Длинноногий папочка

Попытаюсь на одну минутку поговорить о чем-нибудь другом. Я никогда не говорила вам, что Амазей и Кэрри в мае поженились. Они по-прежнему работают здесь, но, насколько я могу понять, брак испортил их обоих. Прежде она обычно смеялась, когда он залезал в грязь или стряхивал пепел на пол, но теперь — вы только послушали бы, как она бранится! И она больше не завивает волосы. Амазей, который обычно с такой готовностью выбивал ковры и носил дрова, теперь ворчит, если его просят о чем-нибудь подобном. И галстуки его такие мрачные — черные и коричневые, а раньше он носил ярко-красные и малиновые. Я твердо решила никогда не выходить замуж. Очевидно, это вредный процесс.

Новостей у нас мало. Все животные в полном здравии. Свиньи необыкновенно жирные, коровы имеют довольный вид, куры несутся хорошо. Интересуетесь ли вы куроводством? Если да, позвольте рекомендовать вам неоценимый маленький труд «200 яиц от одной курицы в год». Я думаю соорудить весной инкубатор и выращивать бройлеров. Как видите, я прочно обосновалась в Лок Уиллоу. Я решила оставаться здесь, пока не напишу 114 романов, как мать Антония Троллопа [51]. А затем я закончу работу, уйду в отставку и отправлюсь путешествовать.

Мистер Джеймс Макбрайд провел с нами прошлое воскресенье. К обеду были жареные цыплята и мороженое, и то, и другое, кажется, ему очень понравились. Я была очень рада видеть его; он мне на минутку напомнил о том, что существует огромный мир. Бедному Джимми не везет с продажей акций. «Национальный Фермерский банк» в Корнере не желает и слышать о них, несмотря на то, что банк платит за акции шесть, а иногда и семь процентов годовых. Думаю, он кончит тем, что вернется домой в Уорчестер и будет работать на фабрике своего отца. Он слишком прост, доверчив и добросердечен, чтобы быть преуспевающим финансистом. Но быть управляющим процветающей фабрики — очень хорошее положение, не так ли? Пока он воротит нос от рабочих блуз, но скоро придет к ним.

Надеюсь, вы оцениваете тот факт, что это длинное письмо исходит от лица с вдохновением писателя. Но я ведь по-прежнему люблю вас, Папочка, милый, и я очень счастлива. Чудесный пейзаж вокруг, достаточно еды, удобная кровать с пологом, стопа чистой бумаги и пинта чернил — чего еще может желать человек?

Как всегда,

ваша Джуди.

P.S. Прибыл почтальон с некоторыми новостями. Мастер Джерви приедет в следующую пятницу на неделю. Это очень приятная перспектива — только я боюсь, что пострадает моя бедная книга. Мастер Джерви очень требователен.

27 августа

ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!

Где вы находитесь, интересно знать? Я никогда не знаю, в какой части света вы обретаетесь, но надеюсь, что вы не в Нью-Йорке во время этой ужасной погоды. Надеюсь, что вы на какой-нибудь горной вершине (но не в Швейцарии, а где-нибудь поближе) любуетесь снегом и думаете обо мне. Пожалуйста, думайте обо мне. Я совершенно одинока и хочу, чтобы обо мне думали. Ах, Папочка, как бы я хотела узнать вас! Тогда мы могли бы утешать друг друга, если бы были несчастны.

Не думаю, что еще долго останусь в Лок Уиллоу. Я думаю переехать. Салли собирается будущей зимой работать в Бостоне в колониях. Мне кажется, было бы недурно и мне поехать с ней, как вы думаете? Мы с ней могли бы иметь общую рабочую комнату, и пока она занимается своими колонизационными делами,я могла бы писать, а вечера мы проводили бы вместе. Вечера кажутся такими длинными, когда нет никого, кроме Семплов, Кэрри и Амазея, с кем можно было бы поговорить. Знаю наперед, что моя идея вам не понравится. Я могу уже сейчас зачитать письмо вашего секретаря:

«Мисс Джеруше Аббот.

Милостивая Государыня. Мистер Смит предпочитает, чтобы вы оставались в Лок Уиллоу.

С почтением Элмер X. Григгс».

Я ненавижу вашего секретаря. Я совершенно убеждена, что человек, которого зовут Элмер X. Григгс, должен быть отвратителен. Но, право, Папочка, кажется, мне следует поехать в Бостон. Я не могу оставаться здесь. Если в ближайшем будущем ничего не произойдет, я с полного отчаяния брошусь в силосную яму.

