Император Португальский

— А что ты скажешь обо всем этом, Нильс? Ты, верно, сидишь и думаешь про себя, как странно, что Господь не написал заповеди для родителей, как вести себя по отношению к своим детям?

Это было так неожиданно для сына. Он почувствовал, что покраснел, словно его поймали на месте преступления.

— Но дорогой отец! — воскликнул он. — Я вовсе не думал и не говорил…

— Да, это правда, — прервал его старик и обратился к сидящим за столом. — Я знаю, что вам будет трудно поверить в то, что я скажу. Но это правда, что ни этот сын мой, ни жена его никогда не сказали мне грубого слова.

Старик ни к кому конкретно не обращал эти слова, и никто и не посчитал нужным ответить.

— Им пришлось пройти через тяжкие испытания, — продолжал Уль Бенгтса. — Они лишились большого богатства. Поведи я себя правильно, они могли бы сейчас быть господами. Но они никогда ни слова не сказали. И каждое лето приезжают навестить меня, чтобы показать, что не держат на меня зла.

Все лицо старика вновь помертвело, и голос стал очень спокойным. Сын не понимал, хочет ли он подвести к чему-то определенному или просто говорит ради того, чтобы что-то сказать.

— Это не то что эта Лиса, — сказал старик и показал на жену другого сына, у которой он жил. — Она каждый день ругает меня за то, что я растратил деньги.

Невестка вовсе не смутилась, а ответила ему с добродушным смехом:

— Так ведь и вы ругаете меня за то, что я не поспеваю латать дыры на одежде мальчишек.

— Да, это правда, — согласился старик. — Видите, мы не стесняемся друг друга, а говорим прямо. Мы можем говорить обо всем, и все, что есть у меня, — ее, а все, что есть у нее, — мое. И я уже начинаю думать, что она и есть мое истинное дитя.

Сын снова смутился и заволновался. К чему-то старик хотел его вынудить. Он ждал какого-то ответа. Но нельзя же было требовать, чтобы он отвечал тут, при посторонних.

Настоящим облегчением для сына Уль Бенгтсы было, когда, подняв глаза, он увидел, что возле калитки стоят Ларс Гуннарссон и его жена и что они собираются войти.

Но не только он, а и все присутствующие обрадовались, что они пришли. Теперь все вроде бы и забыли о всяких мрачных подозрениях.

Ларс с женой долго извинялись за опоздание: у Ларса так сильно болела голова, что они уж и не думали, что вообще смогут прийти. Теперь боль немного отпустила, и он решил попытаться пойти на праздник. Может быть, на людях ему и удастся забыть о своих муках.

У Ларса немного ввалились глаза и поубавилось волос у висков, но он был так же весел и общителен, как и в прошлом году. Он едва успел проглотить пару кусков, как они с сыном Уль Бенгтсы завели разговор о торговле лесом, о больших доходах и о данных в долг деньгах.

Окружавшие их мелкие людишки сидели в полной растерянности от таких крупных сумм и не осмеливались ничего сказать. Только старый Уль Бенгтса захотел вмешаться в разговор.

— Раз уж вы заговорили о деньгах, — сказал он, — интересно, припоминаешь ли ты, Нильс, ту долговую расписку на семнадцать тысяч риксдалеров, которую я получил от старого заводчика из Дувнеса. Если ты помнишь, она была утеряна и ее не удалось отыскать, когда я оказался в крайней нужде. Я все-таки написал заводчику и потребовал свои деньги, но получил ответ, что он при смерти. А после его смерти люди, занимавшиеся наследством, так и не смогли ничего найти в книгах о причитавшемся мне долге. Они сообщили мне, что, раз я не могу предъявить долговую расписку, они не считают возможным мне его выплатить. Мы искали эту расписку — и я, и мои сыновья, но так и не сумели найти ее.

— Неужели вы хотите сказать, что теперь нашли ее? — воскликнул сын.

— Все произошло очень странно, — продолжал старик. — Однажды утром сюда зашел Ян из Скрулюкки и уверенно заявил мне, что знает, будто долговая расписка лежит в потайном отделении моего сундука с одеждой. Он видел во сне, как я ее оттуда вынимаю.

— Но вы же там, конечно, искали?

