Рассказы - 2

Прощай, графъ де Сагреда! Потомокъ славныхъ воиновъ и вице-королей можетъ служить безымяннымъ солдатомъ въ отряд бандитовъ и отчаянныхъ людей, можетъ быть авантюристомъ въ двсрвенныхъ земляхъ и убивать людей ради добыванія средствъ къ жизни, можетъ даже безстрашно смотрть на крушеніе своего имени и славнаго прошлаго предъ лицомъ судьи… но жить на жалость близкихъ!..

Прощайте навсегда, послднія иллюзіи! Графъ забылъ о подруг, которая ждетъ его въ одномъ ночномъ ресторан. Она исчезла изъ его памяти, какъ будто онъ никогда не видалъ ея, какъ будто она никогда не существовала. Онъ забылъ обо всемъ, что скрашивало его жизнь еще нсколько часовъ тому назадъ. Только позоръ сопровождаетъ его, и съ каждымъ шагомъ воскресаетъ въ немъ что-нибудь умершее — то воспоминаніе о предкахъ, то расовый предразсудокъ, то фамильная гордость, надменность, честолюбіе, непреклонность, все, что дремало въ немъ и, пробудившись теперь, тснитъ его грудь и путаетъ мысли въ голов.

Какъ смются должно быть люди за его спиною, въ тоже время жаля его!.. Теперь онъ идетъ быстре, словно знаетъ, куда направить шаги, и иронически бормочетъ въ безсознательномъ возбужденіи, какъ будто разговариваетъ съ кмъ-то, кто бжитъ за нимъ и старается догнать его.

— Очень благодаренъ! Очень благодаренъ!

На разсвт два выстрла подняли на ноги публику въ одной гостиниц близъ СееЛазарскаго вокзала — отеля съ сомнительной репутаціей, гд свободно находятъ пріютъ парочки, только что познакомившіяся на улиц.

Отельная прислуга нашла въ одномъ номер господина во фрак; черепъ его былъ прострленъ и изъ отверстія вылилась струя крови, оставившая на полосатомъ ковр змящійся слдъ, въ черныхъ туманныхъ глазахъ этого человка свтилась еще жизнь. Но нжный образъ подруги не отражался въ нихъ. Его послдняя мысль, оборванная смертью, принадлежала друзьямъ, погубившимъ его своею жалостью и оскорбившимъ его великодушнымъ, но необдуманнымъ состраданіемъ.

Въ морѣ

Въ два часа ночи кто-то позвалъ у двери домика:

— Антоніо, Антоніо!

И Антоніо соскочилъ съ кровати. Это былъ его кумъ, товарищъ по рыбной ловл, звавшій его, чтобы отправиться въ море.

Онъ мало спалъ эту ночь. Еще въ одиннадцать часовъ вечера онъ разговаривалъ со своей бдной женой Руфиной, которая безпокойно ворочалась въ кровати, разсуждая съ нимъ о длахъ. Хуже они не могли идти! — Вотъ такъ лто! Въ предыдущее лто тунцы плавали по Средиземнему морю огромными стадами. У всхъ были деньги — Божіе благословеніе, — и т, которые вели трезвый образъ жизни и длали сбереженія, освободились отъ положенія простыхъ работниковъ, купивъ себ лодку для рыбной ловли за свой собственный счетъ.

Маленькій портъ былъ полонъ лодокъ. По ночамъ его занимала цлая флотилія, и лодки еле могли двигаться отъ недостатка мста; но съ увеличеніемъ числа лодокъ явился недостатокъ въ рыб.

Сти вытаскивали только водоросли или мелкую рыбешку. Тунцы ходили въ этомъ году другимъ путемъ, и никому не удавалось поймать ни единой штуки.

Руфина была подавлена такимъ положеніемъ вещей. Дома не было денегъ. Они задолжали въ булочную и въ лавку и прижимистый сеньоръ Томасъ, дававшій всей деревн деньги въ долгъ и распоряжавшійся въ ней, какъ хозяинъ, постоянно мучилъ ихъ угрозами на случай, если они не отдадутъ ему хотя бы части тхь пятидесяти дуро {Дуро — испанская монета (около 1 р. 80 к.).} съ процентами, которые онъ ссудилъ имъ для окончанія красивой и быстроходной лодки, поглотившей вс ихъ сбереженія.

Во время одванія Антоніо разбудилъ сына, девятилтняго юнгу, который сопровождалъ его въ море и работалъ, какъ взрослый.

— Посмотримъ, будете-ли вы сегодня счастливе, — прошептала жена, лежа на кровати. — Вы найдете въ кухн корзину въ. провизіей. Вчера мн уже не поврили въ лавк въ долгъ. О, Боже! Какая собачья судьба!

— Молчи, жена. Mope зло, но Господь Богъ поможетъ намъ. Какъ разъ вчера нсколько человкъ видли одного тунца, который плылъ одиноко, тяжелаго стараго тунца. Что, если мы поймаемъ его… Выручимъ no крайней мр шестьдесятъ дуро.

