Рассказы Ника Адамса

— Я надеюсь, что мы станем умными, — вздохнула его сестра. — Скажи ей, пусть улетит, Ники.

— Сама и скажи.

— Улетай, куропатка.

Птица не шевельнулась.

Ник поднял винтовку, а куропатка смотрела на него. Ник знал, что его сестра расстроится, если он пристрелит куропатку, поэтому щелкнул языком, но птица продолжала смотреть на него как зачарованная.

— Пожалуй, нам лучше не обращать на нее внимания, — предложил Ник.

— Извини, Ники. Она такая глупая.

— Подожди, пока мы их съедим. Ты поймешь, почему мы на них охотимся.

— Сезон охоты на них еще не открылся?

— Нет, конечно. Но они уже выросли, и никто, кроме нас, охотиться на них не будет. Я убью достаточно много виргинских филинов, а каждый из этих филинов убивает в день по одной куропатке. Они охотятся постоянно и убивают всех хороших птиц.

— Виргинский филин без труда убил бы эту куропатку, — кивнула его сестра. — Печалилась я напрасно. Тебе нужен мешок, чтобы нести их?

— Сначала я их освежую, а потом мы положим тушки в мешок, завернув в папоротник. И за ягодами идти отсюда уже недолго.

Они сели у большого кедра, Ник вспорол птицам брюшки, вытащил внутренности, отделил съедобные части, почистил и промыл в речке. Покончив с этим, пригладил перышки, каждую куропатку завернул в папоротник и положил в мешок из-под муки. Горловину завязал шелковой нитью и закинул мешок на плечо. Потом вернулся к реке и бросил в воду птичьи внутренности. Увидел, как большая форель вынырнула из воды и ухватила кусок птичьего легкого.

— Из внутренностей получилась бы хорошая приманка, — сказал он сестре, — но сейчас приманка нам не нужна. Форели в реке сколько хочешь, и мы поймаем ее, когда она нам понадобится.

— Если бы эта река протекала ближе к дому, она бы нас озолотила, — ответила его сестра.

— В ней бы быстро выловили всю рыбу. Это последняя нетронутая речка в этой части страны. Такие же, возможно, еще есть в других, совсем необжитых частях озера. Сюда я никого рыбачить не приводил.

— А кто тут рыбачит?

— Насколько я знаю, никто.

— Так это девственная речка?

— Нет. Индейцы ловили в ней рыбу. Но они ушли после того, как сосновый лес прекратили валить ради коры и лагеря лесорубов обезлюдели.

— А Эванс знает?

— Нет, — ответил Ник. Но потом подумал об этом мерзком парне, и его замутило. — Если на то пошло, Эванс может знать.

— О чем ты думаешь, Ники?

— Я ничего не думаю.

— Ты задумался. Скажи мне. Мы одна команда.

— Он может знать, — ответил Ник. — Черт бы его побрал. Он может знать.

— Но ты не знаешь, знает ли он?

— Да. В этом-то и беда. Если бы я знал, то ушел бы отсюда.

— Может, он сейчас в нашем лагере, — предположила его сестра.

— Не говори так. Ты хочешь его накликать?

— Нет. Пожалуйста, Ники, извини. Зря я коснулась этой темы.

— Не зря. Я тебе благодарен. Я все равно это знал. Просто перестал об этом думать. А мне теперь до конца жизни придется думать о многом.

— Ты всегда думал о многом.

— Не так, как теперь.

— Все равно пойдем за ягодами, — предложила малышка. — В отношении того, знает он или нет, мы ничего изменить не можем.

— Не можем, — согласился Ник. — Соберем ягоды и вернемся в лагерь.

Но теперь Ник старался сжиться с этой мыслью и найти выход. Он понимал, что паниковать нечего. Ничего не изменилось. Расклад сил оставался таким же, как и в тот момент, когда он решил прийти сюда и отсидеться. Младший Эванс мог выследить его путь и до этого убежища, но он в этом сомневался. Эванс мог выследить его только раз, когда он пришел сюда через ферму Ходжеса, но Ник полагал, что этого не произошло. В этой речке никто не ловил рыбу. Ник это точно знал. И Эванс не любил рыбалку.

— Этому мерзавцу нравится только одно — выслеживать меня, — сказал он. — Трижды из-за него у меня случались неприятности.

— Я знаю, Ники. Но не убивай его.

