Круглянский мост

— Ну а тебе не надо. Мал еще, — сказал он Степке как будто шутя, но и в самом деле отставил бутылку в сторону.

Степка перестал жевать.

— Кто малый, а кто старый. Дай-ка сюда!

— Сопьешься еще. Пьяницей станешь.

— Не твое дело. Дай бутылку!

— Это пусть командиру, — вдруг осклабился Данила. — Командир, он голова. Смотри, как все устроил!

— Ладно, дай и ему! — с полным ртом великодушно позволил Бритвин.

Данила еще раз прикинул, сколько в бутылке — там было не больше чем с полстакана, — и отдал. Степка хотя и не испытывал к водке большой охоты, теперь, наверно со зла, вытянул все до капли.

— Гляди ты! — удивился Данила. — А-я-я, вот молодежь пошла.

Энергично работая челюстями, Бритвин с каким-то затаенным смыслом косил на него глазами, а Степка, полуотвернувшись, сосредоточенно ел. Мяса ему досталось немного, он скоро проглотил его, оставался кусок хлеба и маленькое, словно голубиное, слегка надтреснутое на боку пасхальное яичко, которое он приберегал на потом. Ему было наплевать, что о нем думали эти двое, он не уважал их и не чувствовал никакой благодарности за выпивку. Он едва сдерживал растущее в себе негодование, все определеннее сознавая, что в этой довольно удачной истории с мостом они все-таки сподличали. То, что всю дорогу и теперь Бритвин упрямо обходил в разговоре Маслакова и Митю, только укрепляло его подозрение, и это не могло не отозваться в нем прежней неприязнью к ротному.

— Ни уважения тебе, ни уступки! Вот молодежь! — ворчал между тем Данила. — Раньше было не так.

— Что бы вы делали без этой молодежи? — резко сказал Степка, почувствовав, как с катастрофической неизбежностью в нем нарастает гнев. — Блох по хатам плодили?

Обычно сдержанный, флегматичный Данила в этот раз из-под нависших бровей недобро нацелил в него узенькие щелочки глаз.

— А ты нам не указ! Не командир, значит, чтоб указывать!

— Очень ты командиров любишь! Все чтоб командовали! Небось без команды и в лес не пошел! Ждал, пока с печи стащат!

— Мое дело! Не тебе упрекать старших. Сопляк еще!

— Будет, не заедайтесь! — прикрикнул Бритвин. — Толкач хоть и злой, но смелый. Молодец!

Степка внимательно посмотрел на Бритвина, но тот невозмутимо выдержал его взгляд. Степка улыбнулся одними губами — нет, на такую дешевую приманку его не возьмут.

— Хвалите? Как и его хвалили?

— Это кого?

— Митю, кого!

Бритвин неопределенно хмыкнул.

— Ну, знаешь! Надо было, так и хвалил.

— А теперь не надо? Теперь меня надо? — отрывисто спрашивал Степка и перестал жевать. Кусок хлеба во рту жестко выпирал за его щекой.

Бритвин нахмурился.

— А ты что, недоволен?

— Доволен!

— Слава богу! А то я подумал: в обиде. Оттого, что, как вчера Маслаков, на мост не погнал.

«Ах вот что!» — мелькнуло в голове у Степки. Может, Бритвин еще начнет упрекать его за неблагодарность? Действительно, на мост не погнал, дело сделали, и все наилучшим образом. Даже взрывчатку сэкономили — на стороне достали. И все-таки до Маслакова ему далеко.

— Маслаков не гнал! — срываясь, выкрикнул Степка. — Маслаков вел. Это ты гнал!

— Кого это я гнал?

— А Митю! Вспомни!

Распоясанный босой Бритвин вдруг вскочил на ноги, придерживая руками сползавшие темно-синие бриджи.

— Ах ты сопляк! Оговорить хочешь! У меня вон свидетель! А ну, пусть скажет: гнал я или он сам?

— Сам, сам! — охотно подтвердил Данила. — Просил Христом-богом. Чтоб, значит, за батьку оправдаться.

— Понял? Полицая сынок к тому же! Учти!

Степка молчал, несколько растерявшись от столь неожиданного поворота ссоры. Да, тут они правы. Просился, это верно. И что сын полицейского — тоже правда. Но что же тогда получается?

— Выходит тогда, что сын полицая мост взорвал? А не мы? Так?

— Нет, не так! — твердо сказал, как обрубил, Бритвин. — Мы взорвали. Мы организовали и руководили. Я руководил. Или ты не согласен с этим?