Рыбакъ кончилъ одваться, думая объ этойтогромной рыб, которая отдлилась отъ своего стада и возвращалась въ силу привычки въ т же воды, что въ прошломъ году.

Антоньико уже стоялъ, готовый къ отъзду съ серьезнымъ и довольнымъ видомъ ребенка, зарабатывающаго хлбъ въ томъ возраст, когда другіе играютъ. На плеч его была корзина съ провизіей, а въ одной рук корзинка съ мелкой рыбешкой, лучшей приманкой для тунцовъ.

Отецъ съ сыномъ вышли изъ лачужки и направились по берегу къ набережной рыбаковъ. Кумъ ожидалъ ихъ въ лодк, готовя парусъ.

Флотилія шевелилась въ темнот, покачивая своимъ лсомъ мачтъ. По ней бгали черные силуэты экипажа. Тишина нарушалась ударами падающихъ на палубу снастей, скрипомъ блоковъ и веревокъ. Паруса разввались въ темнот, словно огромныя простыни.

Деревушка подходила къ самому морю со своими прямыми улицами и блыми домиками, гд ютились лтомъ вс т семьи, которыя прізжали изъ глубины страны на морскія купанья. Около мола огромное зданіе сверкало ярко освщенными окнами, похожими на горящія печи, и бросало лучи свта на безпокойную воду.

Это было Казино. Антоніо взглянулъ на него съ ненавистью. Какъ долго не ложились спать эти люди! Они, наврно, проигрывали тамъ деньги. Имъ не приходилось вставать съ разсвтомъ, чтобы зарабатывать себ хлбъ.

— Поднимай, поднимай парусъ! А то многіе обгонятъ насъ.

Кумъ и Антоньико потянупи за веревки, и латинскій парусъ медленно поднялся, трепеща и склоняясь подъ втромъ.

Лодка поплыла сперва тихо по спокойной поверхности залива; затмъ вода стала волноваться, и лодку начало качать. Они вышли изъ гавани въ открытое море.

Передъ ними разстилалась темная безграничная даль, гд мерцали звзды, и по всмъ сторонамъ на черномъ мор виднлись все лодки и лодки, удалявшіяся, точно остроконечные призраки, скользя по волнамъ.

Кумъ глядлъ на горизонтъ.

— Антоніо, втеръ мняется.

— Я уже вижу.

— Будетъ буря.

— Я знаю. Но пойдемъ въ море. Отойдемъ ото всхъ этихъ лодокъ, что идутъ вдоль берега.

И вмсто того, чтобы слдовать за другими, шедшими вдоль берега, лодка продолжала путь въ открытое море.

Разсвло. Красное, какъ сургучъ, солнце вырисовывало на мор огненный треугольникъ, и волны кипли, какъ бы отражая пожаръ.

Антоніо сидлъ на рул, пріятель его — у мачты, а мальчикъ вглядывался въ море на носу лодки. Съ кормы и борта свисали концы веревокъ, таща приманку по вод. Время отъ времени они подергивались, и вытаскивалась рыба, которая вертлась и сверкала, словно живое олово. Но это были все мелкія рыбешки… пустячки.

Такъ прошло нсколько часовъ. Лодка все подвигалась впередъ, то ложась на волнахъ, то обнажая весь свой красный бортъ. Было жарко, и Антоньико спускался черезъ люкъ въ узкій трюмъ напиться изъ поставленной тамъ бочки съ водой.

Въ десять часовъ они потеряли землю изъ виду. Только съ кормы виднлись вдали паруса другихъ лодокъ, похожіе на крылья блыхъ рыбъ.

— Но послушай, Антоніо! — воскликнулъ кумъ. — Мы въ Оранъ демъ, что-ли? Когда рыба не хочетъ являться, то все равно — что здсь, что дальше въ мор.

Антоніо повернулъ руль, и лодка взяла другое направленіе, но не въ сторону земли.

— Закусимъ теперь, — сказалъ онъ весело. — Кумъ, принеси корзину. Пусть приходитъ рыба, когда ей нравится.

На долю каждаго пришлось по огромному куску хлба и по сырой луковиц, раздавленной ударами кулака на борту лодки.

Дулъ сильный втеръ, и лодку жестоко качало на высокихъ и глубокихъ волнахъ.

— Отецъ! — крикнулъ Антоньико съ носа лодки. — Большая рыба, очень большая, тунецъ.

Луковицы и хлбъ покатилсь съ кормы, и мужчины оба бросились къ борту.

Да, это былъ тунецъ, но огромный, брюхастый, сильный; его бархатная спинапочти высовывалась изъ воды. Это былъ можетъ быть тотъ одинокій тунецъ, о которомъ говорили рыбаки. Онъ мощно плылъ, но слегка подергивалъ своимъ сильнымъ хвостомъ, переходилъ съ одной стороны лодки на другую и такъ же быстро исчезалъ изъ виду, какъ снова появлялся въ одинъ мигъ.