Усадьба Грилла

Занавес, которому не надобно было падать {Афинский театр под открытым небом не мог иметь падающего занавеса {213}, ибо он портил бы сцену. Его поднимали снизу, а когда он был не нужен, он оставался невидимым. (Примеч. автора).}, поднялся и открыл сцену. Действие происходило в Лондоне, на берегу Темзы, на террасе дома, занятого обществом спиритов. В центре была арка, и сквозь нее видна улица. Грилл спал. Цирцея, стоя над ним, открывала диалог.

Цирцея: Грилл! Пробудись и человеком стань!

Грилл: Я крепко спал и видел чудо-сны.

Цирцея: И я спала. А долго ль, угадай?

Грилл: Часов четырнадцать - садится солнце.

Цирцея: Три тысячелетья.

Грилл: Вот это дрема!

Но где, скажи, твой сад и твой дворец?

Где мы?

Цирцея: Поверишь ли, когда-то

Здесь лес стоял, прозрачная река

Стремилась к океану через дебри.

Теперь же здесь, благодаря трудам,

Среди жилищ отравленный поток,

Повсюду сея смерть, дыша зловоньем,

Грохочет, пенясь.

Грилл: Что там, вдалеке?

Какие-то нелепые громады?

Цирцея: Дома, печные трубы и суда -

Все изрыгает черный, смрадный дым.

Двуногие и лошади снуют

С утра до вечера - весь день в погоне

За прибылью, а то за наслажденьем.

Грилл: О Вакх, Юпитер! Ну, столпотворенье!

Бездумно, словно тени, все порхают:

Наверно, то же зрел Улисс в Эребе.

Но нечему мы здесь?

Цирцея: Восстали вдруг

Властители невидимого мира

И нас призвали.

Грилл: Но с какою целью?

Цирцея: Сейчас расскажут. Вот они идут.

А с ними стол мистический. О, ужас!

Вот заклинанья произносят. Ну, смотри!

Входят спириты. Вносят дубовый стол.

I. Осторожней со столом -

Чтоб кружился он волчком.

Брат с особенным чутьем

II. Пусть круг магический найдет.

Коснется центра в свой черед,

Чтоб месмерическая сила

Стол дубовый закружила.

III. Вот послышалось шипенье -

Началось столовращенье.

Посвященные поймут -

Духи дерева поют.

Все: Вызываем мы Цирцею!

Цирцея: Вот я, братья-чудодеи!

Но к чему дубовый стол

И гаданья произвол?

Я пред вами во плоти -

Всякий может подойти.

Трое: Это что за благодать:

Глаз не в силах оторвать!

Волосы - златой поток,

Ниспадающий до ног.

Лик - сиянье красоты,

Дочерь солнца - вот кто ты!

С ужасом тебя мы зрим.

Цирцея: Грилл, теперь ты нужен им.

Трое: Волею твоею он

В образ хряка заключен.

Жил безбедно средь свиней,

Позабывши жизнь людей.

А теперь как человек

Пусть оценит этот век:

Пар наука уловив

Двинула локомотив.

Бороздятся океаны,

И неведомые страны

Обживаются нежданно.

Собеседуем чрез море -

Мысль резвится на просторе,

Век неслыханных свершений:

Отовсюду восхваленья!

Оглядев все эти сферы,

Держится ль он прежней веры,

Драгоценный лик людской

Променявши на свиной?

Цирцея: Грилл! Отвечай!

Грилл: Судить, конечно, рано,

Но все, сейчас увиденное мной.

Из рук вон плохо.

Трое: Если бы смогли

Мы показать ему чреду триумфов,

Он вмиг бы изменил свое сужденье.

Цирцея, помоги!

Цирцея: Одно мгновенье!

Сократу уподобясь, призову

Я облака - пускай изобразят

Ярчайшей чередой, все что увидят

На суше и на море. Взмах жезлом -

И вот летят! как и тогда, в Афинах,

Светясь, подобно девам неземным.

