропасти. Мне казалось, что это твоя дружба наполнила мою жизнь красотой и содержанием. Так оно и было отчасти, но не полностью. Теперь я знаю, почему мир предстал мне в новом свете. И вот все кончилось — он уехал. Как мне жить, Энн? Когда я вошла в дом после его отъезда, одиночество просто оглушило меня.

— Постепенно тебе станет легче, дорогая, — утешала Энн. Она всегда чувствовала боль своих друзей как свою собственную и потому не могла найти слов утешения, которые другие произносят без труда. Кроме того, миссис Блайт помнила, как слова утешения только усугубили ее боль.

— А мне кажется, что мне только тяжелее, — несчастным голосом сказала Лесли. — Мне нечего ждать от жизни. За одним утром будет следовать другое, а он уже не вернется. Он не вернется никогда. Когда я думаю, что никогда его больше не увижу, кажется, что огромная рука стиснула мое сердце и рвет его у меня из груди. Когда-то давно я мечтала о любви и думала, какое это будет счастье! А он так холодно и безразлично со мной попрощался. «До свидания, миссис Мор», — и это все, словно мы даже не были друзьями, словно я для него совершенно ничего не значу. Да я и не хочу, чтобы Оуэн в меня влюбился, но он мог бы проститься со мной поласковее.

«Господи, хоть бы Джильберт скорей вернулся», — подумала Энн, которая буквально разрывалась, всем сердцем сочувствуя Лесли и одновременно стараясь не выдать того, в чем ей признался Оуэн. Она-то знала, почему Оуэн так холодно простился с Лесли, почему не сказал ей обычных теплых дружеских слов, но объяснить это подруге она не имела права.

— Энн, это случилось помимо моей воли, — проговорила бедная Лесли.

— Я знаю.

— Ты считаешь меня виноватой?

— Нисколько.

— Ты не скажешь Джильберту?

— Лесли, да как ты могла подумать?

— Не знаю. Вы с Джильбертом так дружны. Я думала, что ты ему все рассказываешь.

— Все, что касается меня самой, но не секреты своих друзей.

— Я не вынесу, если он узнает. Но я рада, что ты знаешь. Мне не хочется ничего от тебя таить. Как бы только мисс Корнелия не догадалась. Иногда мне кажется, что ее проницательные добрые глаза видят меня насквозь. Хоть бы этот туман никогда не рассеивался: как бы мне хотелось спрятаться в нем… от всех. Не знаю, как я смогу жить дальше. До приезда Оуэна у меня бывали ужасные минуты, когда я была с тобой и Джильбертом, а потом я возвращалась домой одна. А когда появился Оуэн, он шел обратно со мной, и мы болтали и смеялись, как вы с Джильбертом. И меня никогда не одолевало одиночество и ревнивая зависть. А теперь! Конечно, я была дурой. Давай перестанем об этом говорить. Я никогда больше не буду надоедать тебе подобными излияниями.

— А вон и Джильберт, и ты вернешься вместе с нами, — сказала Энн, которая ни за что не согласилась бы оставить Лесли одну на косе в такую ночь и в таком настроении. — У нас в лодке полно места, а твою плоскодонку мы привяжем сзади.

— Что ж, видно, мне надо опять привыкать быть третьей лишней, — горько усмехнулась Лесли. — Прости меня, Энн, я опять делаюсь злюкой. Я должна быть благодарна судьбе — да я и благодарна! — что у меня есть двое добрых друзей, которые рады моему обществу. Не обращай на меня внимания. Просто у меня не душа, а сплошная рана.

— Что-то Лесли была сегодня неразговорчива, — заметил Джильберт, когда они с Энн пришли домой. — И что она делала на той косе одна-одинешенька?