Гомер. Илиада

Он пригласил царя сесть в свое кресло. Но тот не пожелал, сказал, что хочет видеть тело сына своими глазами, он хотел только этого: не сидеть, а видеть сына. Ахиллес глянул на него раздраженно и произнес:

– Не серди меня, старец! Я верну тебе твоего сына: если ты добрался сюда живым, значит, боги хранят тебя, а я не хочу их гневить. Но и ты не гневи меня, потому что я способен ослушаться богов.

Старик задрожал от страха и сел в кресло, как ему было велено. Ахиллес вышел во двор со своими людьми. Они забрали привезенные Приамом драгоценные дары, но льняные ткани и хитон оставили на колеснице, чтобы завернуть в них тело Гектора, когда оно будет готово для отправки домой. Затем Ахиллес позвал рабынь и велел им омыть и умастить душистым маслом труп героя, но проделать все это в стороне, подальше от глаз Приама, чтобы не причинять ему лишних страданий. Когда рабыни выполнили приказание, сам Ахиллес поднял тело Гектора и возложил на погребальное ложе. А потом вернулся к себе и сел напротив Приама.

– Тебе вернули сына, старик, как ты хотел. На заре ты увидишь его и заберешь домой. А сейчас я приказываю тебе разделить со мной трапезу.

Они накрыли стол, и мы приступили к чему-то вроде поминального пира. Насытившись, мы остались сидеть за столом друг против друга и разговаривать в темноте. Я не мог не любоваться его красотой, он походил на бога. А он молча слушал меня, завороженный моими речами. В ту ночь каждый из нас восхищался своим собеседником – это невероятно, но правда. Наконец я, позабыв, где нахожусь и зачем, попросил постелить мне постель, потому что в те страшные дни я совсем не спал, измученный горем, и мне устроили ложе из дорогих ковров и пурпурного покрова на крыльце, где другие ахейцы не могли меня увидеть. Когда все было готово, Ахиллес подошел ко мне и сказал:

– Мы удержимся от сражений, чтобы дать тебе время похоронить сына с почетом, старый царь.

Потом он сжал мою руку, и страх покинул меня. Я проснулся в середине ночи, вокруг все спали. Должно быть, я сошел с ума, раз решил дожидаться рассвета в стане врага. Я тихо встал, разбудил Идея, мы стегнули лошадей и, никем не замеченные, отбыли. В темноте мы пересекли долину. А когда золотистая Заря простерлась над землей, мы уже подъехали к стенам Трои. Нас завидели женщины и принялись кричать, что царь Приам вернулся со своим сыном Гектором, и все выбежали из Скейских ворот нам навстречу. Все с плачем и воплями горести хотели приласкать прекрасное лицо мертвеца. С трудом старому царю удалось въехать на своей колеснице в город, а затем во дворец. Тело Гектора положили на пышное ложе. И начались погребальные песни. Троянки одна за другой подходили к нему и, взяв его голову в свои руки, прощались с ним. Андромаха, супруга его, была первой.

– Гектор, рано ты гибнешь и покидаешь меня вдовой в нашем доме с младенцем, которому не суждено встретить юность! Город падет, ибо пал ты – его оплот и защитник! Благородных троянок повлекут в неволю на кораблях, и меня вместе с ними. Твоего сына кто-нибудь из ахейцев сбросит с башни высокой, мстя за убитых тобою братьев, сынов и друзей. Сегодня по тебе плачет весь город, несказанное горе принес ты родителям, но никто не страдает так сильно, как я: я не сумею забыть, что ты умер вдали от меня.

Потом плач подняла его мать, Гекуба:

– Гектор, самый любезный сердцу из всех сыновей! Ты был любим при жизни богами, но и после смерти пекутся они о тебе. Ахиллес волочил тебя по земле, желая почтить своего любимца Патрокла, но сейчас я вижу тебя прекрасным, свежим, не тронутым тлением. Сын мой, тебя поразило копье Ахиллеса, но кажется, что ты умер сладкой смертью.

Горестный плач подняла и Елена Аргивская: – Гектор, друг мой! Двадцать лет миновало с тех пор, как Парис увез меня из дому. И за двадцать лет я ни разу не слышала от тебя обидного слова, упрека. Когда же другие укоряли меня, ты всегда за меня заступался кротким и ласковым словом. Сегодня я плачу о своем единственном друге. Ты покинул меня, оставил одну среди тех, кто меня ненавидит.

