Полное собрание сочинений. Том 77. Письма1907 г.

² Душан Петрович Маковицкий.

³ В письме от 28 марта 1907 г. (почт. шт.) И. И. Горбунов-Посадов просил прислать ему книги: Matthew Arnold, «Literatur and Dogma», London, 1889, которая печаталась в то время в «Посреднике» (издана под заглавием: «В чем сущность христианства и иудейства»), и Crosby, «Tolstoy and his message», New-York, Funk and Wagnoll’s С°, 1903, которую Горбунов-Посадов переводил на русский язык (издана в 1911 г. под заглавием «Толстой и его жизнепонимание»).

⁴ В копии Маковицкого: Июл[ия]. Ю. И. Игумнова.

⁵ Эти книги нужны были Толстому в связи с его занятиями с крестьянскими детьми. О полученных книгах есть запись в ЯЗ 11 апреля. См. также запись в Записной книжке Толстого от 12 апреля (т. 56, стр. 190).

⁶ Об Елене Евгеньевне Горбуновой (рожд. Короткова, 1878—1955) см. т. 70, стр. 200.

⁷ Дети Горбунова-Посадова болели коклюшем с серьезными осложнениями.

⁸ Толстой имел в виду трудности издательской деятельности И. И. Горбунова-Посадова.

* 73. С. М. Попову.

1907 г. Апреля 2. Я. П.

2 апр. 1907.

Письмо ваше очень тронуло меня. Вы переживаете очень опасное для себя время. Вы так полюбили тот идеал добра и истины, к[оторый] открылся вам, что хотите осуществить его сейчас же и вполне — в своей внешней жизни. А это невозможно, так как жизнь наша есть не что иное, как постепенное приближение к осуществлению, приближение, достигаемое прежде всего в нашей внутренней, духовной жизни, для к[оторой] нет тех непреодолимых препятствий, к[оторые] есть в жизни внешней. Вы хотите, не имея никакой собственности, служить бедным людям и просите меня, чтобы я указал вам таких бедных. Но если бы мы жили во время Христа и я указал бы вам на него, то вы, вероятно, были бы удовлетворены его жизнью еще меньше, чем жизнью Дудченко.¹ Святому вполне, бедному вы не нужны, а в несвятом вы всегда найдете причины, по кот[орым] незачем служить ему. Идеал потому только и идеал, что он неосуществим. Если бы он б[ыл] осуществим, то идеал не был бы идеалом, а тогда не было бы жизни. Из этого никак не следует то, что не надо стремиться к осуществлению идеала, напротив, вся жизнь в этом. И, кроме того, идеал этот нужен для того, чтобы чувствовать свою плохоту, свою отдаленность от идеала. Но идеал должен быть не вещественный, а духовный. И в этом большая разница. Если идеал вещественный, внешний, то человек будет видеть препятствия в осуществлении его вне себя, в особенности в других людях, и будет осуждать других людей, то самое, что и вы делаете, упоминая о курортах Дудч[енко] и покупке коров. Если же идеал в себе, в своей внутренней жизни, в том, чтобы воспитать в себе наибольшее смирение и наибольшую любовь ко всем людям, то будешь осуждать только себя, и препятствий к осуществлению будет меньше. — Да, именно: братья, любите друг друга. И я думаю, что в вас есть то, [что] нужно для этого, и потому, любя вас, пишу вам это.

Лев Толстой.

Опасно время, переживаемое вами, п[отому] ч[то], ложно поняв идеал, часто люди, увидав истину в ложном свете, бросают ее.

Печатается по копировальной книге № 7, лл. 295 и 296. Впервые опубликовано в переводе на немецкий язык в книге: «Der unbekannte Tolstoi» [«Неизвестный Толстой»], Amalthea Verlag, Zürich, Leipzig, Wien, s. a., стр. 259—261.

О Сергее Михайловиче Попове (1887—1932) см. т. 56, стр. 555.

Ответ на письмо С. М. Попова из Геленджика от 28 марта 1907 г. Выйдя в 1906 г. под влиянием религиозно-нравственных взглядов Толстого из седьмого класса гимназии, он стал стремиться к жизни, согласной с его идеалами. Он начал было бесплатно работать «на людей», но увидал, что это вызывает недовольство тех, у которых он отнимал заработок. Обосновавшись было у Т. С. Дудченко, он понял, что участвует в улучшении его благосостояния, уже настолько прочного, что Дудченко имел даже возможность ездить на курорты, в то время как масса людей не имеет хлеба. Он стремился быть ближе к бедным людям и работать на них. Попов просил Толстого указать ему такого нуждающегося человека.