«Вот почему она пошла со мной, — подумал Ник. — Вот почему она здесь. Я не могу это сделать, когда она рядом».

— Я знаю, что нельзя его убивать, — ответил Ник. — Сейчас мы ничего сделать не можем. Давай об этом не говорить.

— Если только ты не собираешься его убить. Пользы от этого никакой не будет.

— Пошли в лагерь. — Ник развернулся.

— Без ягод?

— Ягоды соберем в другой день.

— Ты нервничаешь, Ники?

— Да. Извини.

— Но какой смысл возвращаться?

— Быстрее разберемся, что к чему.

— Неужели мы не можем собрать ягоды?

— Не сейчас. Я не боюсь, малышка. И ты не бойся. Но что-то заставляет меня нервничать.

От реки Ник поднялся к опушке леса, и обратно они шли в тени деревьев, чтобы прийти в лагерь со стороны гребня.

К лагерю они приближались с осторожностью. Ник шел чуть впереди, с винтовкой в руках. В их отсутствие никто в лагере не побывал.

— Ты оставайся здесь, — велел Ник сестре. — Я посмотрю, что делается вокруг.

Мешок с куропатками и ведерки он положил на землю, а сам пошел вверх по течению реки. Как только сестра исчезла из виду, поменял в магазине винтовки короткие патроны на длинные. «Я не собираюсь его убивать, — думал он, — но это правильно». Он тщательно обыскал окрестную территорию, но не нашел признаков чьего-то присутствия. Потом прошел вверх по течению реки и только после этого вернулся в лагерь.

— Извини, что я разнервничался, малышка. Сейчас мы плотно поедим и уже не будем волноваться о том, что в темноте костер смогут увидеть издалека.

— Я теперь тоже нервничаю, — призналась его сестра.

— Тебе нервничать незачем. Все хорошо, как и раньше.

— Но он заставил нас вернуться без ягод в лагерь, хотя его тут даже и не было.

— Я знаю. Но главное, что его здесь не было. Возможно, он никогда не видел этой речки. Может, и мы его больше никогда не увидим.

— Он меня пугает, Ники. Пугает своим отсутствием даже больше, чем присутствием.

— Я знаю. Но бояться смысла нет.

— Так что же нам делать?

— Может, лучше подождать с готовкой до вечера.

— А что это изменит?

— Он не останется здесь ночью. Он не сможет пройти по болоту ночью. Мы можем не волноваться из-за него поздним вечером, ночью и ранним утром. Нам придется вести себя, как оленям, и показываться только в это время. А днем будем ложиться на дно.

— Может, он никогда не придет.

— Согласен. Очень может быть.

— Но я могу остаться, да?

— Мне надо переправить тебя домой.

— Нет. Пожалуйста, Ники. Кто тогда удержит тебя от убийства?

— Послушай, малышка, не говори об убийстве и помни, что я никогда не говорил об убийстве. Никаких убийств не будет.

— Правда?

— Правда.

— Я так рада.

— Чему тут радоваться? Никто никогда об этом не говорил.

— Хорошо. Я никогда об этом не думала и никогда не говорила.

— Я тоже.

— Естественно, и ты тоже.

— Я никогда об этом даже не думал.

«Да, — сказал Ник себе, — ты никогда об этом не думал. Только день и ночь напролет. Но ты не должен думать об этом, когда она рядом, потому что она это почувствует: она твоя сестра, и вы любите друг друга».

— Есть хочешь, малышка?

— Не так чтобы очень.

— Съешь немного шоколада, а я принесу свежей воды из родника.

Они смотрели на большие белые облака, которые надвигались на них с синих холмов за болотом. Небо над головой оставалось чистым и синим, и белые облака плыли высоко-высоко, а их тень бежала сначала по болоту, потом по склону. Подул ветер, холодный, потому что они лежали в тени. И вода из родника в жестяном ведерке тоже была холодной, а шоколад — не таким уж горьким, но очень твердым и крошился на зубах, когда они жевали его.

— Вода такая вкусная, — сказала его сестра. — А после шоколада кажется еще вкуснее.

— Мы можем приготовить еду, если ты голодна.

— Если ты не голоден, я тоже могу не есть.

— Я почти что голоден. Показал себя дураком, не пойдя за ягодами.

— Нет. Ты вернулся, чтобы выяснить, все ли в порядке.