Он не знал почему, но с этим он действительно был не согласен, хотя и ругаться больше не стал. Что-то в его захмелевшей голове перепуталось — не разобраться. Только какой-то самой упрямой и самой ясной частицей души он чувствовал, что все-таки Бритвин не прав, и он никак не мог примириться с ним.

Данила желтыми редкими зубами драл кусок мяса и с полным ртом говорил:

— Это самое… Если бы не они, — кивком бороды он показал на Бритвина,

— если бы не они, все пропало.

Степка поднял голову и, почувствовав что-то загадочно-важное в этих словах, поглядел на Данилу.

— Ага. Когда конь подбрыкнул на мост, они бабахнули — и готово. Аккурат посреди моста.

— Кого? Коня?

— Ну. Того Рослика. Вот снайпер, ай-яй! — низким голосом невозмутимо гудел Данила.

В шумной и шаткой голове Степки блеснула запоздалая догадка. Ослепленный ею, он минуту не мог произнести ни слова и только переводил ошеломленный взгляд с Бритвина на Данилу и обратно. Но мало-помалу все становилось на свои места, и он совершенно определенно понял, почему не побежал с моста Митя, — подросток бросился спасать Рослика. А ему, дураку, показалось тогда, что в коня стрелял полицай.

— Сволочь! — уже не сдерживаясь, выкрикнул Степка. — Ты — сволочь! Понял?

Почти не владея собой, Степка вскочил на ноги, его сжатые в кулаки руки дрожали, он задыхался от возмущения. Бритвин минуту сидел, обхватив колени, будто сбитый с толку его словами.

— Ах вот как! — наконец произнес он и тотчас вскочил на шинели. — Сдать автомат!

На этот раз опешил Степка.

— Автомат? А ты мне его давал?

Бритвин угрожающе шагнул к Степке, но тот, опередив его, с неторопливой уверенностью нагнулся и, подняв свой новенький ППШ, закинул его за плечо.

— Сдать автомат! — гневно потребовал Бритвин.

— А хрена вот!

— Ты что, сопляк! Выпил, так бунтовать?! Против командиров идти?!

— Ты не командир! Ты жулик!

— Ах так!

Из-под штабеля с испугом на лице торопливо и неловко поднимался Данила. Бритвин, выждав секунду, молча повернулся и решительно схватил прислоненную к бревну свою трехлинейку. С ней он уверенно шагнул к Степке.

— Не подходи! — крикнул Степка и вдоль штабеля отступил на один шаг.

Но Бритвин и еще шагнул, перехватив винтовку прикладом вперед, — озлобленный, ловкий и решительный.

— Не подходи, говорю! — с дрожью в голосе предупредил Степка и рванул с плеча автомат. От бешенства и волнения он трудно, устало дышал, заходясь в обиде оттого, что их двое против него одного.

Бритвин остановился, сомкнул насупленные брови, с недобрым блеском в суженных глазах, но вдруг прыгнул вперед и оказался напротив. Степка дернул рукоятку — затвор легко щелкнул в тишине, став на боевой взвод. Обдирая о бревна спину, Степка тесно прижался к штабелю.

В озверевших глазах Бритвина скользнула нерешительность, но тут же они вспыхнули новым гневом, он сделал резкий выпад вперед и взмахнул винтовкой. Степка пригнулся, но неудачно — боль электрическим ударом пронизала его от шеи до пят. Парень едва не уронил автомат и сжал зубы. Нестерпимая обида захлестнула его, не своим голосом он крикнул: «Сволочь!»

— и, задохнувшись, ткнул от себя автоматом. Коротенькая, в три пули очередь упруго треснула в лесной тишине.

Выронив винтовку, Бритвин согнулся, обеими руками схватился за живот и, шатко переступая, начал клониться к земле.

В гневе и горячке парень едва понял, что случилось, как на штабеле сзади что-то хакнуло, и широкие чужие руки сомкнулись на его груди. Степка рванулся, стараясь освободиться от насевшей на него тяжести, но силы были неравны. Он понял это и, дергаясь и слабея, все ниже оседал на коленях, пока не воткнулся лицом в мшистую мякоть земли.

— Сопляк! Стрелять? Ах ты!..

— Вяжи его! Руки вяжи! — надрывался где-то плаксивый голос.

Данила уже без надобности крутанул его на земле, выше заломил руки, коленом мстительно пнул в ребра ниже лопатки — в глазах у Степки блеснул и расплылся желто-огненный круг. Но он смолчал, не запросился, изо всех сил сдерживая боль и задыхаясь от удушливо-кислой, разрывавшей его грудь вони…