Москва Краснокаменная. Рассказы, фельетоны 20-х годов
Москва Краснокаменная. Рассказы, фельетоны 20-х годов читать книгу онлайн
Первые публикации М. Булгакова, будущего автора гениальных "Бега", "Белой гвардии", "Мастера и Маргариты", приходятся на начало и середину 1920-х годов. Это были рассказы и фельетоны, сатирически отображающие "новый советский быт", новую московскую действительность...В них чувствовался уже тот яд, которым в полной мере пропитаны страницы "Дьяволиады", "Роковых яиц" и "Собачьего сердца". Ведь не следует забывать, что действие этих блистательно-глумливых, обнаживших на несколько десятилетий вперед самую суть нового строя повестей происходит на тех же самых улицах и с участием тех же самых персонажей, что и в фельетонах "Приключения покойника", "Брачная катастрофа", "Говорящая собака", "Праздник с сифилисом" и многих других, вошедших в настоящее издание под общим названием "Москва краснокаменная".
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Тихие вздохи порхали по хате. Доклад лился, как река. Докладчик медленно поворачивался боком; и, наконец, совершенно повернулся к деревне. И первый предмет, бросившийся ему в глаза в этой деревне, было огромное и сморщенное ухо деда Омельки, похожее на граммофонную трубу. На лице у деда была напряженная дума.
Все на свете кончается, кончился и доклад. После аплодисментов наступило несколько натянутое молчание. Наконец встал председатель собрания и спросил:
— Нет ли у кого вопросов к докладчику?
Докладчик горделиво огляделся: нет, мол, такого вопроса на свете, на который бы я не ответил!
И вот произошла драма. Загремела клюка, встал дед Омелько и сказал:
— Я просю, товарищи, чтоб товарищ смычник по-простому рассказал свой доклад, бо я ничего не понял.
Учинив такое неприличие, дед сел на место. Настала гробовая тишина, и видно было, как побагровел Сергеев. Прозвучал его металлический голос:
— Это что еще за индивидуум?..
Дед обиделся:
— Я не индююм… Я — дед Омелько.
Сергеев повернулся к председателю:
— Он член комитета незаможников?
— Нет, не член, — сконфуженно отозвался председатель.
— Ага! — хищно воскликнул Сергеев, — стало быть, кулак?!
Собрание побледнело.
— Так вывести же его вон!! — вдруг рявкнул Сергеев и, впав в исступление и забывчивость, повернулся к деревне не лицом, а совсем противоположным местом.
Собрание замерло. Ни один не приложил руку к дряхлому деду, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не выручил докладчика секретарь сельской рады Игнат. Как коршун, налетел секретарь на деда и, обозвав его «сукиным дедом», за шиворот поволок его из хаты-читальни.
Когда вас волокут с торжественного собрания, мудреного нет, что вы будете протестовать. Дед, упираясь ногами в пол, бормотал:
— Шестьдесят лет прожил на свете, не знал, что я кулак… а также спасибо вам за смычку!
— Ладно, — пыхтел Игнат, — ты у меня поразговариваешь. Ты у меня разговоришься. Я тебе докажу, какой ты элемент.
Способ доказательства Игнат избрал оригинальный. Именно, вытащив деда во двор, урезал его по затылку чем-то настолько тяжелым, что деду показалось, будто бы померкнуло полуденное солнце и на небе выступили звезды.
Неизвестно, чем доказал Игнат деду. По мнению последнего (а ему виднее, чем кому бы то ни было), это была резина.
На этом смычка с дедом Омелькой и закончилась.
Впрочем, не совсем. После смычки дед оглох на одно ухо.
Знаете что, тов. Сергеев? Я позволяю себе дать вам два совета (они также относятся и к Игнату). Во-первых, справьтесь, как здоровье деда.
А во-вторых, смычка смычкой, а мужиков портить все-таки не следует. А то вместо смычки произойдут неприятности.
Для всех.
И для вас в частности.
Комментарии. В. И. Лосев
Смычкой по черепу
Впервые — Гудок. 1925. 27 мая. С подписью: «Михаил Булгаков».
Печатается по тексту газеты «Гудок».
Шпрехен зи дейтч?
В связи с прибытием в СССР многих иностранных делегаций усилился спрос на учебники иностранных языков. Между тем новых учебников мало, а старые неудовлетворительны по своему типу.
Металлист Щукин постучался к соседу своему по общежитию — металлисту Крюкову.
— Да, да, — раздалось за дверью.
И Щукин вошел, а войдя, попятился в ужасе — Крюков в одном белье стоял перед маленьким зеркалом и кланялся ему. В левой руке у Крюкова была книжка.
— Здравствуй, Крюков, — молвил пораженный Щукин, — ты с ума сошел?
— Наин, — ответил Крюков, — не мешай, я сейчас.