Так ночью плакали женщины и мужчины Трои над телом Гектора, укротителя коней. На следующий день они развели в его честь погребальный костер, и высоко поднимались языки пламени в розоватом свете зари. Его белые кости они сложили в золотую урну, обвитую пурпурным шелком. И похоронили глубоко в земле, где никто из ахейцев не сможет их потревожить.

Демодок

Много лет прошло с тех пор, я жил при дворе царя феаков, и однажды нас посетил потерпевший кораблекрушение загадочный человек без имени. Его приняли как царя, соблюдая все законы и обычаи гостеприимства. Во время пышного пиршества в его честья воспевал подвиги героев, я певец и песней зарабатываю себе на хлеб. Тот человек слушал меня, сидя на почетном месте, слушал молча и взволнованно. А когда я умолк, он отрезал кусок мяса и протянул его мне со словами:

– Демодок, сама муза, дочь Зевса, обучила тебя ремеслу, ты превосходно воспеваешь подвиги ахейских героев: Мне бы хотелось, чтобы спел ты о деревянном коне, об этой хитрости, что изобрел Одиссей для взятия Трои. Спой об этом, а я буду повторять перед всеми, что пением одарили тебя сами боги.

Вот о чем попросил меня человек без имени. И я спел для него и для всех остальных.

Заканчивался десятый год, но война между ахейцами и троянцами никак не кончалась. Копья устали убивать, ремни щитов износились и потеряли упругость, тетива луков растянулась и не могла больше удерживать быстрые стрелы. Кони состарились и паслись больные в долине. Опустив морды и закрыв глаза, они оплакивали товарищей, бок о бок с которыми когда-то сражались. Ахиллес лежал в земле рядом с возлюбленным Патроклом, Нестор оплакивал сына Антилоха, Аякс Теламонид спустился после смерти в Аид, погиб Парис – причина всех несчастий, Елена стала женой его брата Дейфоба. Троянцы оплакивали Гектора, Сарпедона и Реза. Десять лет. А Троя все еще стояла под защитой неприступных стен.

Одиссей придумал, как положить этой бесконечной войне конец. Он приказал Эпеосу соорудить огромного деревянного коня. Эпеос лучше всех умел делать военные машины. Он принялся за работу. С гор ему доставляли стволы срубленных деревьев, там же много лет назад троянцы добывали лес для судов Париса, когда он отправлялся в свое злосчастное путешествие. Эпеос смастерил из этих бревен коня. Сначала появилось брюхо, широкое и полое. За ним – шея с пурпурной гривой, покрытой чистым золотом. Затем засверкали драгоценными камнями глаза: зеленым изумрудом и красным, как кровь, аметистом. А на голове выросли торчащие вверх уши, будто конь старался уловить в тишине зов военной трубы. Потом появился торс, бока и под конец – согнутые в коленях ноги. Он как будто бежал и вдруг замер. Его медные копыта были покрыты чешуйками из черепашьего панциря. В боку деревянного коня Эпеос вырезал незаметную дверь и приставил к ней лестницу, чтобы герои могли подняться по ней наверх, спрятаться в тайнике, а затем втянуть ее внутрь. Эпеос и его подмастерья трудились не покладая рук несколько дней подряд. И наконец гигант предстал пред ахейцами, удивительный и ужасающий.

И тогда Одиссей созвал царей на собрание. И этим глубоким голосом, которым говорил он один, произнес:

– Друзья, вы все еще верите в силу своего оружия и в собственную доблесть. Но мы здесь бесславно стареем, растрачивая себя в этой бесконечной войне. Поверьте мне, мы возьмем Трою не силой, а хитростью. Видите, какого чудесного коня построил Эпеос? А теперь послушайте, что я придумал. Несколько человек залезут внутрь коня. Все остальные сожгут лагерь и, покинув берег, уйдут в открытое море, а затем спрячутся за островом Тенедосом. Троянцы должны подумать, что мы уплыли на самом деле. Они увидят коня и сочтут его данью уважения их собственной доблести или даром богине Афине. Поверьте мне, они заберут его в город и тем самым погубят себя.

Так он сказал. И все его выслушали. И поверили ему. Они тянули жребий. И выпал жребий Одиссею, Менелаю, Диомеду, Антиклу и Неоптолему, сыну Ахиллеса, лезть внутрь коня. Остальные помогли им подняться, а затем закрыли за ними дверь, вырезанную Эпеосом в брюхе животного. Герои затаились в темноте с тревогой в сердце, как напуганные грозой звери, что пережидают в своей норе непогоду, умирая от голода и страха.