¹ О Тихоне Семеновиче Дудченко (1853—1920) см. т. 67, стр. 100.

* 74. А. Л. Толстой и Н. М. Сухотиной.

1907 г. Апреля 4. Я. П.

4 апр. 1907.

Милая Саша и милая Наташа.¹ Меня очень смущает ваше безумное женское доверие всем тем легкомысленным глупостям, к[отор]ые вам говорят врачи. Тетя Маша² верит батюшке отцу Амвросию³ и т. п., а вы батюшке Ал[ь]тшулеру⁴ и т. п. Я лично предпочитаю Амвросиев, т[ак] к[ак] то, что говорят Амвр[осии], большей частью полезно для души, во всяком случае не вредно; то же, что говорят батюшки легочные, горловые, заднепроходные и т. п., большей частью вредно для тела и всегда губительно для души. Пожалуйста, не поддавайтесь им. Я больше надеюсь на Наташу, а ты, Саша, очень склонна подпадать под докторскую самоуверенную чепуху с разными хорошими словами. Поверь, что то, что они с такой важностью утверждают теперь, будет через 40 лет представляться непонятной самоуверенностью невежества. Индийские брамины лечат так: велит ходить, работать и беспрестанно повторять: я здоров, совершенно здоров(а), бодр(а), весел(а). Это другая крайность. Благоразумное же отношение то, чтобы руководиться в жизни одной нравственной, духовной целью и делать из всех сил, и не откладывая и не переставая, то, что считаешь должным, и верить, что остальное приложится, т. е. будет наилучшее то, что должно быть.

Из этого никак не следует, что надо губить свое здоровье, совсем не обращать на него внимания; надо беречь свою жизнь для того, чтобы быть в состоянии служить ею богу и людям, но ни на минуту не прекращать служения из-за заботы о здоровьи. Забота же о здоровьи главная в гигиене, в ненарушении естественной жизни и инстинктов, к кот[орым] надо прислушиваться и следовать им, а не предписаниям несчастных, заблудших, самоуверенных шарлатанов, которые только путают, нарушают инстинкты, а главное, завлекают в ненравственную жизнь. Высказываю свое мнение, а какое оно окажет влияние на ваше решение, это ваше дело.

Сейчас кончил урок с старшими (многие перестали ходить), но пришел новенький, очень умный мальчик Жаров.⁵ Худой, желтый, в каком-то собранном из разноцветного и разнородного старья одеянии, не могущего иметь названия, и в ботинках, подошва одной из к[оторых] при мне оторвалась (мы шли от Тани,⁶ где обедали), и он голой пяткой ступал по снегу. А у него зубы болят, и распухла щека. — Как ужасно жить так, как мы живем, рядом с такой нуждой. Я со многих, многих сторон рад своей школе. Пора бы мне знать то, что я узнал от этих детей, а я как будто вновь узнаю из общения с ними всё свое духовное убожество и всю гадость своей жизни, И хорошо. Здоровье мое хорошо, и по совету Индейца и по собственному соображению. Ю[лия] И[вановна]⁷ много переписывает, и мне совестно за то, что так плохо то, что она так хорошо воспроизводит. Очень много хочется сделать, и ковыряюсь по своим слабым силам.

Верьте мне, милые девочки: что вы ни затевайте для здоровья, всё ужасные пустяки, гораздо больше пустяки, чем самые признаваемые пустыми занятия: полакомиться, нарядиться, повеселиться. Это просто, естественно и неглупо, а то и выдумано, и неестественно, и глупо. Главное, верьте мне, милые девочки, что на свете только одно хорошо и нужно: становиться добрее в делах, в словах, в мыслях (начинать надо с мыслей). Сейчас на уроке было мало учеников, и я раза два спросил Дорика,⁸ и он застенчиво, но очень хорошо ответил. И мне б[ыло] очень приятно, и я полюбил его. А то при большой компании он робел. Но прощайте, голубушки, целую вас. Мне очень приятно соединить вас в своих мыслях и чувстве.