Гулящая

чше не думать, ну его совсем! Заварил кашу - надо расхлебывать".

И он поскорее погнал коня от лавки. Немало еще в этот день пришлось ему поколесить по городу. К булочнику, к мясникам, повара нанять, да не какого-нибудь завалящего, а такого, который знал бы все барские причуды. Чуть не до вечера разъезжал Колесник по городу, а тоска охватывала его все больше и больше.

- Где это ты пропадал, папаша? - встретила его на пороге Христя, разряженная в новое платье: белые рукава сорочки красиво расшиты цветами, юбка оранжевая, такая яркая, что прямо, кажется, сейчас загорится на ней, только корсетка из дорогого бархата темная, да и на ней, спускаясь с шеи, сверкают золотые дукаты и разноцветное монисто. В венке из цветов и крещатого барвинка, белолицая, румяная Христя так мило посматривала своими черными глазками, что и каменное сердце дрогнуло бы при виде такой красавицы. А разве оно у Колесника каменное?

Увидев ее, он весь затрепетал. Куда девалась недавняя тоска, глаза загорелись от радости, угрюмое лицо осветилось легкой улыбкой.

- Та-та-та... ишь ты, как разрядилась, моя доченька,- рассыпал он мелкий веселый смешок.- А я как дурак мыкаюсь по городу и морю мою доченьку голодом.- И, подойдя к Христе, он смачно чмокнулся с нею.

- Где был? Говори, где был? К другим бегал? Лучших искал? - спрашивала она, обвиваясь вокруг него, как хмелина, и улыбаясь, как алый цветочек.

- Деньги мотал, дурак! Не знал, куда девать, так в городе чуть не встречному и поперечному раздавал.

- Зачем? Лучше бы ты доченьке хатку купил. Маленькую хатку с садиком. И твоя доченька сидела бы там, как пташечка-канареечка, песни бы пела да своего седенького батеньку поджидала.

"А в самом деле?" - подумал он.

- Куплю, куплю, только не сейчас. Дай хоть немножко дух перевести. Зажали твоего батеньку. Вот готовься к пиру. Скоро пир будет.

- Какой пир?

Колесник рассказал все Христе. Потом, блестя глазами, начал:

- Ты у меня хорошая, послушная дочка, послушайся-ка меня. Лошаков это пан большой, он все может и давно на меня как черт на попа глядит. Вот если придет он, перетяни его на мою сторону. Перетянешь - красивую тебе хату куплю, и не с одним, а с двумя садиками.

- Руку! - крикнула она, выпрямляясь во весь рост. Глаза у нее сверкали, на лице играла улыбка, с каждой минутой она становилась все краше, словно красуясь, сама говорила ему: смотри, мол, любуйся... есть ли такой человек на свете, который устоял бы перед моей красотой?.. Да разве твой Лошаков устоит?

* *

*

В воскресенье около квартиры Колесника то и дело останавливались кареты, коляски и фаэтоны, из них выходило всякое панство и направлялось прямехонько к парадным дверям, а в этих дверях (зрелище доселе в городе невиданное) стоял огромного роста швейцар со здоровенной булавой в руках, в парчовом картузе, в кафтане, обшитом золотым позументом. Перед каждым гостем он вытягивался в струнку, как-то по-особенному размахивал своей булавой, отдавая честь, и пропускал гостя