— Да, я искал в потайном отделении, которое находится в сундуке слева. Но Ян сказал, что расписка должна лежать справа. И когда я посмотрел, с той стороны тоже оказалось потайное отделение, о котором я даже и не подозревал. Там она и лежала.

— Наверное, вы положили ее с той стороны, будучи во хмелю, — предположил сын.

— Да, верно, так оно и было, — согласился старик.

На мгновение сын отложил нож и вилку, но затем снова взял их. Что-то в голосе старика настораживало его. Может, все это была ложь?

— Наверное, она уже устарела? — сказал он.

— О да, — сказал старик, — так бы оно, пожалуй, и оказалось при другом должнике. Но я взял ее с собой и отправился на лодке к молодому заводчику из Дувнеса, и он сразу же признал, что она еще действительна. «Ясно как день, что я обязан выплатить вам долг моего отца, Уль Бенгтса, — сказал он, — но вам придется дать мне несколько недель сроку. Сумма слишком велика, чтобы я мог выложить ее сразу».

— Он поступил как честный человек, — сказал сын и уронил руку на стол. Радость начала овладевать им, несмотря на все недоверие. Подумать только, такую замечательную новость старик носил в себе весь день и не мог высказать!

— Я сказал заводчику, что ему ничего не надо выплачивать, — сообщил сеточник. — Пусть он только напишет мне новую расписку и может оставить деньги при себе.

— Это тоже хорошо, — сказал сын. Ему трудно было казаться настолько спокойным, насколько бы ему хотелось. В его голосе так и прорывалась радость. Он знал, что со старым Уль Бенгтсой всего можно было ожидать. В следующее мгновение он может взять и сказать, что все это лишь выдумка.

— Ты, конечно, мне не веришь, — сказал старик. — Хочешь посмотреть расписку? Сходи за ней, Лиса!

Сразу вслед за этим расписка оказалась у сына перед глазами. Прежде всего он посмотрел, кто ее подписал, и тут же узнал ясную и отчетливую роспись. Затем взглянул на сумму. Она тоже была правильной. Он кивнул сидевшей напротив него жене, мол, все верно, и тут же протянул ей расписку, понимая, как ей не терпится ее увидеть.

Жена внимательно прочитала долговую расписку от начала до конца.

— Что это? — сказала она. — «Выплачу Лисе Персдоттер из Аскедаларна, вдове Бенгтса Ульссона из Юстербюн…» Разве деньги перейдут Лисе?

— Да, — сказал старик, — я отдал ей эти деньги, потому что она — мое истинное дитя.

— Но это несправедливо по отношению к…

— Нет, — сказал старик своим усталым голосом, ничего несправедливого в этом нет. Я сделал так, как счел нужным, и никому ничего не должен. На эти деньги, — продолжал он, повернувшись к сыну, — мог бы претендовать кое-кто еще, но я проверил, как обстоит дело, и знаю, что таких у меня нет.

— Да, вы имеете в виду меня, — сказал сын. — Обо мне вы никогда не думаете…

Но что сын собирался сказать отцу, никто так и не узнал. Его прервал громкий крик с другого конца стола.

Это Ларс Гуннарссон внезапно схватил целую бутыль водки и поднес ко рту. Его жена громко закричала от страха и попыталась ее у него отнять.

Он отворачивался от нее, пока не опорожнил бутыль наполовину. Тогда он поставил ее на стол и снова повернулся к жене. Его лицо покраснело, глаза смотрели дико, и он крепко сжал руки.

— Ты разве не слышала, что это Ян нашел расписку? Все, что ему снится, — правда. Ты ведь понимаешь, он же «провидец». И вот увидишь, сегодня со мной случится несчастье, как он и сказал.

— Он только просил тебя поостеречься!

— Ты умоляла и просила меня пойти сюда, чтобы забыть, что сегодня за день. И вот вместо этого такое напоминание!

Он снова поднес бутыль с водкой ко рту, но жена бросилась к нему со слезами и мольбами. Он со смехом поставил бутыль на стол.

— Ради Бога, забирай ее! — С этими словами он встал и опрокинул ногой стул. — Прощайте, Уль Бенгтса! Вы ведь простите мне, что я ухожу? Сегодня мне надо поехать в такое место, где я смогу пить спокойно.

Он пошел к калитке. Жена последовала за ним.

Но, выходя за калитку, он оттолкнул жену.