Замогильные записки Пикквикского клуба

Напримѣръ. Недалеко отъ м-ра Пикквика, прислонившись къ стѣнѣ, стоялъ малый лѣтъ четырнадцати, одаренный отъ природы звучнымъ теноромъ, и подлѣ него былъ клеркъ, обладавшій превосходнымъ басомъ.

Клеркъ выступилъ съ пачкою бумагъ и бросилъ вокругъ себя пытливый взглядъ.

— Сниггль и Блинкъ! — закричалъ теноръ.

— Поркинъ и Снобъ! — проревѣлъ басъ.

— Стомпи и Диконъ! — прокричалъ вновь прибѣжавшій писарь.

Никто не отвѣчалъ; но все суетилось и волновалось. Басъ и теноръ заголосили опять.

Между тѣмъ, письмоводитель въ очкахъ хлопоталъ, повидимому, изо всѣхъ силъ, приводя къ присягѣ писарей. Форма присяги произносилась безъ всякой пунктуаціи и обыкновенно сопровождалась слѣдующими выраженіями:

"Возьмите книгу въ свою правую руку имя ваше и подпись вашей руки, клянитесь, что будете поступать по долгу совѣсти и чести. Богъ съ вами шиллингъ вамъ сдачи — мелкихъ нѣтъ ступайте!"

— Ну, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — я думаю, уже приготовили Наbeas corpus.

— A я такъ думаю, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, — что мы здѣсь путнаго не дождемся до свѣтопреставленія.

Но Самуэль ошибся. Въ эту минуту изъ судейскаго кабинета воротился Перкеръ и взялъ м-ра Пикквика подъ руку. Всѣ обычныя формы были приведены къ концу, Наbeas corpus было написано такимъ образомъ:

"Симъ свидѣтельствуется, что тѣло Самуила Пикквика поручается отнынѣ кустодіи типстафа {Tipstaff — полицейскій чиновникъ, который носитъ обыкновенно, какъ эмблему ареста, небольшую палочку (staff) съ металлическимъ набалдышникомъ. Прим. перев.} для того, чтобы онъ ввѣрилъ оное тѣло храненію флитскаго тюремнаго замка, гдѣ оный Пикквикъ имѣетъ содержаться до тѣхъ поръ, пока не выплатитъ сполна всѣхъ судебныхъ издержекъ и не удовлетворитъ законнымъ образомъ вдову Бардль".

— До этого пройдетъ слишкомъ много времени, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, улыбаясь. — Самуэль, наймите карету. Прощайте, Перкеръ, прощайте, любезный другъ.

— Зачѣмъ прощайте! Я поѣду съ вами и посмотрю, какъ васъ помѣстятъ тамъ, — сказалъ м-ръ Перкеръ.

— Нѣтъ, любезнѣйшій, мнѣ бы хотѣлось ѣхать одному съ Самуэлемъ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ. — Какъ скоро меня тамъ устроятъ, я напишу къ вамъ — дамъ знать обо всемъ, и буду ожидать васъ немедленно. До тѣхъ поръ — прощайте Перкеръ!

Сказавъ это, м-ръ Пикквикъ сопровождаемый типстафомъ, сѣлъ въ карету, и когда Самуэль помѣстился на козлахъ, карета двинулась съ мѣста.

— Удивительный человѣкъ! — сказалъ Перкеръ, пріостанавливаясь, чтобы надѣть перчатки.

— Какой бы чудесный банкротъ вышелъ изъ него, сэръ! — замѣтилъ м-ръ Лоутонъ, стоявшій подлѣ. — Онъ бы, я думаю, замучилъ всѣхъ этихъ комиссіонеровъ и ужъ, конечно, не испугался бы никакихъ угрозъ. Характеръ желѣзный, смѣю сказать,

Но адвокатъ, повидимому, не обратилъ вниманія на замѣчаніе своего письмоводителя и молча пошелъ впередъ, не удостоивъ его отвѣтомъ.

Наемная карета потащилась съ необыкновенной медленностью по направленію къ Флотской улицѣ, гдѣ стояла знаменитая тюрьма.

— Лошади бѣгутъ лучше, замѣтилъ извозчикъ, — когда ѣдетъ кто-нибудь впереди.

И на этомъ основаніи они поплелись за деревенской телѣгой, которую имъ удалось настигнуть кое-какъ. Когда останавливалась телѣга — останавливались и они: телѣга подвигалась впередъ — подвигались и они. М-ръ Пикквикъ сидѣлъ насупротивъ типстафа, который, уложивъ шляпу между своими колѣнами, беззаботно насвистывалъ какую-то пѣсню и выглядывалъ по временамъ изъ окна кареты.

