Монт-Ориоль

ей.

Ориоли поглядели друг на друга с улыбкой и принялись расчищать поле, подбирать камни и складывать их в кучу. Найдя последние останки растерзанной взрывом собаки, они, перекидываясь шутками, зарыли ее. И вдруг старик Ориоль выронил из рук заступ. В уголках его тонкогубого рта и хитрых глаз заиграли морщины, все лицо осветилось выражением торжества, и он сказал сыну:

— Пойдем-ка попытаем.

Сын покорно последовал за ним. Они снова вышли на дорогу и повернули назад, к деревне. Старик Кловис все еще грел на солнышке ноги и костыли.

Ориоль остановился напротив него и спросил:

— Хочешь заработать сотенную?

Бродяга из осторожности промолчал.

Ориоль повторил:

— Ну? Сотенную, говорю. Сто франков.

Тогда бродяга набрался духу и пробормотал:

— Ишь ты! Чего спрашивать-то!

— Ладно. Слушай, вот что надо сделать.

И дядюшка Ориоль долго, пространно, обиняками, с лукавыми недомолвками и бесконечными повторениями втолковывал бродяге, что если он согласится сидеть ежедневно по часу, с десяти до одиннадцати утра, в воде их источника, в яме, которую он, Ориоль, и его сын Великан выроют около источника, а через месяц выздоровеет от всех своих недугов, то ему дадут за это сто франков звонкой монетой.

Паралитик слушал с тупым видом, а потом сказал:

— Никакие зелья меня не вылечили, так где уж вашей воде вылечить.

Великан вдруг разозлился:

— Брось ты, старый жулик! Нечего сказки рассказывать! Я-то знаю, какой ты больной. Расскажи-ка лучше, что ты делал в прошлый понедельник в Комберомбском лесу в одиннадцать часов ночи?

— Неправда! — сердито сказал старик.

Великан разгорячился:

— Ах, неправда? Черррт ты этакий! А кто ж, как не ты, перепрыгнул через канаву с огорода Жана Манеза и побежал Жеребячьей лощиной?

Бродяга энергично мотал головой:

— Неправда это!

— Неправда? А помнишь, я тебе крикнул: «Эй, Кловис, жандармы!»— и ты разом махнул в сторону, на тропинку, что идет в Мулинэ.

— Неправда!

Долговязый Жак рассвирепел и стал кричать почти угрожающе:

— Ах, неправда? Ну, погоди, трехногий бородач, я тебе покажу! Как увижу тебя ночью в лесу или на речке — раз, раз и поймаю! Не убежишь, у меня ноги-то подлинней твоих. Сцапаю тебя и привяжу к дереву. А утром мы придем всей деревней и отведем тебя куда следует!..

Ориоль остановил сына и сказал вкрадчиво:

— Слушай, Кловис, попробовать-то все таки можно. Мы с Великаном выроем для тебя ванну. Ты будешь приходить каждый день — один месяц. И дам я тебе за это не сто, а двести франков. А как месяц пройдет и ты выздоровеешь, получай еще пятьсот франков Слышишь? Пятьсот франков чистоганом да еще те двести! Всего, значит, семьсот. Понял? Двести франков за то, чтобы один месяц по часу сидеть в ванне, да особо пятьсот за то, что выздоровеешь. И еще вот что не забудь: ревматизм-то, бывает, отпустит да опять схватит. Если осенью тебе снова станет худо, мы уж тут ни при чем будем, вода-то все-таки свое дело сделала.

Старик спокойно ответил:

— Ну что ж. Коли