Затем отпрянул назад, вежливо поклонился окну и сказал:
— Благодарю вас, я уже ездил. Данке зер! Ну, пожалуйста, еще одну чашечку чаю, — предложил Крюков сам себе и сам же отказался: — Мерси, не хочу. Их виль… Фу, дьявол… Как его. Нихт, нихт! — победоносно повторил Крюков и выкатил глаза на Щукина.
— Крюков, миленький, что с тобой? — плаксиво спросил приятель, — опомнись.
— Не путайся под ногами, — задумчиво сказал Крюков и уставился на свои босые ноги. — Под ногами, под ногами, — забормотал он, — а как нога? Все вылетело. Вот леший… фусс, фусс! Впрочем, нога не встретится, нога — ненужное слово.
«Кончен парень, — подумал Щукин, — достукался, давно я замечал…»
Он робко кашлянул и пискнул:
— Петенька, что ты говоришь, выпей водицы.
— Благодарю, я уже пил, — ответил Крюков, — а равно и ел (он подумал), а равно и курил. А равно…
«Посижу, посмотрю, чтобы он в окно не выбросился, а там можно будет людей собрать. Эх, жаль, хороший был парень, умный, толковый…» — думал Щукин, садясь на край продранного дивана.
Крюков раскрыл книгу и продолжал вслух:
— Имеете ль вы трамвай, мой дорогой товарищ? Гм… Камрад (Крюков задумался). Да, я имею трамвай, но моя тетка тоже уехала в Италию. Гм… Тетка тут ни при чем. К чертовой матери тетку! Выкинем ее, майне танте. У моей бабушки нет ручного льва. Варум? Потому что они очень дороги в наших местах. Вот сукины сыны! Неподходящее! — кричал Крюков. — А любите ли вы колбасу? Как же мне ее не любить, если третий день идет дождь! В вашей комнате имеется ли электричество, товарищ? Нет, но зато мой дядя пьет запоем уже третью неделю и пропил нашего водолаза. А где аптека? — спросил Крюков Щукина грозно.
— Аптека в двух шагах, Петенька, — робко шепнул Щукин.
— Аптека, — поправил Крюков, — мой добрый приятель, находится напротив нашего доброго мэра и рядом с нашим одним красивым садом, где мы имеем один маленький фонтан.
Тут Крюков плюнул на пол, книжку закрыл, вытер пот со лба и сказал по-человечески:
— Фу… здравствуй, Щукин. Ну, замучился, понимаешь ли.
— Да что ты делаешь, объясни! — взмолился Щукин.
— Да понимаешь ли, германская делегация к нам завтра приедет, ну, меня выбрали встречать и обедом угощать. Я, говорю, по-немецки ни в зуб ногой. Ничего, говорят, ты способный. Вот тебе книжка — самоучитель всех европейских языков. Ну и дали! Черт его знает, что за книжка!
— Усвоил что-нибудь?
— Да кое-что, только мозги свернул. Какие-то бабушки, покойный дядя… А настоящих слов нет.
Глаза Крюкова вдруг стали мутными, он поглядел на Щукина и спросил:
— Имеете ли вы кальсоны, мой сосед?
— Имею, только перестань! — взвыл Щукин, а Крюков добавил:
— Да, имею, но зато я никогда не видал вашей уважаемой невесты!
Щукин вздохнул безнадежно и убежал.
Комментарии. В. И. Лосев
Шпрехен зи дейтч?
Впервые — Бузотер. 1925. № 19. С подписью: «Тускарора».
Печатается по тексту журнала «Бузотер».
Угрызаемый хвост
У здания МУУРа [1]стоял хвост.
— Ох-хо-хонюшки! Стоишь, стоишь…
— И тут хвост.
— Что поделаешь? Вы, позвольте узнать, бухгалтер будете?
— Нет-с, я кассир.
— Арестовываться пришли?
— Да как же!
— Дело доброе! А на сколько, позвольте узнать, вы изволили засыпаться?..
— На триста червончиков.
— Пустое дело, молодой человек. Один год. Но принимая во внимание чистосердечное раскаяние, и, кроме того, Октябрь не за горами. Так что в общей сложности просидите три месяца и вернетесь под сень струй.
— Неужели? Вы меня прямо успокаиваете. А то я в отчаянье впал. Пошел вчера советоваться к защитнику, — уж он пугал меня, пугал, статья, говорит, такая, что меньше чем двумя годами со строгой не отделаетесь.
— Брешут-с они, молодой человек. Поверьте опытности. Позвольте, куда ж вы? В очередь!
— Граждане, пропустите. Я казенные деньги пристроил! Жжет меня совесть…
— Тут каждого, батюшка, жжет, не один вы.
— Я, — бубнил бас, — казенную лавку Моссельпрома пропил.