Бабушка (др. изд)

— Приду непременно, — отвечала девушка с улыбкой.

— Благодарим за все, сударыня! Господь да будет с вами! — прощалась бабушка.

— С Богом! — и княгиня раскланялась, а девушка пошла проводить их до порога.

Камердинер, пришедший убирать со стола, вздернул нос и подумал: «Странная прихоть у барыни забавляться с простой бабой!» Княгиня стояла у окна и смотрела на уходивших, пока виднелись белые платьица девочек и пока мелькала в зелени бабушкина голубка. Возвращаясь в кабинет, она прошептала только: «Счастливая женщина!»

VIII

Господский луг пестреет цветами; посередине луга межа, а на меже богородской травы столько, как будто кто нарочно посеял. В богородской траве, как в подушках, сидит Аделька; она смотрит на маленькую божью коровку, бегающую по ее коленям, с колен на ножку, с ножки на зеленую ботинку. «Не убегай, малютка, останься у меня; ведь я тебе ничего не сделаю!» — говорила девочка божьей коровке, захватывая ее пальцами и сажая опять к себе на колени. Недалеко от Адельки, около муравейника, сидели на корточках Ян и Вилим и смотрели на суетливых муравьев.

— Посмотри-ка, Вилим, как они бегают! Видишь, вон тот муравей потерял яичко, а другой поднял его и бежит с ним в кучку.

— Постой, у меня есть кусок хлеба в кармане; я им дам крошечку, что-то они станут делать.

Он вынул из кармана хлеб и положил его муравьям.

— Посмотри-ка, посмотри-ка, как они около него столпились и думают, откуда это он вдруг взялся? Видишь, они его толкают дальше и дальше! Как бегут со всех сторон!... Но как же другие-то узнали, что тут есть кое-что?

Тут их наблюдения были прерваны звучным голосом: «Что тут делаете?» Это была Гортензия, подъехавшая к ним на белом коне так, что они даже и не слыхали.

— А у меня есть божья коровка — заговорила Аделька, показывая зажатый кулак Гортензии, спрыгнувшей с коня и подошедшей к ней.

— Покажи мне ее.

Аделька открыла кулак, но рука оказалась пустою. — Ах какая, убежала! — сказала печально девочка.

— Постой! Еще не ушла, а только хочет уйти, — сказала Гортензия, осторожно снимая божью коровку с открытого плечика Адельки. — Что ж ты будешь с ней делать?

— Пущу ее. Посмотри, как она полетит! Посмотри-ка! — Аделька положила букашку на раскрытую ладонь и подняла руку вверх, говоря: — Пинка-линка, Пинка-линка улетела к Боженьке в окно...

— И раздала там молоко! — добавил Вилим, ударив тихонько по руке Адельки. Божья коровка приподняла верхний черный с красными крапинками покров, развернула сложенные под ним прозрачные крылышки и поднялась вверх.

— Постой! Зачем ты подтолкнул? — вскричала сердито Аделька.

— Чтобы скорее улетела, — отвечал смеясь мальчик, обернулся к Гортензии и взяв ее за руку, сказал: — Пойдем, Гортензия, пойдем... Посмотри, я дал муравьям кусочек хлеба, и сколько их на нем! — прибавил он с жестом удивления.

Гортензия опустила руку в карман черной бархатной кофты, достала оттуда кусок сахару и, отдавая его Вилиму, сказала: «Положи это им в траву, и вы сейчас увидите, как они его облепят. Они очень любят сладкое».

Вилим немедленно исполнил приказание, и увидев, как в одно мгновение со всех сторон набежали муравьи на сахар, скоблили его и самые мелкие крошечки уносили в кучку, в свое жилище, очень удивился и спросил Гортензию:

— Скажи же мне, как это муравьи знают, что здесь есть что-то хорошее, и что они делают с этими яичками, которые они постоянно выносят и уносят?

— Это их деточки, а их носят нянюшки. Когда светит солнце и день жаркий, тогда их выносят из темных комнат, чтоб они погрелись и лучше росли.

— А где же их маменьки? — спросила Аделька.

— Они дома сидят и несут яички, чтобы муравьи не вымерли; а тятеньки ходят около них, рассказывают им что-нибудь и занимают их, чтоб они не скучали, а эти остальные муравьи, которых вы здесь видите, это работницы.

