Деревья-музыканты

Недовольство росло. На мотив рекламной песенки «Ром и кока-кола», введенной в моду сестрами Андрюс, распевали:

Когда в какой-нибудь компании страсти разгорались особенно пылко, находились смельчаки, которые затягивали еще более крамольную песню, где все называлось своими именами:

В следующих куплетах появлялись — примерно в тех же ситуациях — все члены правительства Леско...

В стране возник новый зоологический вид, так называемый «master of» [55]. Естествоиспытатели старательно описали его, отметив, что некоторые особи — в еще большей мере, чем хамелеон, — обладают способностью моментально менять окраску в зависимости от того, куда ветер дует. Вот некоторые характерные особенности «master of»: волосы тщательно прилизаны и напомажены; очки без оправы, на американский манер; в зубах короткая трубка; жевательная резинка; покрой пиджака подчеркивает гибкость позвоночника, голос гортанный, разговор сводится к звукоподражанию:

— Oah?.. Test?..

— A oh yâ!.. Schedule!

Таков был «master of». Здесь, пожалуй, следует пояснить, что в голове министра народного просвещения родился изумительный проект. Стремясь перестроить систему образования и кинуть кость мелкой буржуазии, страдающей от безработицы и нищеты, сей государственный муж решил скосить под корень весь преподавательский состав. Каждый учитель греко-латинской формации, не сумевший в короткий срок освоить теорию и практику воспитательных «тестов», подлежал немедленному увольнению.

Учительским кадрам начальной школы, коллежей и лицеев был нанесен страшный удар. Преподаватели с двадцатилетним, с тридцатилетним стажем были вышвырнуты на мостовую и заменены недоучками, прошедшими трехмесячные курсы при американских университетах. Философия прагматизма стала евангелием наших новаторов. Гнать в шею гуманитарных ослов! Латинский мир — и лучшее тому доказательство нынешняя война! — приходит в упадок из-за Гомера и Плутарха. Мыслить на американский лад или погибнуть! — таков был боевой клич. Смешивая обучение с осведомлением, этот р-р-революционный министр возвел метод «тестов» в ранг государственной политики, единственной основы новой культуры североамериканского типа.

— Где родился Наполеон — на Корсике, на острове Эльба или на острове Святой Елены?.. Ненужное вычеркнуть.

— Что более полезно — каучук или золото?

— Назовите имя американского адмирала, который в тысяча девятьсот пятнадцатом году принес на Гаити обещанные им Мир, Славу и Благоденствие...

Горе тому, кто не мог ответить коротко и определенно!..

Самыми крупными инкубаторами для выведения породы «master of» были Колумбийский и Йельский университеты. Магистров штамповали с молниеносной быстротой. Из уст в уста летели сенсационные сообщения:

— В Колумбии можно стать М. И. (читай: магистром искусств) за два с половиной месяца...

— Подумаешь! Я стал магистром наук за шестьдесят пять дней и шесть часов!

— А я — магистром искусств и бакалавром технических наук Йельского университета ровно за два месяца...

Начальник штаба гаитянской армии тоже не дремал. Дух американского практицизма проник и в ряды доблестных воинов. Так, перед военными парадами сей достославный полководец говорил своему адъютанту:

— Эй, бой, прикажи оседлать мою horse! [56]

На «meetings» [57] в генеральном штабе, неутомимо жуя резинку, он бросал докладчикам:

— Well! [58] О-кей! Ну, где ваши survey? [59]

Вместо приветствия он восклицал:

— Хэлло, guys! [60]

Министр иностранных дел, также родной сын президента республики, субъект с прилизанными и склеенными каким-то гуталином волосами, с высокомерным выражением лица, каковое он принимал специально для того, чтобы казаться старше своих лет, одетый с иголочки хлыщ, увлекался верховой ездой, а передвигаясь пешим порядком, подражал походке Антони Идена. И как тот канцлер, который во всех затруднительных случаях посылал депешу папе римскому, он всегда обращался за инструкциями в американское посольство.

Такова была атмосфера, царившая в стране. Весна, пышная, теплая, золотистая, раскидала яркие чистые ковры по несчастной земле Туссена-Лувертюра [61] и Жан-Жака Дессалина. Компания ГАСХО заняла одно из самых больших зданий столицы. Народ, обладавший гордостью и пророческим даром, с проклятьями терпел обиды и ждал своего часа.

Первая проповедь преподобного отца Диожена Осмена в Гантье произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Достойный служитель божий говорил среди все нараставшего ропота. С высоты кафедры он видел обращенные к нему озадаченные или гневные физиономии верующих. Группа вольнодумцев, слушавших мессу с церковной паперти, была просто потрясена. Эти господа теснились поближе к дверям, чтобы услышать нового кюре. Устремив глаза вдаль, уцепившись руками за кафедру, весь в поту, Диожен предавал нечестивцев анафеме, постепенно повышая голос, потому что гул становился все громче и громче. Он говорил добрых двадцать минут, требуя отречения от языческих богов и угрожая приверженцам водуизма всяческими небесными карами. Заключительные слова проповеди были покрыты неимоверным шумом толпы. Потом наступила гнетущая тишина. Лишь громко стучали каблуки священника, спустившегося с кафедры и как-то злобно печатавшего шаг. Мальчик из хора, путаясь в длинном не по росту балахоне, семенил впереди Диожена. Дойдя до амвона, кюре преклонил колени перед алтарем и застыл в экстазе; потом резким движением встал, оправил ризу и провозгласил:

— Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem factorem coeli et terrae! [62]1

Символ веры подхватило несколько жидких голосов. Среди такого возмутительного беспорядка на должной высоте оказалась лишь группа старых дев из духовной конгрегации святого Франциска, сидевших в первом ряду в широких фиолетовых косынках, повязанных вокруг шеи. Они пришли святому отцу на помощь и принялись наперебой вопить визгливыми истеричными голосами:

— ...Et unam, sanctam, catholicam et apostolicam Ecclesiam... Confiteor unum baptisma in remissionem peccatorum!.. [63]

Волнение не успокаивалось ни на миг; казалось, сам воздух в этой маленькой церкви нес в себе семена раздора и злобы. Диожен обратил к прихожанам измученное, бледное, искаженное лицо; молитвенно сложенные ладони были приоткрыты, как створки устрицы, поджидающей добычу.

— Dominus vobiscum!.. [64] — прогнусавил он.

— Et cum spiritu tuo! [65] — отозвалось несколько исступленных голосов.