Блестящая будущность

— И это ваше рѣшительное мнѣніе, м-ръ Уэммикъ?

— Это мое рѣшительное мнѣніе въ этой конторѣ.

— Ахъ! — сказалъ я, усматривая въ этомъ для себя лазейку, — но что вы скажете на счетъ этого долга въ замкѣ?

— М-ръ Пипъ, — отвѣчалъ онъ серьезно, замокъ одно мѣсто, а эта контора — другое. Равно, какъ престарѣлый родитель одинъ человѣкъ, а м-ръ Джагерсъ — другой. Ихъ не нужно смѣшивать. О моихъ чувствахъ меня надо спрашивать дома, въ этой конторѣ отъ меня ничего нельзя требовать, кромѣ моихъ офиціальныхъ обязанностей.

— Прекрасно, — отвѣчалъ я съ облегченіемъ, — я, значитъ, побываю у васъ дома.

— М-ръ Пипъ, вы будете желаннымъ гостемъ но личному и частному дѣлу.

Полагая, что въ воскресенье всего лучше узнать отъ Уэммика его домашнія чувства, я опредѣлилъ въ слѣдующее же воскресенье совершить паломничество въ замокъ. Хорошенько обсудивъ все дѣло, я снова заговорилъ о немъ въ тѣхъ же словахъ, какъ говорилъ раньше. Я намекнулъ Уэимику, что очень тревожусь о судьбѣ Герберта Покета, разсказалъ ему, какъ мы встрѣтились и подрались. Я описалъ семью Герберта и его характеръ и то, что у него нѣтъ никакихъ средствъ, кромѣ тѣхъ, что онъ получаетъ отъ отца; и эти средства неопредѣленныя и невѣрныя. Я сообщилъ, какую выгоду извлекъ я изъ его общества, и сознался, что боюсь, что плохо отплатилъ ему за его услуги, и что онъ лучше устроился бы, не будь меня и моей блестящей будущности. Не упоминая ни слова о миссъ Гавишамъ, я намекнулъ однако о томъ, что я, быть можетъ, явился ему соперникомъ въ счастьи, и увѣрилъ, что у него великодушная душа, и что онъ выше всякихъ низкихъ расчетовъ, зависти и интриги. По всѣмъ этимъ причинамъ и потому, что онъ мой юный товарищъ и другъ, и я очень люблю его, я желаю, чтобы лучи моего счастія отразились и на немъ, а потому пришелъ позаимствоваться у Уэммика его опытомъ и знаніемъ, и просить совѣта, какъ мнѣ всего лучше помочь Герберту; я желаю, чтобы онъ пользовался нѣкоторымъ доходомъ — скажемъ сто фунтовъ въ годъ — чтобы онъ не потерялъ надежды и бодрости душевной; а затѣмъ надо постепенно пріобрѣсти ему небольшое участіе въ какомъ-нибудь предпріятіи. Въ заключеніе я просилъ Уэммика понять, что помощь мою слѣдуетъ оказать такъ, чтобы Гербертъ ничего о томъ не зналъ и не подозрѣвалъ, и что, кромѣ него, у меня никого нѣтъ въ мірѣ, съ кѣмъ бы посовѣтываться. Я кончилъ и положилъ ему руку на плечо, говоря:

— Я не могу не открыться вамъ, хотя знаю, что это будетъ для васъ хлопотливо; но вы сами виноваты — зачѣмъ вы меня сюда пригласили?

Уэммикъ помолчалъ немного и затѣмъ проговорилъ, какъ бы вздрогнувъ:

— Знаете ли, м-ръ Пипъ, я долженъ вамъ сказать одну вещь — это чертовски хорошо съ вашей стороны.

Не прошло и недѣли, какъ я получилъ записку отъ Уэммика, помѣченную замкомъ и гласившую, что онъ надѣется, что наше частное и личное дѣло сладится, и что онъ будетъ радъ меня повидать и поговорить о немъ. Поэтому я еще разъ навѣдался въ его домъ, и еще разъ, и кромѣ того нѣсколько разъ видѣлся съ нимъ въ городѣ, но никогда не заходилъ по этому поводу въ контору. Наконецъ мы нашли достойнаго молодого купца или корабельнаго маклера, не задолго передъ тѣмъ начавшаго свое дѣло и нуждавшагося въ толковомъ помощникѣ съ капиталомъ, который со временемъ могъ сдѣлаться его товарищемъ. Между нимъ и мною заключена была секретная сдѣлка, въ силу которой я заплатилъ, за счетъ Герберта, половину моихъ пяти сотъ фунтовъ и обязался сдѣлать еще нѣсколько платежей: частью изъ моего дохода, частью изъ того имущества, которое получу впослѣдствіи. Все дѣло велось такъ умно, что Гербертъ и не подозрѣвалъ о моемъ участіи. Я никогда не забуду сіяющаго лица, съ какимъ онъ вернулся домой въ одинъ прекрасный день и сообщилъ мнѣ удивительную новость, что онъ познакомился съ нѣкіимъ Кларикеромъ (фамилія молодого купца), и что тотъ выказалъ необыкновенную готовность вступить съ нимъ въ компанію, и что онъ надѣется, что наконецъ его дѣло выгоритъ. День это дня надежда его все крѣила, а лицо все болѣе и болѣе сіяло, и онъ долженъ былъ счесть меня очень нѣжнымъ другомъ, такъ какъ я съ трудомъ удерживался отъ слезъ, видя его такимъ счастливымъ. Наконецъ, когда дѣло было сдѣлано, и онъ вступилъ въ домъ Кларикера и проговорилъ со мной объ этомъ цѣлый вечеръ, раскраснѣвшись отъ радости и успѣха, я расплакался настоящими слезами, при мысли, что моя блестящая будущность послужила кому-нибудь на пользу.

