Сага о Форсайтах

- Входите, дорогая моя, и выпейте чаю!

Она была из тех, в ком сердечная нагота не вызывает ни стыда, ни напряжения.

Когда он приехал домой. Флер была в гостиной. Над пушистым мехом щеки ее горели, словно она только что вернулась с мороза.

- Выходила, детка?

- Да, я... - Она запнулась, посмотрела на него как-то странно и спросила: - Ну что, покончил с этим делом?

- Да, слава богу! Я отвез бедняжку к Норе Кэрфью,

Флер улыбнулась.

- А, Нора Кэрфью! Женщина, которая живет для других и забывает о себе, не так ли?

- Совершенно верно, - резко сказал Майкл.

- Новая женщина. Я делаюсь окончательно старомодной.

Майкл взял ее за подбородок.

- Что с тобой, Флер?

- Ничего.

- Нет, что-то случилось.

- Видишь ли, надоедает оставаться за бортом, словно я гожусь только для того, чтобы возиться с Китом и быть пикантной.

Майкл, обиженный и недоумевающий, опустил руку. Действительно, он не советовался с ней по поводу своих безработных; он был уверен, что она его высмеет, скажет: "К чему это?" И в самом деле, к чему это привело?

- Если тебя что-нибудь интересует. Флер, ты всегда можешь меня спросить.

- О, я не хочу совать нос в твои дела! У меня и своих дел достаточно. Ты пил чай?

- Но скажи, что случилось?

- Дорогой мой, ты уже спрашивал, а я тебе ответила: ничего.

- Ты меня не поцелуешь?

- Конечно, поцелую. Сейчас купают Кита. Не хочешь ли посмотреть?

Каждый укол причинял боль. Она переживала какой-то кризис, а он не знал, что ему делать. Разве ей не приятно, что он ею восхищается, тянется к ней? Чего ей нужно? Чтобы он признал, что она интересуется положением страны не меньше, чем он? Но - так ли это?

- Ну, а я буду пить чай, - заявила она, - Эта новая женщина производит потрясающее впечатление?

Ревность? Нелепо! Он ответил спокойно:

- Я не совсем тебя понимаю.

Флер посмотрела на него очень ясными глазами.

- О господи! - сказал Майкл и вышел из комнаты.

У себя в кабинете он сел перед "Белой обезьяной". Эта стратегическая позиция помогала ему проникнуть в глубь его семейных отношений. Флер всегда должна быть первой, хочет играть главную роль. Люди, которых она коллекционирует, не смеют жить своей жизнью! Эта мучительная догадка его испугала. Нет, нет! Просто-напросто она привыкла держать во рту серебряную ложку и не может с ней расстаться. Она недовольна, что он интересуется не только ею. Вернее, недовольна собой, потому что не может разделять его интересы. В конце концов это только похвально. Она возмущена своим эгоцентризмом. Бедная девочка! "Надо последить за собой, - думал Майкл, - а то, чего доброго, изобразишь современный роман в трех частях". И он задумался о научном течении, которое утверждает, что по симптомам можно определить причину всякого явления. Он вспомнил, как в детстве гувернантка запирала его в комнате, - с тех пор он ненавидел всякое посягательство на свою свободу. Психоаналитик сказал бы, что причина в гувернантке. Это неверно - для другого мальчика это могло бы пройти бесследно. Причина в характере, который наметился раньше, чем появилась гувернантка. Он взял с письменного стола фотографию Флер. Он любит это лицо, никогда не разлюбит. Если у нее есть недостатки - что ж, а у него их разве мало? Все это комедия, нечего вносить в нее трагический элемент. И у Флер есть чувство юмора. Или нет? И Майкл всматривался в лицо на фотографии...

Но, подобно многим мужьям, он ставил диагноз, не зная фактов.

Флер смертельно скучала в Липпингхолле. Даже коллекционировать министра ей надоело. Она скрывала свою скуку от Майкла, но самопожертвование обходится не дешево. В Лондон она вернулась враждебно настроенная к общественной деятельности. В надежде, что одна-две новые шляпы поднимут ее настроение, она отправилась на Бондстрит. На углу Бэрлингтон-стрит какой-то молодой человек остановился, приподнял шляпу.

- Флер!

Уилфрид Дезерт! Какой худой, загорелый!

- Вы!

- Да. Я только что вернулся. Как Майкл?

- Хорошо. Только он член парламента.

- Ой-ой-ой! А вы?

- Как видите. Хорошо провели время?

- Да. Я здесь только проездом. Восток затягивает.

- Зайдете к нам?

- Вряд ли. Кто раз обжегся...

- Да, обгорели вы основательно!

- Ну, прощайте, Флер. Вы совсем не изменились. С Майклом я где-нибудь увижусь.

- Прощайте! - Она пошла дальше, не оглядываясь, а потом пожалела, что не знает, оглянулся ли он.

Она отказалась от Уилфрида ради Майкла, который... который об этом забыл! Право же, она слишком самоотверженна!

А в три часа ей подали записку.

- Посыльный ждет ответа, мэм.

Она вскрыла конверт со штампом "Отель "Космополис".

"Сударыня, Просим прощения за причиняемое Вам беспокойство, но мы поставлены в затруднительное положение. Мистер Фрэнсис Уилмот, молодой американец, с начала октября проживающий в нашем отеле, заболел воспалением легких. Доктор считает его состояние очень серьезным. Учитывая это обстоятельство, мы сочли нужным осмотреть его вещи, чтобы иметь возможность поставить в известность его друзей. Но никаких указаний мы не нашли, за исключением Вашей визитной карточки. Осмеливаемся вас просить, не можете ли Вы нам помочь в этом деле.

Готовый к услугам (подпись заведующего)".

Флер всматривалась в неразборчивую подпись и думала горькие думы. Джон прислал к ней Фрэнсиса словно для того, чтобы известить о своем счастье; а ее враг этого вестника перехватил! Но почему же эта дрянь сама за ним не ухаживает? Ах, вздор! Бедный мальчик! Лежит больной в отеле! Один-одинешенек!

- Позовите такси, Кокер.

Приехав в отель. Флер назвала себя, и ее проводили в номер 209. Там сидела горничная. Доктор, сообщила она, вызвал сиделку, но та еще не пришла.

Фрэнсис с пылающим лицом лежал на спине, обложенный подушками; глаза его были закрыты.

- Давно он в таком состоянии?

- Я замечала, что ему нездоровится, мэм, но слег он только сегодня. Должно быть, запустил болезнь. Доктор говорит, придется обернуть его мокрыми простынями. Бедный джентльмен! Он без сознания.

Фрэнсис Уилмот что-то шептал, видимо, бредил.

- Принесите чаю с лимоном, жидкого и как можно горячее.