Боже! Какая жара. Вся трава выгорела, ручьи пересохли, а на дорогах пыль. Дождя не было уже несколько недель.

Из этого письма можно заключить, что я помешалась, но это не так. Я просто хочу иметь какую-нибудь семью.

До свидания, милый дорогой Папочка. Как бы мне хотелось узнать вас.

Джуди.

Лок Уиллоу

19 сентября

ДОРОГОЙ ПАПОЧКА!

Что-то произошло, и мне нужен совет. Он мне нужен от вас и больше ни от кого на свете. Не могла бы я как-нибудь повидать вас? Говорить гораздо легче, чем писать, и, кроме того, я боюсь, что ваш секретарь вскроет письмо.

Джуди.

P.S. Я очень несчастна.

Лок Уиллоу

3 октября

ДОРОГОЙ ДЛИННОНОГИЙ ПАПОЧКА!

Сегодня утром пришло письмо, написанное вашей собственной рукой — и какой дрожащей рукой! Я так сожалею, что вы были больны: я не стала бы беспокоить вас своими делами, если бы знала об этом. Да, я должна рассказать вам о моем горе, но очень трудно изложить его на бумаге, и потом все это очень личное.Пожалуйста, не храните это письмо, а сожгите его.

Прежде чем начать — вот чек на тысячу долларов. Смешно, не правда ли, что я посылаю вам чек? Как вы думаете, откуда он? Я продала свою повесть, Папочка. Ее собираются опубликовать серийно, в семи частях, а затем книгой! Вы, вероятно, думаете, что я вне себя от восторга, но это не так. Я совершенно безразлична. Конечно, я рада, что начинаю выплачивать вам свой долг, — я еще должна вам более двух тысяч. Буду выплачивать их частями. Пожалуйста, не протестуйте, принимая их, мне доставляет такое счастье возвращать вам долг. Конечно, я должна вам гораздо больше, чем просто деньги, и этот долг я буду выплачивать всю мою жизнь благодарностью и любовью.

А теперь, Папочка, о другом. Пожалуйста, дайте мне ваш самый житейский совет, независимо от того, понравится он мне или нет. Вы знаете, что я всегда испытывала к вам особые чувства, вы как бы представляли всю мою семью. Но вы ведь не обидитесь, если я скажу вам, что гораздо более особое чувство я испытываю к другому человеку? Вы без особого труда можете догадаться, кто это. Я подозреваю, что уже в течение долгого времени мои письма были полны Мастером Джерви.

Мне хотелось дать вам понять, каков он и как мы удивительно подходим друг другу. Обо всем мы думаем одинаково — я боюсь, что у меня даже появилась тенденция думать его мыслями! Но он почти всегда прав; так и должно быть, ведь он на четырнадцать лет старше меня. Хотя в некоторых отношениях он еще совсем мальчик и нуждается в присмотре — он понятия не имеет о том, что в дождь надо надевать калоши. Нам всегда кажутся смешными одни и те же вещи, а это очень важно, ужасно, когда у двух людей чувство юмора антагонистично. Я не верю, что через подобную пропасть может существовать какой-нибудь мост! И он — ну, словом, только один он! И я потеряла его, потеряла, потеряла. Весь мир кажется пустым и мучительным. Я ненавижу лунный свет, потому что он прекрасен, а его здесь нет, чтобы полюбоваться им вместе со мной. Но, может, и вы тоже любили кого-нибудь и знаете, что это такое? Если да, то мне не нужно объяснять вам, а если нет, то я не сумею объяснить.

И несмотря на мое чувство, я отказалась выйти за него замуж. Я не сказала ему почему, я только молчала и чувствовала себя ужасно несчастной. Я не могла ничего придумать, что бы такое ему сказать. И вот он уехал, воображая, что я хочу выйти замуж за Джимми Макбрайда — а я этого совсем не хочу и даже никогда не помышляла о том, чтобы выйти за Джимми; он для меня недостаточно взрослый. Но Мастер Джерви и я совершенно не поняли друг друга и причинили друг другу ужасную боль. Я отказала ему не потому, что недостаточно люблю его, а потому, что люблю его слишком сильно. Я боялась, что когда-нибудь в будущем он пожалеет об этом, а я не вынесла бы этого! Я считаю, что такой человек, как я, без роду без племени, не вправе входить в такую избранную семью, как его. Я никогда не говорила ему о сиротском приюте и не в состоянии была сказать, что не знаю, кто я. Я, может быть, ужас что такое. А его семья гордая, но и я тоже гордая!