Время производитъ чудеса, и вліяніе его распространяется даже на наемные экипажи, которымъ предстоитъ пробѣжать пространство въ полторы мили. Лошади наконецъ остановились, и м-ръ Пикквикъ выісадился y желѣзныхъ воротъ Флита.

Оглянувшись черезъ плечо на своего арестанта, чтобы удостовѣриться въ его присутствіи, типстафъ пошелъ впередъ и, пройдя широкій дворъ, повернулъ налѣво въ корридоръ, гдѣ, передъ желѣзною дверью, встрѣтилъ ихъ тюремщикъ съ ключами въ рукахъ. Скоро дверь заскрипѣла на своихъ огромныхъ петляхъ, и м-ръ Пикквикъ вступилъ во внутренность тюрьмы.

Здѣсь они остановились. Когда типстафъ передалъ бумаги, м-ру Пикквику сказали, что онъ долженъ посидѣть, пока снимутъ съ него портретъ.

— Снимутъ съ меня портретъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ.

— Образъ вашъ и подобіе, сэръ, — отвѣчалъ дюжій тюремщикъ.

— Мы вѣдь мастера снимать портреты, да было бы вамъ это извѣстно. Не успѣете повернуться, и рисунокъ будетъ готовъ. Сядьте, сэръ, и будьте какъ дома.

Повинуясь приглашенію, м-ръ Пикквикъ сѣлъ, тогда Самуэль, остановившись за стуломъ, шепнулъ ему на ухо, что выраженіе "снимать портретъ" должно здѣсь понимать въ фигуральномъ смыслѣ.

— Это значитъ, сэръ, — сказалъ Самуэль, — что тюремщики станутъ всматриваться въ ваше лицо, чтобы отличать васъ отъ другихъ арестантовъ.

— А! такъ вотъ что! — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Ну, пусть ихъ дѣлаютъ свое дѣло. Я готовъ къ ихъ услугамъ.

— Они задержатъ васъ недолго, сэръ, смѣю сказать. Видите-ли вы эти стѣнные часы?

— Вижу.

— Ихъ колеса тоже, что тюрьма въ тюрьмѣ, на подобіе птичьей клѣтки: не правда ли, сэръ?

Когда Самуэль дѣлалъ это философское замѣчаніе, м-ръ Пикквикъ уже зналъ, что сеансъ его начался. Толстый тюремщикъ, освобожденный теперь отъ своего череднаго караула, спокойно сѣлъ на стулъ и безпечно посматривалъ на м-ра Пикквика, тогда какъ тщедушный и долговязый его товарищъ, которому приходилось стоять на караулѣ, сталь насупротивъ новаго арестанта, закинувъ руки подъ фалды, и устремилъ на него самый пристальный взглядъ. Третій, довольно суровый, джентльменъ, оторванный, очевидно, отъ своего ужина, потому что въ рукахъ его былъ кусокъ бутерброда, остановился передъ самымъ носомъ м-ра Пикквика и принялся изучать его черты съ напряженнымъ вниманіемъ и любопытствомъ. М-ръ Пикквикъ корчился неоднократно подъ этой операціей и вообще сидѣлъ весьма неспокойно на своемъ стулѣ; однакожъ, въ продолженіе всего сеанса, онъ не сдѣлалъ никому никакихъ замѣчаній, и даже Самуэль, сверхъ всякаго ожиданія, велъ себя съ удивительною скромностью. Вѣрный слуга размышлялъ о несчастномъ положеніи своего господина и старался рѣшить въ своемъ умѣ проблему, поступитъ ли онъ юридически, если позволитъ себѣ заушить кого-нибудь изъ этихъ странныхъ артистовъ.

Наконецъ, портретъ былъ снятъ и м-ру Пикквику сказали, что онъ можетъ идти въ тюрьму.

— Гдѣ я буду спать сегодня? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Это еще покамѣстъ неизвѣстно, — отвѣчалъ толстый тюремщикъ. — Познакомьтесь напередъ съ своими товарищами, и завтра, авось, вы устроитесь, какъ слѣдуетъ. Первую ночь, можетъ быть, придется вамъ провести на голыхъ доскахъ; но къ этому можно привыкнуть.

Къ счастію, однакожъ, открылось, что одинъ изъ тюремщиковъ имѣлъ y себя лишнюю постель, и м-ръ Пикквикъ съ удовольствіемъ согласился взять ее на прокатъ.

— Я покажу вамъ и постель, и номеръ, — сказалъ обязательный тюремщикъ. — Постель небольшая но, скажу я вамъ, лихая для спанья. Сюда пожалуйте, сэръ.

Они прошли черезъ длинный корридоръ во внутреннюю дверь. Ключъ повернулся за ними, и м-ръ Пикквикъ, первый разъ въ своей жизни, очутился въ стѣнахъ долговой тюрьмы.