— А что же они работают? — спросил Ян.

— Носят корм, строят и поправляют дома, нянчат куколок, этих растущих детей, чистят дом; если умрет муравей, то относят его; караулят, чтобы не напал на них неприятель, а когда это случается, то они общими силами защищают свою общину. Все это должны исполнять работницы.

— Да как же они понимают друг друга, когда они не умеют говорить? — спрашивали с удивлением дети.

— Хотя они и не умеют говорить так, как разумные создания, т.е. как люди, но они все-таки понимают друг друга. Ведь вы видели, как первый, нашедший сахар, побежал тотчас сообщить об этом другим, и как все сбежались. Видите, как они останавливаются, как их щупальцы соприкасаются, как будто бы они хотят мимоходом поговорить о чем-то; а местами стоят они целыми кучками и, кто знает, о чем они советуются.

— И у них также есть комнаты и кухни? — спросила Аделька.

— Им не нужно кухни, потому что они не стряпают; но у них есть в этих кучках комнаты для детей и маменек, залы для работниц; дома их разделены на несколько этажей и внутри сделаны проходы из одного этажа в другой.

— Но как же они строят так, что их домы [70] не осыпаются? — допрашивали дети.

— Они очень крепко строят, и если кто-нибудь посильнее не испортит их постройки, то она не скоро разрушится. Они делают себе и стены и крышу, все из мелких стружек, стеблей, хвойных иголок, сухих листочков, травы и земли, которую они скатывают в маленькие шарики, а если она суха, то они мочат ее слюной, сжимают и потом уже употребляют ее так, как каменщик употребляет кирпич. Всего удобнее им строится при мелком дожде, когда земля влажна.

— Кто же научил их так строиться? — спросил Вилим.

— Бог дал всем животным такой природный инстинкт, что они сызмала знают, что есть, что им необходимо для защиты, и некоторые бессловесные твари с таким искусством и знанием добывают себе все необходимое и устраивают свою домашнюю жизнь, что инстинкт их очень похож на человеческий разум. Когда будете ходить в школу и будете понимать книги, тогда узнаете много о животных и о их жизни, как и я узнала,— прибавила Гортензия.

В это время пришла бабушка с Барункой, неся полные фартуки цветов и целое беремя [71] кореньев, собранных ими на лугу. Дети тотчас передали бабушке все рассказанное им Гортензией, а Гортензия спросила бабушку, зачем ей все эти коренья.

— Тут, барышня, тмин и немножко репейнику. Тмин этот высушится и семя уйдет в хозяйстве в кушанья и хлеб, а трава детям для купанья; из репейника будет полосканье от боли в горле. Окрестные жители знают, что у меня всегда есть немножко этих кореньев и потому всегда ко мне присылают за ними. Хорошо иметь в доме такое лекарство: если для себя не понадобится, так пригодится другим.

— Разве в городке нет аптеки?

— В городке нет, а есть еще за час езды оттуда. Но если б в городке и была аптека, то все-таки латинская кухня слишком дорога, а зачем нам платить дорого за то, что мы сами себе можем приготовить?

— Так вам доктор напишет рецепт и скажет, как приготовить?

— И, барышня! До чего бы дошел человек, если бы при малейшем нездоровье призывал лекаря. Он живет за час езды отсюда; пройдет половина дня, пока человек его дождется; между тем можно было бы умереть, если бы не было под руками домашних лекарств. А когда придет лекарь, так тут уж... Бог знает сколько лекарств: и пластыри, и пиявки, и то, и другое, так что у человека голова кругом пойдет, а больной от этого только еще больше расхворается. Я, барышня, лекарям вовсе не верю, и когда я прихворну или эти дети, то нам достаточно и этих кореньев; а если кто-нибудь другой захворает, то я всегда говорю: пошлите за лекарем. Да ведь когда Бог посетит тяжкою болезнию, то и лекари становятся в тупик со своею наукой и предоставляют природе помогать самой себе. Господь всегда останется лучшим лекарем: если человеку суждено жить, так он и без лекаря выздоровеет; если же он должен умереть, то уж никакая аптека не поможет.