Великое событіе въ моей жизни, поворотный пунктъ во всемъ моемъ существованіи ожидалъ меня впереди. Но прежде, чѣмъ разсказать о немъ, и прежде, чѣмъ перейти ко всѣмъ перемѣнамъ, которыя были его послѣдствіемъ, я долженъ посвятить одну главу Эстеллѣ. Это немного для того, чѣмъ такъ долго жило мое сердце.

ГЛАВА IV

Если въ степенномъ, старомъ домѣ въ Ричмондѣ появится привидѣніе, когда я умру, то это привидѣніе будетъ безъ сомнѣнія, моя тѣнь. О! сколько дней и ночей безпокойный духъ мой носился въ этомъ домѣ, когда въ немъ жила Эстелла! Гдѣ бы я ни былъ тѣлесно, духомъ я неизмѣнно присутствовалъ, бродилъ, носился въ этомъ домѣ.

Лэди, у которой помѣстили Эстеллу, — ее звали м-съ Брандли, — была вдовой; у ней была дочь, нѣсколькими годами старше Эстеллы. Мать была моложава, а дочь старообразна; у матери лицо было розовое, а у дочери желтое; мать погрязла въ суетѣ, а дочь изучала богословіе. Онѣ ѣздили въ гости очень часто. Между ними и Эстеллой было мало общаго, но почему-то было рѣшено, что онѣ нужны ей, а она нужна имъ. М-съ Брандли была другомъ миссъ Гавишамъ, въ то время, когда она еще не обрекла себя на одиночество.

Я терпѣлъ всякаго рода пытку, какую только Эстелла могла причинить мнѣ.

Повидимому, мы были съ ней на короткой ногѣ, но безъ всякаго съ ея стороны сердечнаго расположенія ко мнѣ, и такое положеніе доводило меня до отчаянія. Она пользовалась мною, чтобы дразнить своихъ другихъ поклонниковъ и превращала мою жизнь въ постоянную обиду.

Я часто видалъ ее въ Ричмондѣ, много слыхалъ о ней въ городѣ и часто каталъ ее и семью Брандли въ лодкѣ; устраивались всякаго рода прогулки, домашніе спектакли, оперы, концерты, всевозможныя развлеченія, во время которыхъ я старался не отходить отъ Эстеллы — и постоянно страдалъ. Я часу не былъ счастливъ въ ея обществѣ, и, не смотря на то, душа моя двадцать четыре часа въ сутки рвалась къ счастью быть съ нею до самой смерти. Во все время нашего знакомства — а длилось оно довольно долго — она ясно доказывала своимъ обращеніемъ, что видится со мной только по приказанію. Но бывали минуты, когда она дѣлалась добрѣе и какъ будто жалѣла меня.

— Пипъ, Пипъ, — сказала она разъ вечеромъ, въ одну изъ такихъ добрыхъ минутъ, когда мы сидѣли одни въ сумерки у окна въ Ричмондскомъ домѣ,- неужели вы никогда не послушаетесь моего совѣта?

— Какого?

— Бояться меня.

— Вы хотите сказать, что совѣтуете мнѣ не увлекаться вами, Эстелла?

— Что я хочу сказать! Если вы не знаете, что я хочу сказать, то вы слѣпы.

Я могъ бы отвѣтить, что любовь всегда слѣпа по пословицѣ, но всякій разъ я вспоминалъ, что невеликодушно съ моей стороны навязывать ей себя; я зналъ, что она обязана повиноваться миссъ Гавишамъ, и это зависимое положеніе меня очень мучило. Мнѣ казалось, что гордость ея возмущается, и она меня ненавидитъ — и сама тоже страдаетъ.

— Что же мнѣ дѣлать, — сказалъ я, — вы сами написали мнѣ, чтобы я пріѣхалъ къ вамъ сегодня.

— Вы правы, — отвѣчала Эстелла, съ холодной, безпечной улыбкой, всегда обдававшей меня холодомъ.

И, помолчавъ съ минуту, прибавила:

— Миссъ Гавишамъ желаетъ, чтобы я провела денекъ у нея. Вы должны отвезти меня туда и привезти обратно, если желаете. Ей не хочется, чтобы я путешествовала одна; но она не желаетъ, чтобы я брала съ собой горничную, такъ какъ не любитъ показываться на глаза чужимъ и переносить ихъ насмѣшекъ. Можете ли вы отвезти меня?

— Могу ли я отвезти васъ, Эстелла?

— Значитъ, можете? — Послѣзавтра, прошу васъ пріѣхать. Вы должны платить за всѣ расходы изъ моего кошелька. Слышите, таковы условія нашей поѣздки!