Каждый умирает в одиночку

На первый взгляд может показаться непонятным: как сумел писатель, который шел на такие компромиссы, создать вскоре после разгрома фашистской Германии роман «Каждый умирает в одиночку», роман, обличающий гитлеровский режим?

Знание быта немецких народных низов, городской бедноты, умение улавливать чувства и настроения «маленьких людей» — вот что всегда составляло главную силу Фаллада как писателя. В литературной судьбе его соответственно отразились колебания той социальной среды, выразителем и бытописателем которой он был. Как известно, гитлеровцам удалось развратить и повести за собой значительную часть немецкого населения, в частности — городское мещанство, отсталые слои трудящихся. Однако в годы войны фашистской Германии против Советского Союза начали нарастать настроения недовольства в немецком народе — в том числе и в этих слоях.

Товарищ Сталин писал в 1942 году: «Война принесла германскому народу большие разочарования, миллионы человеческих жертв, голод, обнищание. Войне не видно конца, а людские резервы на исходе, нефть на исходе, сырье на исходе. В германском народе все более нарастает сознание неизбежности поражения Германии. Дли германского народа все яснее становится, что единственным выходом из создавшегося положения является освобождение Германии от авантюристической клики Гитлера — Геринга» [1]

Очень интересные признания содержатся в повести Фаллада «Кошмар», вышедшей в 1947 году. В ней писатель отчасти воспроизвел свои переживания, описал душевный кризис, испытанный им по окончании войны.

В книге много отталкивающих страниц. Когда Фаллада углубляется в дебри больной человеческой психики или со знанием дела передает ощущения морфиниста, читателю с неиспорченным вкусом становится душно и противно.

Однако не эти патологические экскурсы представляют интерес, а тот эпизод, где раскрываются переживания немецкого интеллигента при первой встрече с советскими воинами, избавившими Германию и все человечество от фашистской чумы.

Герой книги, писатель Долль, живет в захолустном городке. Он рад приходу Советской Армии; он с волнением ждет момента, когда впервые увидит русских солдат и сможет их приветствовать. Но, когда эта встреча действительно происходит, Долль чувствует себя морально сраженным. Он ощущает недоверие в обращенном на него, взгляде советских бойцов, — и он не может не понимать, насколько законно это недоверие. Ведь он, как и всякий другой немецкий обыватель, несет ответственность за преступления гитлеризма!

Фаллада передает размышления своего героя:

«Долль вновь и вновь вспоминал, как он стоял, ухмыляясь, перед этими тремя со словом „товарищ“ на устах, с рукой, протянутой для приветствия — какая фальшь была во всем этом, и как ему было стыдно!.. Право же, сколько он ни перестрадал за эти двенадцать лет — он все-таки ничему не научился!..

Правы были русские, когда посмотрели на него, как на маленькое, злое, презренное животное. Как неуклюже подлаживался к ним этот тип, который воображал, будто можно, любезно ухмыляясь, произнося наспех заученное русское слово, загладить все то, что за последние двенадцать лет всему миру пришлось вытерпеть от немцев!»

Долль охвачен жгучим чувством национальной вины. Но он в то же время не чувствует в себе силы что-либо сделать, чтобы помочь своему народу искупить эту вину. Он впадает в затяжную, казалось бы, неизлечимую депрессию.

Важный поворотный момент в повествовании — встреча Долля с крупным антифашистским писателем Гранцовом, который, только что вернувшись из эмиграции, стремится объединить прогрессивные силы немецкой интеллигенции.

Руководство и поддержка со стороны Гранцова помогают Доллю выйти из состояния апатии. Он готовится вернуться к творческой работе — разумеется, на новых идейных основах. Так кончается эта повесть, во многом автобиографическая.

Фаллада умер в 1947 году. Небезынтересным фактом его жизни последних лет является то, что он некоторое время работал бургомистром в одном из городов советской зоны оккупации. Незадолго до смерти ему удалось закончить большое художественное произведение, в котором он попытался поставить свой талант на службу делу демократического обновления Германии.

В 1942 г. берлинский «Народный трибунал» приговорил к смертной казни пожилого рабочего Отто Квангеля и его жену Анну. Оба они, не будучи связаны с какой-либо нелегальной организацией, по собственной инициативе, на свой страх и риск в течение двух лет писали и распространяли открытки, в которых призывали немцев к сопротивлению гитлеровским властям.

Ганс Фаллада нашел материалы этого процесса в архивах гестапо и воспользовался ими как сюжетным стержнем для своего романа «Каждый умирает в одиночку». В основе этого романа — тема антифашистской борьбы. Писатель сочетал в нем документальные данные с художественным вымыслом, опираясь на свое знание быта, на свои личные наблюдения и впечатления.

Те романы на тему о жизни гитлеровской Германии, которые были созданы немецкими писателями в эмиграции, чаще всего посвящены первым годам существования фаншистской диктатуры. Писателям, которые надолго оказались оторванными от своей страны, трудно было уловить и запечатлеть те изменения, которые произошли в повседневной жизни Германии за годы фашистского господства.

Разумеется, роман Фаллада в смысле идейной четкости не выдерживает сравнения с книгами немецких писателей-коммунистов. Но это одно из немногих произведений антифашистской литературы, в котором идет речь о Германии не 30-х, а 40-х годов, о Германии военного времени. И при этом в книге Фаллада вымысел художника теснейшим образом переплетается с показаниями очевидца.

Такой роман мог быть написан Гансом Фаллада лишь в результате большой внутренней ломки, серьезных и мучительных раздумий. Он существенно отличается от всего прежнего творчества писателя.

Ганс Фаллада сделал основным содержанием своего романа — борьбу немецких антифашистов против гитле-роискон диктатуры. Вопрос о том или ином осмыслении, той или иной оценке этой борьбы оживленно дебатируется в литература и публицистике послевоенной Германии.

Тот факт, что смертельный удар гитлеризму был нанесен не изнутри, а извне, — тот факт, что немецким антифашистам не удалось даже оказать эффективной помощи Советской Армии, когда она, жертвуя жизнью лучших своих воинов, продвигалась к Берлину, все это явилось наглядным свидетельством слабости немецких демократических сил. Гитлеровским органам власти, как правило, удавалось выслеживать и уничтожать те разрозненные нелегальные организации и группы, которые возникали в Германии в годы фашистского господства. Количество лиц, казненных гестапо за подпольную антифашистскую деятельность, исчисляется сотнями тысяч. Немецкие антифашисты не сумели объединить свои усилия и повести за собой массы трудящихся своей страны; миллионы немцев, развращенных или запуганных гитлеровским террором, не вняли голосу тех, кто звал их к освободительной борьбе. Все это является большой, серьезной виной немецкого народа. Однако в современной Германии (преимущественно в западных ее зонах) находятся литераторы и публицисты, которые, спекулируя на здоровом тяготении немецких демократических кругов к национальной самокритике, намеренно доводят ее до абсурда, пытаясь вовсе отрицать, что немецкие трудящиеся оказывали какое бы то ни было сопротивление фашистской диктатуре. Напротив, они стараются представить дело так, будто бы фашисты опирались на народные массы, пользовались их полной поддержкой, — а оппозиция гитлеризму существовала только в верхних слоях общества. (Именно в таком духе выступали и некоторые свидетели на Нюрнбергском процессе). Излишне подробно доказывать, как фальшива такого рода «концепция», которая направлена на то, чтобы выгородить имущих и титулованных профашистов и воспрепятствовать развязыванию демократических сил в немецком народе.