Спускается хор облаков и ослепительный хоровод красавиц постепенно вырисовывается из туманной дымки. Поют первую песнь.

Хор облаков {*}:

1. I

Плывущие в лазури облака,

Мы рождены ревущим океаном {**},

С высот глядим, как ринулась река

К долинам и лугам, лесным полянам,

А выйдет солнце - сей небесный глаз, -

Развеет нас ярчайшими лучами,

Возникнем из тумана в тот же час -

И вдаль глядим бессмертными очами.

1. II

Мы, Девы, проливающие дождь,

Плывем не к Музам, Вакху и Палладе,

А в город, где один над всеми вождь -

Царит Маммона в пурпурном наряде.

Там достиженья мысли, чувства зрим,

Купаемся в лучах благоволенья.

Хотя и неверны они, как грим, -

Славны сейчас, мертвы через мгновенье.

{* Первая строфа весьма близка к первой строфе Аристофановой Αένασι Νεφέλαι. Вторая - лишь вольное подражание антистрофе Παρθένοι ὐμβροφόροι (Примеч. автора) {214}.

** У Гомера, как и у всех прочих поэтов древности, океан есть река, омывающая землю, тогда как моря суть притоки ее. (Примеч. автора).}

Реформаторы - науки, морали, политики, - прошли чредой, отвечая на вопрос Грилла. Грилл заключил, что, коль скоро все отнюдь не сделалось лучше прежнего, все скверно и нуждается в исправлении. Хор спел вторую песнь.

Семеро конкурсных экзаменаторов внесли еще один стол и сели в другом углу сцены, напротив спиритов. Они натаскали Гермогена {См. гл. XV, с. 123 (Примеч. автора).} для спора с Гриллом. Грилл победил в споре; но экзаменаторы приписали победу Гермогену. Хор спел третью песнь.

Цирцея, по просьбе спиритов, которые могли вызывать лишь голоса усопших, вызвала на сцену многих духов, славных в свои времена; но все они явились в облике юных дней, какими были до того еще, как их осияла слава. Всех до единого подвергли конкурсным испытаниям и одного за другим объявили негодными для того дела, на которое они притязают. Наконец явился некто, кого Цирцея представила экзаменаторам как юношу, подающего особые надежды. Он готовил себя к военному поприщу. На все вопросы, касаемые до войны, отвечал он впопад. В ответ же на все прочее твердил лишь одно, что чего не знает, того не знает, и тем навлек на себя недовольство экзаменаторов. Его объявили негодным и отправили к остальным отвергнутым, выстроившимся в глубине сцены. Прикосновением волшебного жезла Цирцея всем им придала тот облик, каким обладали они в пору зрелости. Здесь оказались Ганнибал и Оливер Кромвель; а на переднем плане стоял последний претендент - Ричард Львиное Сердце. Ричард стал размахивать мечом над головами экзаменаторов, те в ужасе повскакали с мест, перевернули стол, повалились друг на дружку и пустились в бегство. Герои исчезли. Хор спел четвертую песнь.

Хор:

1. I

Глянет щучья голова -

Вмиг стремглав летит плотва,

Как гонимый ветром лист,

Как, цепа заслышав свист,

Разлетается мякина,

Как от волка мчит скотина,

Мышь от кошки, как от пса

В лес стрелой летит лиса,

Крысы - чуя наводненье.

Бес - святой воды кропленье,

Призрак - увидав восход,

Так же бросились вразброд,

Унеслись во весь опор,

Только заблистал топор,

Семь мошенников куда-то,

Диким ужасом объяты.

1. II

Полный мощи боевой,

Взор являя огневой,

Мог ли снова он восстать?

Чтоб, его завидя стать,

Разбежалось с воплем прочь

Все, что породила ночь,

Все, что застит ясный день:

Фанатизма дребедень.

Омрачающая радость;

Хаоса тупая тягость;

И “невежества советы” {215},

“Без огня, любви и света” {216},

На людей глядящих букой,

Величаясь лженаукой,

Начиненных мелкой скукой.

1. III

Чтоб оправдать здесь наше появленье,